БЕЛОЕ  ДВИЖЕНИЕ

Сборник, 1917 — 2012


СОДЕРЖАНИЕ

* * *


ПРОГРАММНЫЕ ЗАЯВЛЕНИЯ
БЕЛОГО ДВИЖЕНИЯ. 1917 — 1920

Пока есть жизнь, пока есть силы, не всё потеряно. Увидят «светоч», слабо мерцающий, услышат голос, зовущий к борьбе — те, кто пока ещё не проснулись…

Деникин А. И. «Очерки русской смуты»


Воззвание генерала Корнилова

28 августа 1917 г.

(…) Русские люди! Великая Родина наша умирает. Близок час её кончины.

Вынужденный выступить открыто — я, генерал Корнилов, заявляю, что Временное правительство под давлением большинства советов действует в полном согласии с планами германского генерального штаба и одновременно с предстоящей высадкой вражеских сил на рижском побережье, убивает армию и потрясает страну внутри.

Тяжёлое сознание неминуемой гибели страны повелевает мне в эти грозные минуты призвать всех русских людей к спасению умирающей Родины. Все, у кого бьётся в груди русское сердце, все, кто верит в Бога — в храмы, молите Господа Бога об явлении величайшего чуда спасения родимой земли.

Я, генерал Корнилов, — сын казака-крестьянина, заявляю всем и каждому, что мне лично ничего не надо, кроме сохранения Великой России, и клянусь довести народ — путём победы над врагом до Учредительного Собрания, на котором он сам решит свои судьбы и выберет уклад новой государственной жизни.

Передать же Россию в руки её исконного врага — германского племени и сделать русский народ рабами немцев — я не в силах. И предпочитаю умереть на поле чести и брани, чтобы не видеть позора и срама русской земли.

Русский народ, в твоих руках жизнь твоей Родины.



[Деникин А. И. «Очерки русской смуты. Крушение власти и армии. Февраль — сентябрь 1917 г.», стр. 470, Москва, 1991]



* * *


Конституция генерала Корнилова

Ростов на Дону, январь 1918 г.

1.  Восстановление прав гражданства: все граждане равны перед законом без различия пола и национальности, уничтожение классовых привилегий, сохранение неприкосновенности личности и жилища, свобода передвижений, местожительства и проч.

2.  Восстановление в полном объёме свободы слова и печати.

3.  Восстановление свободы промышленности и торговли, отмена национализации частных финансовых предприятий.

4.  Восстановление права собственности.

5.  Восстановление Русской Армии на началах подлинной военной дисциплины. Армия должна формироваться на добровольческих началах (по принципу английской армии), без комитетов, комиссаров и выборных должностей.

6.  Полное исполнение всех принятых Россией союзных обязательств и международных договоров. Война должна быть доведена до конца в тесном единении с нашими союзниками. Мир должен быть заключён всеобщий и почётный на демократических принципах, т.е. с правом на самоопределение порабощённых народов.

7.  В России вводится всеобщее обязательное начальное образование с широкой местной автономией школы.

8.  Сорванное большевиками Учредительное Собрание должно быть созвано вновь. Выборы в Учредительное Собрание должны быть произведены свободно, без всякого давления на народную волю и во всей стране. Личность народных избранников священна и неприкосновенна.

9.  Правительство, созданное по программе ген. Корнилова, ответственно в своих действиях только перед Учредительным Собранием, коему оно и передаст всю полноту государственно-законодательной власти. Учредительное Собрание, как единственный хозяин Земли Русской, должно выработать основные законы русской конституции и окончательно сконструировать государственный строй.

10.  Церковь должна получить полную автономию в делах религии. Государственная опека над делами религии устраняется. Свобода вероисповеданий осуществляется в полной мере.

11.  Сложный аграрный вопрос представляется на разрешение Учредительного Собрания. До разработки последним в окончательной форме земельного вопроса и издания соответствующих законов, всякого рода захватно-анархические действия граждан признаются недопустимыми.

12.  Все граждане равны перед судом. Смертная казнь остаётся в силе, но применяется только в случаях тягчайших государственных преступлений.

13.  За рабочими сохраняются все политико-экономические завоевания революции в области нормировки труда, свободы рабочих союзов, собраний и стачек, за исключением насильственной социализации предприятий и рабочего контроля, ведущего к гибели отечественной промышленности.

14.  Генерал Корнилов признаёт за отдельными народностями, входящими в состав России, право на широкую местную автономию, при условии, однако, сохранения государственного единства. Польша, Украина и Финляндия, образовавшиеся в отдельные национально-государственные единицы, должны быть широко поддержаны Правительством России в их стремлениях к государственному возрождению, дабы этим ещё более спаять вечный и нерушимый союз братских народов.


Генерал Корнилов.



[Лембич М. «Политическая программа генерала Л. Г. Корнилова январских дней 1918 г.», Белый архив. Книги 2-3, стр. 174-186. Париж, 1928]



* * *


Речь Командующего Добровольческой армией генерала Деникина в Ставрополе

26 августа 1918 г.

Когда правительство Керенского, находящееся в рабском положении у Петроградского совдепа, развратило Русскую Армию, она распалась. Декрет большевиков о демобилизации — это лишь форма, армия всё равно разошлась бы.

Некому стало защищать русскую землю.

Тогда по призыву генерала Алексеева в Донскую область стали стекаться офицеры и юнкера, положившие начало Добровольческой Армии.

В этом большая историческая заслуга русского офицерства, которое теперь, как и встарь, как верный часовой, стало на страже русской государственности.

Я не буду останавливаться на дальнейшей истории существования Добровольческой Армии.

На ряду с восторженным подчас отношением к себе она встречает не раз и полное непонимание и хулу.

Причин такого явления немало:

Добровольческая Армия поставила себе задачей воссоздание Единой, Великодержавной России. Отсюда — ропот центробежных сил и местных больных честолюбий.

Добровольческая Армия не может, хотя бы и временно, идти в кабалу к иноземцам и тем больше набрасывать цепи на будущий вольный ход русского государственного корабля. Отсюда ропот и угрозы извне.

Добровольческая Армия, свершая свой крестный путь, желает опираться на все государственно-мыслящие круги населения; она не может стать орудием какой-либо политической партии или общественной организации; тогда она не была бы Русской Государственной Армией. Отсюда — неудовольствие нетерпимых и политическая борьба вокруг имени армии. Но если в рядах армии и живут определённые традиции, она не станет никогда палачом чужой мысли и совести. Она прямо и честно говорит: будьте вы правыми, будьте вы левыми, но любите нашу истерзанную Родину и помогите нам спасти её. Точно так же обрушиваясь всей силой своей против растлителей народной души и расхитителей народного достояния, Добровольческая Армия чужда социальной и классовой борьбы… Когда от России остались лишь лоскутки, не время решать социальные проблемы. И не могут части Русской Державы строить русскую жизнь каждая по своему.

Поэтому-то чины Добровольческой Армии, на которых судьба возложила тяжкое бремя управления, отнюдь не будут ломать основного законодательства. Их роль создать лишь такую обстановку, в которой можно бы сносно, терпимо жить и дышать до тех пор, пока Всероссийские законодательные учреждения, представляющие разум и совесть народа русского, не направят жизнь его по новому руслу — к свету и правде.

Есть ещё одно обстоятельство, смущающее душу русских людей.

Один из известных и крупных русских иерархов, посылая своё благословение, сказал: «молюсь ежечасно и боюсь, чтобы русские рати, затуманенные разными ориентациями, не подняли бы когда-нибудь оружия брат против брата».

Этого не будет.

Настанет некогда день, когда переполнится чаша русского долготерпения, когда от края и до края прогудит вечевой колокол, «звеня, негодуя и на бой созывая»… И тогда все армии: и Добровольческая, и казачьи силы, и южная, и сибирская, и фронт Учредительного собрания, — сомкнут свои ряды.

Большие и малые реки сольются в одном русском море. И бурно–могучее, оно смоет всю ту нечисть, — свою и чужую — что села на израненное, измученное тело нашей Родины.



[«Ставропольские ведомости» № 38, 28 августа 1918 г. ГАРФ, фонд 446, опись 2, дело 2, лист 5]



* * *


Речь Главнокомандующего Вооружёнными Силами Юга России в г. Владикавказе

29 марта 1919 г.

Изо дня в день в кровопролитнейших боях и в трудах государственного строительства Добровольческая Армия и ея командование идут своим крестным путём, не уклоняясь ни вправо, ни влево и ведя борьбу на три фронта.

Первый — большевицкий. Сейчас переживается тяжёлое время, когда огромные силы большевиков сосредоточены против нас, и в жестоких боях льётся кровь добровольцев, казаков и горцев, отбивающих натиск мечущегося из стороны в сторону врага. Но конец один, и он близок. Большевизм несомненно кончается. Он в стратегическом и экономическом окружении. Армии наши со всех сторон окружают большевиков, на территории которых безумие, ужас и разорение.

Второй фронт — общественные течения, которых ничему не научили ни жизнь, ни страхи, ни потрясения. Оттуда вокруг честного имени Добровольческой Армии плетётся паутина лжи. Её упрекают в реакционности. Если то обстоятельство, что мы не следуем утопическим социальным теориям, разложившим армию и развалившим страну, называется реакцией, то мы — реакционеры.

Третий фронт — областной и национальный сепаратизм. Рушится русская государственность и из обломков русской храмины строят маленькие домики, которые снесёт первая же буря.

В частности, на Кавказе, где пёстрый конгломерат народностей враждует между собой, льётся напрасно кровь, драгоценная кровь, так нужная для созидания Русского Государства. Зачем?

Завтра годовщина гибели Генерала Корнилова… Он первый взял в пыльном углу заброшенное туда русское государственное трёхцветное знамя и поднял его над Армией.

С тех пор вместо трёхцветного знамени появилось много маленьких флагов разной формы и цветов.

Но, господа, настанет день, и он близок, когда их спрячут и с чувством неловкости будут вспоминать о них. И придут, и преклонятся перед трёхцветным русским знаменем, ибо в нём — сила и мощь, в нём залог новой, светлой и свободной жизни, к которой приобщатся все маленькие народности, исторически связанные с судьбами России. За Великую Россию, ура!



[ГАРФ, фонд 446, опись 2, дело 2, листы 11-11об.]



* * *


Декларация генерала Деникина по земельному вопросу

На имя Председателя Особого Совещания при Главнокомандующем Вооружёнными силами Юга России получено 24 марта 1919 г. следующее письмо, с изложением взгляда ген. Деникина на разрешение земельного вопроса в России.

Государственная польза России властно требует возрождения и подъёма сельского хозяйства.

Полное разрешение земельного вопроса для всей страны и составление общего для всей необъятной России земельного закона будет принадлежать законодательным учреждениям, через которые русский народ выразит свою волю.

Но жизнь не ждёт. Необходимо избавить страну от голода и принять неотложные меры, которые должны быть осуществлены незамедлительно. Поэтому особому совещанию надлежит теперь же приступить к разработке и составлению положений и правил для местностей, находящихся под Управлением Главнокомандующего Вооружёнными Силами на Юге России.

Считаю необходимым указать те начала, которые должны быть положены в основу этих правил и положений:

1).  Обезпечение интересов трудящегося населения.

2).  Создание и укрепление прочных мелких и средних хозяйств за счёт казённых и частновладельческих земель.

3).  Сохранение за собственниками их прав на земли. При этом в каждой отдельной местности должен быть определён размер земли, которая может быть сохранена в руках прежних владельцев, и установлен порядок перехода остальной частновладельческой земли к малоземельным. Переходы эти могут совершаться путём добровольных соглашений или путём принудительного отчуждения, но обязательно за плату. За новыми владельцами земля, не превышающая установленных размеров, укрепляется на правах незыблемой собственности.

4).  Отчуждению не подлежат земли казачьи, надельные, леса, земли высокопроизводительных сельскохозяйственных предприятий, а также земли, не имеющие сельскохозяйственного назначения, но составляющие необходимую принадлежность горно-заводских и иных промышленных предприятий; в последних двух случаях — в установленных для каждой местности повышенных размерах.

5).  Всемерное содействие земледельцам путём технических улучшений земли (мелиорация), агрономической помощи, кредита, средств производства, снабжений семенами, живым и мёртвым инвентарём и проч.

Не ожидая окончательно разработки земельного положения, надлежит теперь же принять меры к облегчению перехода земель к малоземельным и приподнятию производительности сельскохозяйственного труда. При этом власть должна не допускать мести и классовой вражды, подчиняя частные интересы благу Государства.


Генерал-лейтенант Деникин.



[«Народная мысль», №1, 24 ноября 1919 г., стр. 2]



* * *


Декларация генерала Деникина по рабочему вопросу

На имя Председателя Особого Совещания при Главнокомандующем Вооружёнными силами Юга России получено 24 марта 1919 года следующее письмо с изложением взгляда генерала Деникина на разрешение рабочего вопроса в России.

Русская промышленность разорена совершенно, чем подорвана государственная мощь России, разорены предприятия и лишены работы и хлеба миллионы рабочего люда.

Предлагаю Особому Совещанию приступить немедленно к обсуждению мер для возможного восстановления промышленности и к разработке рабочего законодательства, приняв в основу его следующие положения:

1).  Восстановление законных прав владельцев фабрично-заводских предприятий и, вместе с тем, обезпечение рабочему классу защиты его профессиональных интересов.

2).  Установление государственного контроля за производством в интересах народного хозяйства.

3).  Повышение всеми средствами производительности труда.

4).  Установление 8-часового рабочего дня в фабрично-заводских предприятиях.

5).  Примирение интересов работодателя и рабочего и безпристрастное решение возникающих между ними споров (примирительные камеры, промысловые суды).

6).  Дальнейшее развитие страхования рабочих.

7).  Организованное представительство рабочих в связи с нормальным развитием профессиональных обществ и союзов.

8).  Надёжная охрана здоровья трудящихся, охрана женского и детского труда, устройство санитарного надзора на фабриках и заводах и в мастерских, улучшение жилищных и иных условий жизни рабочего класса.

9).  Всемерное содействие восстановлению предприятий и созданию новых в целях прекращения безработицы, а также принятие других мер для достижения той же цели (посреднические конторы по найму и пр.).

К обсуждению рабочего законопроекта надлежит привлечь представителей как от предпринимателей, так и от рабочих. Не ожидая окончательной разработки и осуществления рабочего законодательства, во всех случаях текущей жизни и административной практики, по мере возможности, применять эти основные положения и, в частности, оказать государственное содействие к обезпечению рабочих и их семейств предметами первой необходимости за счёт части заработка.


Генерал-лейтенант Деникин.



[«Народная мысль», №1, 24 ноября 1919 г., стр. 2]



* * *


Интервью Верховного Правителя России адмирала А. В. Колчака английской газете «Temps» о задачах внутренней и внешней политики

Правительство, во главе которого я нахожусь, с радостью констатирует, что политика союзных держав по отношению к России находится в полном согласии с задачей, которую поставило себе само Российское правительство, желающее раньше всего восстановить русскому народу возможность осуществить своё право свободно разрешить свою судьбу путём Учредительного Собрания. Высоко ценя выраженный Державами интерес по отношению к национальному движению и считая законным желание их убедиться в одушевляющих нас политических убеждениях, я готов ещё раз подтвердить мои предыдущие заявления, которые я всегда считал неизменными:

1).  18-го ноября 1918 года я принял власть и не сохраню её ни на один день дольше, чем того будут требовать интересы страны; первою мыслью моею, в час окончательного поражения большевиков, будет назначить день для выборов в Учредительное Собрание. Особая комиссия работает сейчас для подготовки их на основе всеобщего избирательного права. Считая себя ответственным перед этим Учредительным Собранием, я передам ему всю власть, дабы оно свободно избрало форму государственного правления, в чём я и присягнул перед русским верховным судом, являющимся стрежнем законности. Все усилия мои направлены к тому, чтобы закончить возможно скорее гражданскую войну уничтожением большевизма, чтобы действительно дать русскому народу возможность свободно выразить свою волю. Всякое продление этой борьбы может лишь отсрочить этот день. Однако, правительство не считает себя вправе заменить неотъемлемое право на свободные и законные выборы простым восстановлением собрания 1917 года, избранного под режимом большевистских насилий и большинство членов которого находится ныне в рядах советских деятелей. Лишь законно избранному Учредительному Собранию, к быстрому созданию которого моё правительство приложит все усилия, будут принадлежать права разрешить русские государственные проблемы, как в области внутренней политики, так и в иностранных делах страны.

2).  Мы охотно принимаем предложения отныне же обсуждать, совместно с Державами, все международные вопросы, воодушевляясь идеями свободного и мирного развития народов, ограничения вооружений и принятия мер, имеющих в виду предупредить новые войны, идеями, высшим выразителем которых является Союз народов. Российское правительство считает, однако, необходимым напомнить, что окончательная санкция могущих быть принятыми от имени России решений, будет принадлежать Учредительному Собранию. Россия в настоящее время и в будущем может быть только демократическим государством, в котором все вопросы касающиеся изменения территориальных границ и внешних отношений, должны быть утверждены представительным органом, являющимся естественным выразителем народного суверенитета.

3).  Полагая, между прочим, что в нормальные и справедливые последствия мировой войны входит создание объединённого польского государства, русское правительство считает себя вправе подтвердить независимость Польши, объявленную Временным правительством 1917 года, все обязательства и декреты которого мы приняли на себя. Но окончательная санкция по определению границ между Польшей и Россией должна, согласно вышеуказанным принципам, быть отложена до созвания Учредительного Собрания.

Мы уже отныне согласны признать фактическое правительство Финляндии; однако, окончательное разрешение Финляндского вопроса должно принадлежать Учредительному Собранию.

4).  Мы уже отныне вполне готовы подготовить разрешение вопросов, касающихся судьбы национальных групп Эстляндии, Латвии, Литвы, кавказских и закаспийских стран. У нас имеются все основания верить, что последуют скорые соглашения, принимая во внимание, что правительство уже отныне признаёт автономию различных национальностей. Само собой разумеется, что границы и условия этих автономий будут определены отдельно для каждой из этих национальностей.

И даже в случае, если бы возникли какие-либо затруднения в разрешении этих различных вопросов, правительство готово прибегнуть к содействию Союза народов, дабы прийти к удовлетворительному соглашению.

5).  Вышеозначенные принципы, указывающие на необходимость утверждения соглашений Учредительным Собранием, должны, конечно, быть приложены и к Бессарабскому вопросу.

6).  Российское правительство ещё раз повторяет своё заявление от 27-го ноября 1918 года, согласно которому оно приняло все обязательства по государственным долгам России.

7).  Что касается вопросов внутреннего порядка, которые могут интересовать Державы лишь постольку, поскольку они отражают политические тенденции русского правительства, я считаю нужным повторить, что не может быть возврата к старому режиму, существовавшему в России до февраля месяца 1917 года. Временное решение, принятое моим правительством по агарному вопросу, имеет в виду удовлетворить интересы народных масс и основано на убеждении, что Россия может преуспевать и быть сильной только при условии, что миллионы русских крестьян будут обладать всеми гарантиями для владения землёй. Что касается режима, применяемого к освобождённым областям, то правительство не только не препятствует свободному избранию местных собраний, городских управлений и земств, но видит в их деятельности, так же как и в развитии принципа самоуправления, необходимое условие для возрождения страны, и даёт им уже ныне свою поддержку и помощь всеми находящимися в его распоряжении средствами.

8).  Взяв на себя задачу восстановления порядка и справедливости и гарантии личной безопасности подавленному и истомлённому лишениями и преследованиями населению, правительство объявляет равенство всех перед законом, всех классов и всех граждан, без всяких особых привилегий: все, без различия происхождения и вероисповеданий, будут пользоваться покровительством государства и законов.

Правительство, во главе которого я стою, сосредотачивает все свои силы и имеющиеся у него средства для выполнения принятым им на себя задачи. В этот решительный час я говорю от имени всей национальной России. Я верю, что лишь только уничтожен будет большевизм, найдены будут удовлетворительные разрешения для совокупности всех вопросов, интересующих также все связанные с Россией народности


Верховный Правитель России адмирал Колчак.



[«Вестник Северо-Западной армии», № 17, 12 июля 1919 г.]



* * *


Речь генерала Деникина на открытии Юго-Восточного Поместного Церковного Собора

Ставрополь, 6 мая 1919 г.

В эти страшные дни, одновременно с напором большевизма, разрушающим государственность и культуру, идёт планомерная борьба извне и изнутри против Христовой Церкви.

Храм осквернён. Рушатся устои веры. Расстроена жизнь церковная. Погасли светильники у пастырей, и во тьме бродит русская душа, опустошённая, оплёванная, охваченная смертельной тоской или тупым равнодушием.

Церковь — в плену. Раньше у «приказных», теперь — у большевиков.

И тихий голос её тонет в дикой свистопляске вокруг еле живого тела нашей Родины.

Необходима борьба.

И я от души приветствую поместный Собор Юга России, поднимающий меч духовный против врагов Родины и Церкви.

Работа большая и сложная. Устроение церковного управления и православного прихода… Борьба с безверием, унынием и безпримерным нравственным падением, какого, кажется, ещё не было в истории русского народа… Борьба с растлителями русской души — смелым пламенным словом, мудрым деланием и живым примером… Укрепление любви к Родине и к ея святыням среди тех, кто в кровавых боях творит свой жертвенный подвиг.

Да благословит же Господь ваше начинание и да даст вам силу и разум исполнить свой долг перед Богом и Родиной.



[Протоколы заседаний Юго-Восточного Поместного Церковного Собора. Ставрополь, май, 1919 г., лист 2]



* * *


Обращение генерала Деникина к населению Малороссии

(составлено при участии проф. П. Н. Новгородцева)

Август 1919 г.

Доблестью и кровью армий одна за другой освобождаются русские области от ига безумцев и предателей, давших обманутому народу рабство вместо счастья и свободы.

К древнему Киеву, «матери городов русских», приближаются полки в неудержимом стремлении вернуть русскому народу утраченное им единство, то единство, без которого великий русский народ, обезсиленный и раздробленный, теряя молодые поколения в братоубийственных междуусобиях, не в силах был бы отстоять свою независимость; — то единство, без которого немыслима полная и правильная хозяйственная жизнь, когда север и юг, восток и запад обширной державы в свободном обмене несут друг другу всё, чем богат каждый край, каждая область; — то единство, без которого не создалась бы мощная русская речь, в равной доле сотканная вековыми усилиями Киева, Москвы и Петрограда.

Желая обезсилить русское государство прежде, чем объявить ему войну, немцы задолго до 1914 года стремились разрушить выкованное в тяжёлой борьбе единство русского племени.

С этой целью ими поддерживалось и раздувалось на юге России движение, поставившее себе целью отделение от России ея девяти губерний, под именем «Украинской Державы». Стремление отторгнуть от России малорусскую ветвь русского народа не оставлено и поныне. Былые ставленники немцев — Петлюра и его соратники, положившие начало расчленению России, продолжают и теперь совершать своё злое дело создания самостоятельной «Украинской Державы» и борьбы против возрождения Единой России.

Однако же, от изменнического движения, направленного к разделу Росси, необходимо совершенно отличать деятельность, внушённую любовью к родному краю, к его особенностям, к его местной старине и его местному народному языку.

В виду сего, в основу устроения областей Юга России и будет положено начало самоуправления и децентрализации при непременном уважении к жизненным особенностям местного быта.

Оставляя государственным языком на всём пространстве России язык русский, считаю совершенно недопустимым и запрещаю преследование малорусского народного языка. Каждый может говорить в местных учреждениях, земских, присутственных местах и суде — по-малорусски. Частные школы, содержимые на частные средства, могут вести преподавание на каком угодно языке. В казённых школах, если найдутся желающие учащиеся, могут быть учреждаемы уроки малорусского народного языка в его классических образцах. В первые годы обучения в начальной школе может быть допущено употребление малорусского языка для облегчения учащимся усвоения первых начатков знания. Равным образом не будет никаких ограничений в отношении малорусского языка в печати.



[«Киевлянин», № 1, 21 августа 1919 г.]



* * *


Из речей генерала Деникина в Севастополе и Одессе

27-30 сентября 1919 г.

…Через всю русскую историю красной нитью проходит стремление к объединению и собиранию Земли Русской. Повинуясь этой идее, русский народ штыком и плугом дошёл от Москвы до южных морей и Великого океана. Но только два периода, изменивших этой идее, знает Россия: период удельно-вечевой и наш кошмарный период.

Общей разрухи не избег и Крым, который за последний год надевал разные маски. Но маскарад окончен — маски сняты. Одевшись, наконец, в русский трёхцветный национальный флаг, Крым его больше не снимет.

Поднимаю свой бокал за процветание Крыма и всех его деятелей, которые честно служат русской идее…

…Я так взволнован тем радушным приёмом, которым встретила меня Одесса, что не в силах говорить больших политических речей. Я скажу лишь несколько слов. Я слышал слова представителя Церкви: «благославенно вхождение твоё и исхождение твоё». Как страстно хочется, чтобы это исхождение было благословенно; как хочется, чтобы русский народ когда-нибудь сказал доброе слово о нашей работе, в которую мы вложили всю свою душу, и которой мы отдаём свою жизнь, как хочется, чтобы мы не обманули ожиданий простых, доверчивых людей, которые так искренно выражают нам своё доверие. В этом должны мне помочь вы, представители власти и общества. Вы сможете и должны внести правду, мир и свет во взбаламученное море русской общественности. К этой работе я призываю вас для блага нашей Родины, ей, великой страстотерпице нашей, честь и слава! Я поднимаю бокал за тех, кто в дни Великой России были её друзьями и за тех, кто в дни величайшего падения России остался её верным другом. Великая, Возрождённая Россия не забудет тех, кто честно, безкорыстно помогал ей и кто толкал её в пропасть…

…Сердечно благодарю вас, рабочие Одессы, за ваше приветствие. Было время, когда всеми правдами и неправдами вас разлучали с народом. Было время, когда солдата, которого мы любим и с которым офицерство вместе погибало, с которым мы вместе голодали, этот солдат отвернулся от нас, предал нас. Разлучали нас также с рабочими и крестьянами, но ничего из этого не вышло. Гонимые и мучимые, с котомками за плечами, мы шли в тяжёлый поход, встречая со всех сторон злобу и насмешки, мы шли потому, что верили в разум русского народа и теперь, когда мы трудимся над тем, чтобы создать справедливые законы по рабочему вопросу и наделить крестьян землёй, и теперь злоба и клевета сыплются со всех сторон на Добровольческую Армию. Но наступил перелом. Народ видит, кто ему враг и кто друг его. Этой надеждой живём мы безстрастно в самой тяжёлой обстановке. Веря в то, что народ образумился, мы проливали свою кровь, и только эта твёрдая надежда поддерживала нас и никакие силы не в состоянии противодействовать этому стихийному слиянию Добровольческой Армии с народом и стремлению ея к сердцу России — Москве.

Скоро будет опубликован новый рабочий закон. Закон должен удовлетворить как рабочих, так и работодателей. При разработке закона по рабочему вопросу Особое Совещание пригласило представителей рабочих организаций для совместной работы. К сожалению, представители рабочих отказались от участия в работе совещания, пока не будут осуществлены все политические свободы. Я считаю это излишним. Свобода свободой, но сначала надо обезпечить жизнь и положение рабочих… Рабочие составляют лишь 10% всего населения, между тем свободы необходимы всему населению. Мы сами желаем восстановить свободы и чрезвычайно рады бы сделать это возможно скорее, но сейчас обстановка этого ещё не позволяет. Несмотря, однако, на уход с совещания представителей рабочих, разработка рабочего законодательства продолжается и в непродолжительном времени будет закончена…



[«Екатеринославский вестник», № 112, 28 сентября 1919 г.]



* * *


«Наказ» Особому Совещанию

г. Таганрог, 14 декабря 1919 г.

В связи с приказом моим сего года за № 175 приказываю Особому Совещанию принять в основание своей деятельности следующие положения:

1).  Единая, Великая, Неделимая Россия. Защита веры. Установление порядка. Восстановление производительных сил страны и народного хозяйства. Поднятие производительности труда.

2).  Борьба с большевизмом до конца.

3).  Военная диктатура. Всякое давление политических партий отметать, всякое противодействие власти — и справа и слева — карать.

Вопрос о форме правления — дело будущего. Русский народ создаст верховную власть без давления и без навязывания.

Единение с народом.

Скорейшее соединение с казачеством путём создания Южно-русской власти, отнюдь не растрачивая при этом прав общегосударственной власти.

Привлечение к русской государственности Закавказья.

4).  Внешняя политика — только национальная русская.

Не взирая на возникающие иногда колебания в русском вопросе у союзников — идти с ними. Ибо другая комбинация морально недопустима и реально неосуществима.

Славянское единение.

За помощь — ни пяди русской земли.

5).  Все силы, средства — для армии, борьбы и победы.

Всемерное обезпечение семейств бойцов.

Органам снабжения выйти, наконец, на путь самостоятельной деятельности, использовав всё ещё богатые средства страны и не рассчитывая исключительно на помощь извне.

Усилить собственное производство.

Извлечь из состоятельного населения обмундирование и снабжение войск.

Давать армии достаточное количество денежных знаков, преимущественно перед всеми. Одновременно карать безпощадно за «безплатные реквизиции» и хищение «военной добычи».

6).  Внутренняя политика:

Проявление заботливости о всём населении без различия.

Продолжать разработку аграрного и рабочего закона в духе моей декларации; также и закона о земстве.

Общественным организациям, направленным к развитию народного хозяйства и улучшению экономических условий (кооперативы, профессиональные союзы и проч.) содействовать.

Противогосударственную деятельность некоторых из них пресекать, не останавливаясь перед крайними мерами.

Прессе — сочувствующей помогать, несогласную терпеть, разрушающую — уничтожать.

Никаких классовых привилегий, никакой преимущественной поддержки — административной, финансовой или моральной.

Суровыми мерами за бунт, руководство анархическими течениями, спекуляцию, грабёж, взяточничество, дезертирство и проч. смертные грехи не пугать только, а осуществлять их при посредстве активного вмешательства Управления Юстиции, Главного Военного Прокурора, Управления внутренних дел и Контроля. Смертная казнь — наиболее соответственное наказание.

Ускорить и упростить порядок реабилитации не вполне благополучных по большевизму, петлюровщине и т. д. Если была только ошибка, а к делу годны — снисхождение.

Назначение на службу — исключительно по признакам деловым, отметая изуверов и справа и слева.

Местный служилый элемент, за уклонение от политики центральной власти, за насилия, самоуправство, сведение счётов с населением, равно как и за бездеятельность — не только отрешать, но и карать.

Привлекать местное население к самообороне.

7).  Оздоровить фронт и войсковой тыл — работой особо назначенных генералов с большими полномочиями, составом полевого суда и применением крайних репрессий.

Сильно почистить контрразведку и уголовный сыск, влив в них судебный (беженский) элемент.

8).  Поднятие рубля, транспорта и производства преимущественно для государственной обороны.

Налоговый пресс, главным образом, для состоятельных, а также для не несущих воинской повинности.

Товарообмен — исключительно за боевое снаряжение и предметы необходимые для страны.

9).  Временная милитаризация водного транспорта, с целью полного использования его для войны, не разрушая, однако, торгово-промышленного аппарата.

10).  Облегчить положение служилого элемента и семейств чинов, находящихся на фронте, частичным переводом на натуральное довольствие (усилиями Управления Продовольствия и Ведомства военных Снабжений). Содержание не должно быть меньше прожиточного минимума.

11).  Пропаганде служить исключительно прямому назначению — популяризации идей, проводимых властью, разоблачению сущности большевизма, поднятию народного самосознания и воли для борьбы с анархией.



[Деникин А. И. «Очерки русской смуты», том 5, стр. 280-281. Париж, 1926]



* * *


Декларация Северо-Западного правительства к населению

Призванное к жизни необходимостью решительного и немедленного освобождения русской земли от большевистского ига с северо-запада на началах государственных и демократических, возникшее в полном согласии с полномочными представителями держав, объединённое с остальной Россией в лице Верховного Правителя адмирала Колчака, Правительство северо-западной области России объявляет русским гражданам начала, которые оно полагает в основу своей предстоящей деятельности. Начала сии таковы:

1.  Решительная борьба с большевизмом и со всеми попытками восстановить старый режим.

2.  Все граждане Государства Российского без различия национальности и вероисповедания равны в правах и обязанностях перед законом.

3.  Всем гражданам в освобождённой России обезпечивается неприкосновенность личности и жилища, свобода совести, слова, печати, союзов, собраний и стачек.

4.  Всероссийская власть должна быть создана на основе народовластия.

Для сего немедленно по освобождении Родины от тирании большевиков должно быть приступлено к созыву нового Всероссийского Учредительного Собрания на началах всеобщего, прямого, равного и тайного избирательного права.

5.  Если по условиям обстановки созыв Всероссийского Учредительного Собрания не представляется возможным вскоре по освобождении Петроградской, Псковской и Новгородской губерний, то для устройства местной жизни должно быть созвано в Петрограде областное народное собрание, избранное на демократической основе освобождённым населением.

6.  Территориально отдельные народности, входящие в состав единой новой России, свободно выбирают форму правления для себя — автономную или федеративную.

7.  Административное управление государством устанавливается на основе децентрализации при ближайшей связи с местным самоуправлением.

8.  Земские и Городские самоуправления избираются на общих демократических началах.

9.  Земельный вопрос будет решён согласно с волей народа в Учредительном Собрании. Впредь до решения последнего, земля остаётся за земледельческим населением, и сделки и купли-продажи на внегородские земли воспрещаются, за исключением особо важных случаев и с особого в этих случаях разрешения Правительства.

10.  Рабочий вопрос разрешается на началах восьмичасового рабочего дня, государственного контроля над производством и всемерной охраны труда.

Граждане многострадальной России, Правительство приглашает Вас к сплочению вокруг этих начал в борьбе с большевизмом, к труду и к последним жертвам.



[«Заря России», № 19, 21 (8) августа 1919 г.]



* * *


Декларация Северо-Западного правительства в связи с объявлением независимости Финляндии

Господину Министру Иностранных дел
Финляндской Республики

Господин Министр.

Военный Министр Северо-Западного Правительства, ген. Юденич, обратился через посредство своего представителя в Финляндии, генерала Гулевича, с просьбой о содействии финляндской армии в предпринятом им Северо-Западной русской армией освобождения русского народа от преступных рук большевиков.

Северо-Западное Правительство, обсудив существующее положение вещей, признало совершенно необходимым присоединить свою просьбу к просьбе генерала Юденича по следующим соображениям: в высшей степени важно, чтобы Петроград был освобождён незамедлительно, т. к. в противном случае можно опасаться, что по его освобождении в городе будут найдены лишь трупы людей, умерших от пыток или истощения.

Благодаря нашей полной уверенности в том, что финский народ питает к тирании и насилиям такое же отвращение, как и мы, — мы и обращаемся к Финской Республике.

Русское Правительство объявило уже о том, что считает Финляндию свободным и независимым Государством. Оно счастливо также констатировать, что велико число русских, присоединившихся к декларации Правительства о независимости; такое отношение будет всеобщим после высоко гуманного поступка Финляндии, спасающей, благодаря своему вмешательству, тысячи человеческих жизней.

Правительство готово помочь Финляндии перенести без особых затруднений материальное усилие, вызванное подобной интервенцией; кроме того, Правительство готово предоставить братской стране все преимущества, которые она имеет право требовать, благодаря услуге, оказанной несчастному населению столицы и всей стране.

В полной уверенности, что согласие интересов, объединяющее обе соседние страны, не сможет не привести к решению протянуть русскому народу твёрдую и дружественную руку, — прошу Вас, Господин Министр, принять уверение в совершенном почтении и преданности.


Министр Иностранных Дел,
Председатель Совета Министров Северо-Западной Области России

С. Лианозов.



[Горн В. «Гражданская война на Северо-Западе России», стр. 310-311. Берлин, 1923]



* * *


Речь генерала Деникина перед делегатами Верховного Круга Дона, Кубани и Терека

Екатеринодар, 16 января 1920 г.

1).  В дни наших неудач все ищут причин, поколебавших фронт. Правые видят их в недостаточно твёрдом проведении своей программы; левые — в реакционности правительства; одни — в самостийных устремлениях; другие — в нетерпимости к новым «государственным образованиям»; третьи — в главном командовании. И все — в грабежах и безчинствах войск — даже те, кто толкал их на это, заменяя недостаток патриотизма — жаждой наживы.

2).  Теперь, когда всё горит в огне политических страстей, трудно найти истину. Я отметаю, поэтому, всякие личности, всякие ошибки, всякую социальную и политическую нетерпимость… Умудрённые печальным опытом прошлого мы должны напрячь все силы, чтобы искупить свои большие и малые, вольные и невольные вины перед Родиной, в безысходных страданиях ждущей избавления.

3).  Что же случилось на фронте?

Если в Харьково-Воронежском районе мы имели против себя огромные силы большевиков, стянутые со всех сторон, под напором которых сдвинулся наш фронт, то уже под Ростовом и Новочеркасском, к стыду нашему, мы сами имели превосходство над противником и в технике, и в силе. Но дух был подорван: и отступлением, и наживой, и безудержной пропагандой, подрывавшей авторитет командования и затемнявшей цели борьбы. И вот, в начале декабря южнее Купянска рассыпалась сильная конная группа, которая должна была решить участь всей операции… Когда шли горячие бои под Ростовом, я видел у Батайска безконечные вереницы весёлых, здоровых всадников на хороших лошадях с огромными обозами… И ещё больше болело сердце за тысячи погибших Добровольцев, которые, имея возможность безболезненно уйти в Крым, жесточайшими боями пробивались к Дону, чтобы с Донцами грудью прикрыть Кубань и Кавказ. Болело сердце за тысячи казачьих жизней, павших безрадостно, не дождавшись победы.

4).  Но это прошлое.

Фронт поправился и стал прочно. На Донском фронте даже численный перевес противника не велик… Конница казачья и Добровольческая разбила недавно Будённого и потрепала Думенку. Вчера Донцы вновь разбили Думенку, который бросил большую часть своей артиллерии. Добровольцы в двухдневном бою отбили многократные атаки и отбросили большие силы противника. Терцы отбросили большевиков далеко за Кизляр. Крым и Новороссия прикрыты. Возможны, конечно, ещё неудачи; но даже дальнейший отход не страшен при данной силе и настроении главного нашего фронта и при непременном условии немедленного выхода на фронт кубанских частей для наступления и прикрытия некоторых направлений, совершенно обнажённых и угрожаемых.

В самом деле, не кажется ли вам странным, что в час самой грозной опасности из всего кубанского казачьего войска на боевом фронте дерётся всего лишь 8 тысяч бойцов?

К сожалению, преступная пропаганда продолжает своё злое дело, и нежелание некоторых полков идти на фронт, большая утечка из других частей, медленное формирование — это лишь отзвуки нездоровой жизни Екатеринодара.

Если так пойдёт дальше, то на успех рассчитывать трудно.

5).  Какую же силу представляет из себя ныне большевизм? Я не стану излагать своего мнения и ограничусь оценкой, данной Троцким на заседании революционного военного совета Южного фронта.

«Отсутствие продовольствия, расстройство транспорта, голод, холод, глухое и открытое недовольство нами масс — всё это грозит последствиями, которые до конца напряжённая власть не в состоянии будет ликвидировать. Наш противник также совершенно выдохся и весь вопрос в том, кто из нас в состоянии будет выдержать эту зиму. Мы не в состоянии воевать, они тоже; поэтому, во что бы то ни стало надо наступать.»

Неужели вы не понимаете, что невзирая на все видимые блестящие успехи большевиков — это крик отчаяния зарвавшегося игрока, и от нас требуется лишь последнее сильное напряжение, чтобы покончить с ним?

И если мы не напряжём всех сил своих, чтобы свергнуть большевиков, то окажемся такою слякотью, которая недостойна тех вольностей, о которых так много, горячо и красиво говорят во всех представительных учреждениях. Ибо рабам подобает ярмо, а не свобода.

6).  Что же делает тыл для воодушевления борцов?

Екатеринодар устранил Россию, создал казачье государство, формирует самостоятельную армию и готовится принять всю полноту власти военной и гражданской на юго-востоке. Одно только не приняли во внимание, что Добровольческая Армия и главнокомандующий служат России, а не Верховному Кругу.

Тем не менее екатеринодарские речи сделали своё дело. На фронте явилась неуверенность в возможности продолжать при таких условиях борьбу. Весь командный состав, работая тяжко над фронтом внешним, принуждён оглядываться на внутренний. Мысли казачества отвлекаются от борьбы. Сначала шёпотом, потом всё громче бросаются в армию новые лозунги, разрушающие всю идею борьбы, за которую тысячи людей безтрепетно сложили свои головы. Наконец, неумелыми руками разрушают военную организацию, ставя стратегию в полную невозможность исполнения своих планов. К таким больным вопросам относится и требование самостоятельных армий.

7).  Вся наша борьба шла под флагом Единства России и Единства Армии. Корнилов, Алексеев, Каледин, Марков и прочие великие и малые русские люди умирали за эту идею. Только эта идея могла спаять небольшой отряд Первого Кубанского похода. Только она могла создать армию, двинуть с большим трудом кубанцев на север, соединить бурлящие народы Северного Кавказа.

И только забвение этой идеи могло привести здесь к такому факту, как исключение самого имени России из официального акта. (эпизод при обсуждении текста присяги членами Верховного Круга — прим. Авт.).

Единство России… Только этим единством — колеблемым, оспариваемым, быть может призрачным — мне удалось заставить уважать достоинство русского имени, получить огромную помощь и оградить от посягательств извне. Оградить от той судьбы, которая уготована всем мелким, враждующим, спорящим и поглощаемым иноземцами окраинам.

Эту политику считают нетерпимостью. Но разве может жить великая наша страна без Балтийского и Чёрного морей? Разве может она допустить переход во враждебный стан своих окраин, за которые пролито столько русской крови и особенно казачьей, вложено столько русского труда и народного достояния?

8).  На просьбу союзников определить отношение к окраинам я дал ответ, дальше которого идти невозможно.

В виду того, что позиция, занятая конференцией по отношению к Азербайджану и Грузии, дала последним повод думать, что речь идёт о признании независимости этих новообразований, я заявил протест. Но сегодня получил официальное разъяснение, что державы признали самостоятельность фактических правительств, а не самих окраин (29 января представитель мой в Тифлисе заявил о признании главным командованием фактического существования правительств Грузии и Азербайджана — прим. Авт.).

Это не нетерпимость, а соблюдение высших интересов русской державы, и этим не исключается вовсе возможность установления добрососедских отношений на тех именно основаниях, которые приведены в моём заявлении…

9).  И если Верховный Круг всё же найдёт возможным принять рискованное решение — откажется от организации общерусской власти, создаст казачье государство, отдельную армию и поставить ей задачу только самозащиты, то ни мне, ни Добровольческой Армии здесь не место. Надо искать других путей для освобождения России.

Я постараюсь нарисовать вам картину ближайшего будущего, основанную на ярких, образных докладах всех казачьих и добровольческих старших военачальников.

Я с Добровольческой Армией уйду. Русские офицеры и Добровольцы, заполняющие почти все технические части казачьих войск, уйдут с нами. Уйдёт и значительное число казачьих начальников и того казачества, которое не в силах пойти под большевиков или не ждёт от них пощады. Помните, что нет той силы, которая могла бы воспрепятствовать движению этой армии людей, связанных единой целью, общей опасностью, озлобленных крушением своих надежд…

В тот же день рухнет весь фронт. Большевики зальют Задонье и Кубань и выместят на них свои злоключения. Не забудут ни чрезвычайных судов, ни порки, ни выселения… Пощады не будет. Для Европы они ведь недавно торжественно отменили смертную казнь, а сами заливают кровью Ростов, Новочеркасск и Донские станицы. А через два-три месяца казаки, ограбленные до чиста, униженные, не досчитывая многих умученных, восстанут вновь и начнут борьбу, поминая проклятием тех, кто их сбил с толку.

Не скрою от вас и того, что если мне придётся уходить, я сделаю это с глубокой скорбью в душе, со жгучей болью за разрушенные надежды и за тяжкую долю того честного казачества, с которым так долго делил и радость и горе.

10).  Зачем же нужно разрушать жизнь, какие непримиримые противоречия возникли между казачеством и главным командованием, почему рождавшееся в таких долгих муках положение конференции об общегосударственной власти оказалось неприемлемым, зачем нужно расчленять юг России на призрачные «государства», лишённые силы и голоса в международной политике?

Я веду борьбу за Россию, а не за власть. Но, к моему сожалению, борьба за Россию немыслима без полноты власти главнокомандующего. Эта власть, конечно, не может быть ни капризом, ни произволом.

В основе ея я мыслю следующие положения:

1.  Единая, Великая, Неделимая Россия.

2.  Донская и Кубанская армии составляют нераздельную часть единой Русской армии, управляемой одними законами и единой властью.

3.  Борьба с большевиками до конца.

4.  Автономия окраин и широкая автономия казачьих войск, историческими заслугами оправдываемая. Широкое самоуправление губерний и областей.

5.  Правительство, ведающее общегосударственными делами, из лиц честных, деловых и не принадлежащих к крайним воззрениям. Полное обезпечение в нём интересов казачьих войск вхождением казачьих представителей.

6.  Представительное учреждение законосовещательного характера.

7.  Земля — крестьянам и трудовому казачеству.

8.  Широкое обезпечение профессиональных интересов рабочих.

9.  Всероссийское Учредительное Собрание, устанавливающее форму правления в стране.

Наконец, тем, кто хочет непременно читать в душах, я могу облегчить труд и совершенно искренно высказать свой взгляд на самое больное место нашего политического символа веры.

Счастье Родины я ставлю на первом плане. Я работаю над освобождением России. Форма правления для меня вопрос второстепенный. И если когда-либо будет борьба за форму правления — я в ней участвовать не буду. Но, нисколько не насилуя совесть, я считаю одинаково возможным честно служить России при монархии и при республике, лишь бы знать уверенно, что народ русский желает той или другой власти. И поверьте, все ваши предрешения праздны. Народ сам скажет, чего он хочет. И скажет с такою силою и с таким единодушием, что всем нам — большим и малым законодателям придётся только преклониться перед его державной волей.

Вот те мысли, которые я с полной откровенностью счёл необходимым изложить вам. Если возможно идти дальше рука об руку с казачеством, пойду с радостью и с глубокой верой в конечный успех. Если же нельзя, разойдёмся, и пусть Бог и Россия рассудят нас.



[Деникин А. И. «Очерки русской смуты», том 5, стр. 299-302. Париж, 1926]



* * *


Выступление генерала Врангеля перед представителями крымской печати

Севастополь, 10 апреля 1920 г.

…После тяжёлых шестидневных боёв мы овладели плацдармами Крыма и прочно их за собой обезпечили.

Армия, после пережитых испытаний, спешно приводится в порядок, переформировывается. В самом ближайшем будущем я проведу целый ряд мер организационного характера, которые должны устранить часть недочётов, значительно затруднявших управление армией. Проведены уже отчасти в жизнь целый ряд мер для повышения нравственного уровня в войсках. В частях введены суды чести для офицеров, коим предоставлены широкие права до разжалования штаб-офицеров включительно.

Наравне с заботами об армии, будет проведён целый ряд мер к разрешению наиболее назревших вопросов государственной жизни.

Трёхлетняя анархия, неоднократная смена власти, из которых каждая провозглашала программы, имеющие целью увлечь за собой симпатии населения заманчивыми обещаниями, исполнить каковые физически не могла никакая власть, — настолько усложнили целый ряд отраслей промышленно-экономической жизни, что разрешить это сразу нет никакой возможности.

Примером может служить хотя бы земельный вопрос.

Я стремлюсь к тому, чтобы разрешить наиболее назревшие вопросы, не превышая пределов фактической возможности.

Создание для населения Юга России, занятого моими войсками, такого правопорядка, при котором население могло бы быть удовлетворено в своих чаяниях возможно шире — вот основные задачи власти.

Мною намечен целый ряд мер, чтобы наибольшее количество земли могло бы быть использовано на правах частной собственности теми, кто в эту землю вложил свой труд. Мелкому крестьянину-собственнику принадлежит сельскохозяйственная будущность России, крупное землевладение отжило свой век.

Улучшение материального благосостояния рабочих и удовлетворение их профессиональных нужд является одной из моих главнейших забот.

Теперь о причинах наших бывших неудач.

Причины эти чрезвычайно разнообразны. Резюмируя их, можно сказать, что стратегия была принесена в жертву политике, а политика никуда не годилась.

Вместо того, чтобы объединить все силы, поставившие себе целью борьбу с большевизмом и коммуной и проводить одну политику, «русскую» вне всяких партий, проводилась политика «добровольческая», какая то частная политика, руководители которой видели во всём том, что не носило на себе печать «добровольцев» — врагов России.

Дрались и с большевиками, дрались и с украинцами и с Грузией и Азербайджаном, и лишь немногого не хватало, чтобы начать драться с казаками, которые составляли половину нашей армии и кровью своей на полях сражений спаяли связь с регулярными частями. В итоге, провозгласив единую, великую и неделимую Россию, пришли к тому, что разъединили все антибольшевицкие русские силы и разделяли всю Россию на целый ряд враждующих между собой образований.

Я вижу к воссозданию России совершенно иной путь. Несколько дней тому назад мною заключено соглашение с представителями всех казачьих войск, коим между мною и казаками установлены определённые взаимоотношения. Казачьи области остаются в своём внутреннем самоуправлении самостоятельными, их же вооружённые силы полностью подчиняются мне.

В областях не казачьих, я объединил всю полноту гражданской и военной власти без всяких ограничений, причём при разрешении вопросов внутренней жизни, я намерен широко обращаться к помощи общественных сил.

Мы в осаждённой крепости и лишь единая твёрдая власть может спасти положение. Надо побить врага прежде всего, сейчас не место партийной борьбе.

Когда опасный для всех призрак большевизма исчезнет, тогда народная мудрость найдёт ту политическую равнодействующую, которая удовлетворит все круги населения. Пока же борьба не кончена, все партии должны объединиться в одну, делая внепартийную деловую работу. Значительно упрощённый аппарат управления мною строится не из людей какой-либо партии, а из людей дела. Для меня нет ни монархистов, ни республиканцев, а есть лишь люди знания и труда.

На такой же точке зрения я стою в отношении к вопросу, о так называемой «ориентации». С кем хочешь, — но за Россию, — вот мой лозунг.

В частности, касаясь германской ориентации, о которой так много пишут и говорят за последнее время, я не могу придавать ей серьёзного значения. Германия, истощённая войной и занятая внутренними делами, едва ли может оказать реальную помощь другим странам.

Не триумфальным шествием из Крыма к Москве можно освободить Россию, а созданием хотя бы на клочке русской земли такого порядка и таких условий жизни, которые потянули бы к себе все помыслы и силы стонущего под красным игом народа.



[Врангель П. Н. «Записки», книга 2. «Белое дело. Летопись Белой борьбы», стр. 43-44. Берлин, 1928]



* * *


Приказ генерала Врангеля, изданный накануне наступления Русской армии из Крыма

Приказ Правителя и Главнокомандующего
Вооружёнными Силами на Юге России
№ 3226

Севастополь, 20 мая 1920 года

Русская армия идёт освобождать от красной нечисти родную землю.

Я призываю на помощь мне Русский народ.

Мною подписан закон о волостном земстве и восстанавливаются земские учреждения в занимаемых армией областях.

Земля казённая и частновладельческая сельскохозяйственного пользования, распоряжением самих волостных земств, будет передаваться обрабатывающим её хозяевам.

Призываю к защите Родины и мирному труду русских людей и обещаю прощение заблудшим, которые вернутся к нам.

Народу — земля и воля в устроении государства.

Земле — волею народа поставленный Хозяин.

Да благословит нас Бог.


Генерал Врангель



[Врангель П. Н. «Записки», книга 2. «Белое дело. Летопись Белой борьбы», стр. 92. Берлин, 1928]



* * *


Приказ генерала Врангеля о введении волостного земства

Приказ Правителя и Главнокомандующего
Вооружёнными силами на Юге России
№ 94

Севастополь, 15(28) июля 1920 года

(По гражданскому управлению)

Переход земли в собственность обрабатывающих её хозяев и раздробление крупных имений на мелкие участки предрешают изменение прежнего строя земского самоуправления.

К трудной и ответственной работе по восстановлению разрушенной земской жизни необходимо привлечь новый многочисленный класс мелких земельных собственников из числа трудящегося на земле населения.

Кому земля, тому и распоряжение земским делом, на том и ответственность за это дело и за порядок его ведения.

Только на этом начале построенное земское самоуправление я считаю в настоящее время прочной опорой дальнейшего государственного строительства.

В уверенности, что широкие круги хозяйственного крестьянства, самой жизнью призываемые ныне к преобладающему участию в устройстве земского дела на местах, дружно откликнутся на этот призыв, выдвинут из своей среды наиболее способных работников и тем посильно послужат общей нашей задаче спасения Родины, приказываю:

Впредь до установления общегосударственной властью окончательного порядка земского самоуправления, вводить в действие в местностях, занимаемых войсками Главнокомандующего Вооружёнными Силами на Юге России, утверждённое мною 15-го сего июля временное положение о волостных земствах.


Генерал Врангель



[Врангель П. Н. «Записки», книга 2. «Белое дело. Летопись Белой борьбы», стр. 69. Берлин, 1928]



* * *


Программа Правительства. Интервью генерала Врангеля газете «Великая Россия»

Севастополь, 5 июля 1920 г.

…За что мы боремся.

— На этот вопрос, заявил генерал Врангель, может быть только один ответ: мы боремся за свободу… По ту сторону нашего фронта, на севере, царит произвол, угнетение, рабство. Можно держаться самых разнообразных взглядов на желательность того или иного государственного строя, можно быть крайним республиканцем, социалистом, даже марксистом, и всё-таки признавать так называемую советскую республику образцом самого небывалого, зловещего деспотизма, под гнётом которого погибает и Россия и даже новый ея, якобы господствующий, класс пролетариата, придавленный к земле, как и всё остальное население. Теперь это не составляет тайны и в Европе. Над советской Россией приподнята завеса. Гнездо реакции в Москве. Там сидят поработители, трактующие народ как стадо. Только слепота и недобросовестность могут считать нас реакционерами. Мы боремся за раскрепощение народа от ига, какого он не видел в самые мрачные времена своей истории. В Европе долгое время не понимали, но теперь, по-видимому, уже начинают понимать то, что мы ясно осознаём: всё мировое значение нашей домашней распри. Если наши жертвы пропадут даром, то европейскому обществу, европейской демократии придётся самим встать на вооружённую защиту своих культурных и политических завоеваний против окрылённого успехом врага цивилизации.

Хозяин.

— Слову «хозяин» посчастливилось. Оно стало ходячим словом. Россия сейчас не имеет «хозяина». Им я себя никоим образом не считаю, что признаю долгом засвидетельствовать в самой решительной форме. Но я никак не могу признать «хозяином» земли русской неведомо кем уполномоченный московский совнарком — бурьян, выросший из анархии, в которую погружена Россия. «Хозяин» — это сам русский народ. Как он захочет, так и должна устроиться страна. Если он пожелает иметь монарха, Россия будет монархией. Если он признает полезной для себя республику — будет республика.

Но дайте народу возможность выразить свои желания без чрезвычаек и без наведённых на него пулемётов. Большевики разогнали учредительное собрание, рассадили по тюрьмам, убили некоторых его членов. Большевики боятся всякого правильного законного представительства, в котором может вылиться воля народа. А мы стремимся установить минимальный порядок, при котором народ мог бы, если пожелает, свободно собраться и свободно выразить свою волю. Мои личные вкусы не имеют никакого значения. С минуты принятия на себя власти я отрешился в своей официальной деятельности от личных влечений к тому или другому порядку. Я безпрекословно подчиняюсь голосу русской земли.

Еврейский вопрос.

(…)

— В народных массах действительно замечается обострение ненависти к евреям. Чувство это всё сильнее разливается в народе. В последних своих проявлениях народные противоеврейские настроения буйно разрастаются на гнойнике большевизма. Народ не разбирается, кто виноват. Он видит евреев-комиссаров, евреев-коммунистов и не останавливается на том, что это часть еврейского населения, может быть оторвавшаяся от другой части еврейства, не разделяющего коммунистических учений и отвергающего советскую власть. Всякое погромное движение, всякую агитацию в этом направлении я считаю государственным бедствием и буду с ним бороться всеми имеющимися у меня средствами. Всякий погром разлагает армию. Войска, причастные к погромам, выходят из повиновения. Утром они громят евреев, а к вечеру они начнут громить остальное мирное население. Еврейский вопрос, вопрос тысячелетний, больной, трудный, он может быть разрешён временем и мерами общественного оздоровления, но исключительно при наличности крепкой, опирающейся на закон и реальную силу, государственной власти. В стране, где анархия и произвол, где неприкосновенность личности и собственности ставятся ни во что, открыт простор для насильственных выступлений одной части населения против другой, наблюдаемое в последнее время обострение вражды народа к еврейству, быть может, один из показателей того, насколько народ далёк от коммунизма, с которым он склонен ошибочно отождествлять всё еврейство. С оживлением деятельности большевицкой власти в известной местности там растут и противоеврейские течения.

Россия и Европа.

— Я всей душой жажду прекращения гражданской войны. Каждая капля пролитой русской крови отзывается болью в моём сердце. Но борьба неизбежна, пока сознание не прояснилось, пока люди не поймут, что они борются против себя, против своих прав на самоопределение, что они совершают над собой безсмысленный акт политического самоубийства. Пока в России не установится настоящая государственная власть любого настроения, но такая, которая будет основана на освящённых вековыми исканиями человеческой мысли началах законности, обезпеченности личных и имущественных прав, на началах уважения к международным обязательствам, в Европе никогда не наступит ни мира, ни улучшения экономических условий. Невозможно будет заключить ни одного мало-мальски прочного международного соглашения и ни о чём как следует договориться. История когда-нибудь оценит самоотречение и труды горсти русских людей в Крыму, которые в полном одиночестве на последнем клочке русской земли, боролись за устои счастья человеческого, за отдалённые очаги европейской культуры. Дело русской армии в Крыму — великое освободительное движение. Это священная война за свободу и право.



[Врангель П. Н. «Записки», книга 2. «Белое дело. Летопись Белой борьбы», стр. 123-124. Берлин, 1928]



* * *


Приказ генерала Врангеля о печати

Сентябрь, 1920 г.

Русская армия в тяжких боях освобождает родную землю. Ея право требовать единодушной поддержки всех, кому она обезпечивает мирное существование. В этой поддержке должны объединится все силы страны, отбросив несогласия и распри. Пока враг у ворот, я не допущу политической борьбы.

Запрещаю всякие публичные выступления, проповеди, лекции и диспуты, сеющие политическую и национальную рознь. Вменяю в обязанность Начальникам гарнизонов, Комендантам и Гражданским властям следить за выполнением моего приказа. Нарушивших его, не взирая на сан, чин и звание, буду высылать из наших пределов.



[Врангель П. Н. «Записки», книга 2. «Белое дело. Летопись Белой борьбы», стр. 197. Берлин, 1928]



* * *


Итоги работы Правительства Юга России. Приказ генерала Врангеля

Приказ
Правителя юга России и Главнокомандующего Русской Армией
№ 179

Севастополь, 12 (25) октября 1920 г.

Пол года работы лиц и учреждений, призванных мною к задачам гражданского управления, прошли в трудных и суровых условиях. Самыя жизненныя потребности тыла властно урезывались войной. Но данные мною гражданскому управлению указания исполнялись, даже и при этих условиях, успешно и всегда в дружном единении с армией.

Программу свою я объявил и от проведения ея не отступлю. Благо и свобода народа; внесение в русскую жизнь оздоровляющих начал гражданского строя, чуждых классовой и племенной ненависти; объединение всех, уцелевших от разгрома живых сил России и доведение военной и идейной борьбы до того желанного часа, когда русский народ властно выразит свою волю: как быть России.

Для проведения этой программы мне нужны люди, сильные духом, знающие народную жизнь и умеющие её строить. Партийная или политическая окраска их для меня безразлична: были бы преданы Родине и умели бы разбираться в новых условиях. Подбору таких стойких и умелых людей — на всех ступенях государственной лестницы — я придаю коренное значение. В правительственной работе, как и на фронте, вся суть в людях.

На первом месте из всего, сделанного гражданским управлением за шесть месяцев, я должен поставить труды по разработке реформы земельной и местного земского самоуправления. Этими актами заложены основы государственного строя новой России, прочно закреплён мир с народом, необходимый для успеха войны с его поработителями.

Образование земельных советов и начавшееся укрепление земель за новыми собственниками стали фактами. Земельная реформа, обещанная разными правительствами, впервые осуществляется на территории Русской армии. В свою очередь земская реформа призвала новые широкие слои народа заново налаживать русскую жизнь.

Начато исполнение долга совести нашей — помощи жертвам войны: инвалидам, вдовам и сиротам. Приступлено к устройству трудовой помощи бедствующим в Крыму беженцам.

Восстанавливается правосудие. Расширена деятельность мировых судей; преобразованы и объединены учреждения государственного и уголовного розыска; обезпечен надзор за точным соблюдением закона и моих приказов.

В области торговой политики — введена правительственная организация заграничного вывоза зерна. В ней я вижу начала реального сближения с западом и способ извлечь из вывоза валютные средства для снабжения армии. Я знаю, что мера эта стесняет частную предприимчивость, но временно она неизбежна. Лишь постепенно удастся подойти к предрешённому мною восстановлению полной свободы торговли и промышленной деятельности.

В области политических отношений — обезпечено взаимное понимание и заключены братские соглашения между правительством юга России и правительствами Дона, Кубани, Терека и Астрахани. Налаживаются дружеские связи с Украиной. С Дальнего Востока откликнулся атаман Семёнов, добровольно подчинившийся со своей армией, моему политическому руководству, как всероссийскому.

За это же короткое время достигнуто признание власти Правителя юга России со стороны дружественной нам Франции, — сделан первый шаг к возвращению России в семью культурных европейских держав.

Сделано многое. Но ещё больше предстоит сделать.

Главная задача, на которую нужно теперь налечь со всей энергией и упорством — это задача воссоздания разрушенной экономической жизни. Конечно, во всей полноте задача эта будет разрешена не нами, а временем и самим народом. Но и нам надо не ждать, а действовать.

Обезценение денежных знаков приняло характер народного бедствия. Бытовые условия жизни тяжелы для всех без различия, от рядового обывателя до члена правительства.

Недостаток товаров замедляет поступление из деревень хлеба. Грозит опасность дальнейшего сокращения запашек. Необходимо привлечь крестьянские товарищества и союзы к непосредственному участию в обмене зерна на привозимые из заграницы товары.

Ещё более тревожит меня положение городских жителей. Равновесие между городом и деревней нарушено. Положение рабочих требует серьёзнейшего внимания и участия. Общие условия культурной городской жизни разстроены; дороговизна пропитания делает положение интеллигентных тружеников еле переносимым. Выход должен быть найден — помимо общих финансово-экономических мер — и путём организации деятельной самопомощи, при широком содействии государства, которое я заранее обещаю.

Состояние транспорта железнодорожного и пароходного, а также почтово-телеграфного дела, требует неотложных, решительных мероприятий. Нетерпимым является отсутствие на дорогах личной и имущественной безопасности; разбоям должен быть положен предел. Необходимо последовательно улучшать все стороны хозяйственного быта и управления.

Съехавшиеся в Севастополь, на мой зов, видные деятели финансового и промышленного мира подтвердили правильность намеченного нами пути. Советы их, я надеюсь, ускорят достижение нашей цели: дать населению главное — хлеб и порядок.

В заботах материальных не забудем, что не менее хлеба насущного России нужна здоровая жизненная энергия. Будем беречь ея источники — религию, культуру, школу; будем готовить для России деятельную и знающую молодёжь и ревностно оберегать святыню народных надежд — Церковь.

Намеченные задачи требуют усиленной работы, плечом к плечу с земством, при поддержке государственно настроенной научной и общественной мысли. Результаты правительственной деятельности только начинают сказываться. Но я не могу не отметить их с чувством благодарности к моим сослуживцам и высоко ценю их усилия, тем более, что единственным побуждением к работе, при исключительно тяжёлых условиях, является только сознание честно исполненного долга их перед Родиной.

Мой долг и моё живейшее нравственное побуждение — выразить горячую признательность помощнику моему А. В. Кривошеину, совету правительства и всем сотрудникам моим по гражданскому управлению — за их неизменную помощь Русской армии в деле воссоздания России.


Генерал Врангель



[Врангель П. Н. «Записки», книга 2. «Белое дело. Летопись Белой борьбы», стр. 219-221. Берлин, 1928]



* * *


Окончание Белой борьбы на юге России. Приказ об эвакуации Крыма

Приказ
Правителя юга России и Главнокомандующего Русской Армией

Севастополь, 29-го октября 1920 года

Русские люди. Оставшаяся одна в борьбе с насильниками Русская армия ведёт неравный бой, защищая последний клочок русской земли, где существует право и правда.

В сознании лежащей на мне ответственности, я обязан заблаговременно предвидеть все случайности.

По моему приказанию уже приступлено к эвакуации и посадке на суда в портах Крыма всех, кто разделяет с армией ея крестный путь, семей военнослужащих, чинов гражданского ведомства, с их семьями, и отдельных лиц, которым могла бы грозить опасность в случае прихода врага.

Армия прикроет посадку, памятуя, что необходимые для ея эвакуации суда также стоят в полной готовности в портах, согласно установленному расписанию. Для выполнения долга перед армией и населением сделано всё, что в пределах сил человеческих.

Дальнейшие наши пути полны неизвестности.

Другой земли, кроме Крыма, у нас нет. Нет и государственной казны. Откровенно, как всегда, предупреждаю всех о том, что их ожидает.

Да ниспошлёт Господь всем силы и разума одолеть и пережить русское лихолетье.


Генерал Врангель



[Врангель П. Н. «Записки», книга 2. «Белое дело. Летопись Белой борьбы», стр. 235. Берлин, 1928]



* * *


ГРАМОТА
Приамурского Земского Собора
к Русским Людям
ВЕЛИКОЙ РУССКОЙ ЗЕМЛИ


Владивосток. 3-го Августа 1922 года

У вод Тихого Океана, в городе Владивостоке, в последней свободной от гнёта и неволи инородцев и поработителей–коммунистов Приморской Области, собрались в числе до 300 человек на Земском Соборе русские люди, хранящие в сердцах своих пламенную любовь к гибнущей Родине и к истерзанному смутой, нищетой и голодом Русскому Народу.

В Земский Собор вошли выборные и представители от всех слоёв Народа: от православного и старообрядческого духовенства — Епископы, иереи и миряне, сельчане — от волостей, горожане — от городских и поселковых самоуправлений, служилые люди — военные и гражданские — от всех чинов как высших, так и низших, торговцы и промышленники, ремесленники и рабочие, учёные и в науках не искушённые простые люди.

Начав своё великое дело жертвенного служения Русской Земле и её далёкому Приамурскому Краю молитвой пред Всевышним, да призрит Он страждущих людей Своих, и испросив милостивого заступничества Царицы Небесной, изстари не раз спасавшей Русскую Землю и Русский Народ в годины бедствий, — Приамурский Земский Собор избрал Почётным Председателем своим Святейшего Тихона — Патриарха Московского и всея России, ея молитвенника и печальника.

И первым, затем, делом Земского Собора, первою мыслью его — была мысль о русских братьях, оставшихся и живущих в ближайшей Сибири и далёкой России, за Уральским Хребтом.

Люди Русской Земли, родные по вере, по крови, по преданности национальным историческим заветам!

К вам обращает Приамурский Земский Собор своё слово!

Мужайтесь! Собирайтесь с силами и духовно сплачивайтесь вокруг единого вождя, которого Господь Бог пошлёт много прегрешившему перед Ним и забывшему заповеди Его в буйном и алчном своеволии Русскому Народу.

Пусть, как и сотни лет, будет «едино стадо и един Пастырь!» Тогда, и только тогда, наступят на земле нашей мир и порядок, а с ними утишатся и исчезнут наши нестроения, голод, мор, нищета и немощь народная.

Всё, что в силах наших, мы — русские люди Приамурской Земли, — творим и будем творить, чтобы помочь вам, томящимся в неволе такой, которой ещё не знал мир. Порабощение древнего Египта евреями, сказание о коем хранит Библия, было ничто в сравнении с нынешним порабощением России.

Но крепитесь и ждите: Велик Бог Земли Русской и не изсякла милость Его к ней!

И по вере нашей и вашей, по молитвам безчисленного сонма убиенных и замученных за веру Христову и за верность и преданность Святой Руси, живы ещё, будут и умножаться мужи, исполненные русской национальной чести, силы и разума; придут они к вам и явятся между вами самими, чтобы вместе с вами вернуть Народу свободу, спасти Землю Русскую и возстановить Державу Российскую в ея прежнем величии и славе.

Вы — невольники на службе преступной, нерусской советской власти, делающей воистину Иудино дело губительства и предательства России, — красноармейцы и советские служащие!

Вы, которые не по доброй воле, а под страхом смерти и в тисках голода, служите и трудитесь под ярмом иноплеменников и их приспешников–богоотступников и отщепенцев России!

Выслушайте слово Земского Собора, выслушайте голос дальнего свободного края Русской Земли!

Вы — не враги наши, а наши русские несчастные братья, друзья и близкие. Ни слова упрёка, ни мысли осуждения у нас нет к вам.

Мы несём к вам не меч и разорение, не месть и распри о том — кто и у кого служил и работал в русскую разруху, а братскую любовь, согласие и посильную помощь.

Мы ныне зовём вас на дружную работу для общего святого и великого дела освобождения, возрождения и спасения нашей Родины — единой, великой России.

Пока ещё не много нас, но мы крепки и сильны: свободою, которая отнята от вас, духом, который угашается в вас слугами антихриста, и мыслию о спасении Родины, самое имя которой, как ненавистное, извращено инородцами — вождями и начальниками вашими, заклеймившими Русь красной звездой.

Мы счастливо боремся при тягчайших экономических и международных условиях с коммунистами и социалистами всех видов и названий, мы отражаем шайки местных партизан, по темноте своей, невежеству и корысти предпочитающих лёгкий и разгульный разбой — мирному труду, мы надеемся только на Бога и на самих себя, и мы живём, как свободные русские, на своей Русской Земле.

Возложите и вы все упования и надежды только на благость Господню и на самих себя.

Спросите каждый своё русское сердце, и оно подскажет вам и ваш образ действий, и вдохнёт в вас единение и силу.

Ближние к нам области Сибири! Вам прежде всех и легче всех воспринять наше Соборное слово.

Объединяйтесь с нами, сплачивайтесь вокруг нашего русского, национального Приамурского Правительства и Приамурского Земского Собора, дабы мы общими и умноженными силами все, как один, понесли скорее радостную весть освобождения и воскресения всему Русскому Народу, дабы по вере нашей, по нашим жертвенным трудам и подвигам Господь Вседержитель даровал единого Державного Вождя единой Великодержавной Русской Земле.


Председатель Вр. Приамурского Правительства  Спиридон Меркулов.

Председатель Приамурского Земского Собора  Проф. Никандр Миролюбов.

Почётный Заместитель Председателя  Смиренный Мефодий,
Архиепископ Харбинский и Маньчжурский.

Почётный Заместитель Председателя  Смиренный Филарет, Епископ Казанский.

Заместитель Председателя Атамана Забайкальского войска  Алексей Бакшеев.

Заместитель Председателя  Василий Толок.

Секретарь Земского Собора  Михаил Домрачеев.

Помощники Секретаря Собора:  Сергей Руднев, Пётр Унтербергер, Тимофей Уточкин.



[«Русская армия». Владивосток, № 156, 4 августа 1922 г.]

[«Уссурийское Слово». № 601, 5 августа 1922 г.]



* * *


Тезисы доклада несоциалистических организаций Приморья на Земском Соборе


Владивосток, 31 июля – 3 августа 1922 года

Проблема борьбы с большевизмом.
Идеологическое определение её целей, путей и средств

1)  Продолжительная гражданская война и видимые успехи большевиков привели к распылению единого антибольшевицкого лагеря, который наблюдался в 1918 и 1919 гг. Наряду с элементами русской общественности, по-прежнему стоящими на платформе непримиримой борьбы с большевизмом, в среде антибольшевиков появились течения или оправдывающие большевицкую революцию, или не допускающие существенных методов борьбы, без которых фактически она немыслима.

2)  Ярким выражением «приятия» революции является так называемое национал-большевицкое течение, возглавляемое на Дальнем Востоке Устряловым, а в Западной Европе, среди эмиграции, Ключниковым. Все утверждения этого направления с внешней стороны резко грешат против фактов современной действительности, а в моральном отношении свидетельствуют о глубоком нравственном разложении сторонников национал-большевизма, как результате испытаний борьбы.

3)  Выражением фактического отрицания борьбы являются социалистические и демократические течения. Социалисты уже с 1919 г. стоят на платформе лишь идейной борьбы с властвующей коммунистической партией, допуская при известных условиях возможность сотрудничества с ней (Дальневосточная республика) и даже попыток к объединению (последний конгресс интернационалов в Берлине).

Демократы, к которым относится левое крыло партии Народной Свободы, ныне возглавляемое П. Н. Милюковым, фактически на той же позиции идейной борьбы, также с допущением возможности коалирования с коммунистами, при известных условиях, отличаясь от социалистов большей, в силу своей идеологии, непримиримостью настроений в отношении большевизма и допуская возможность борьбы путём внутренних восстаний, зелёного шума и т.д.

4)  На той же пассивной позиции стоят и некоторые другие течения русской антибольшевицкой мысли, хотя и, безусловно, национальные по своему содержанию. К ним относится «евразийство», исповедующее, несомненно, подлинную душу русского национализма (отрицание социализма, утверждение религии, но верящее в мистическое перерождение революции).

5)  Верными принципу подлинной (всемерной) и вызываемой интересами России борьбы с большевизмом являются такие национальные объединения, как русский национальный комитет в Париже, российский торгово-промышленный союз (за границей), монархические организации и несоциалистическое движение на Дальнем Востоке. Все эти объединения, за некоторыми взаимными различиями, представляют единый антибольшевицкий лагерь. Отпадение от него вышеуказанных общественных элементов лишь внутренне его укрепило, освободило его от либерально-демократической расплывчатости и дало ему возможность выработать подлинную идеологию борьбы, заключающуюся в преодолении революции, как единственном средстве национального возрождения России.

Идеология преодоления революции повелительно диктует все средства борьбы с большевизмом, до оружия включительно.

Обстановка для такой борьбы (внешнее и внутреннее положение Совроссии) благоприятна.

6)  Начавшееся в прошлом году несоциалистическое движение, приведшее к образованию Приморской национальной государственности, является подобно своим родственным объединениям, перечисленным в предыдущем пункте, по сущности идеологических построений соответствующим задачам национального возрождения России и реально жизненным. Но для своего развития и успехов оно нуждается в более определённых формах выражения своей идеологии и более отчётливом указании путей борьбы.

7)  Идеология несоциалистического движения, ставшего на путь преодоления революции, должна быть определена как очевидная борьба против последней, для установления исторической преемственности национальной жизни русского народа как единственного средства воскрешения национального его духа.

Борьба против революции должна на началах идеи национально-исторической преемственности выработать формы социально-политического бытия, соответствующие данному моменту.

Идеи несоциалистического движения соответствуют внутренне-российским антибольшевицким настроениям, из которых главным и чрезвычайно важным по своей национальной сущности является православно-религиозное движение.

8)  Всемерная борьба против большевизма всеми способами за возрождение России — вот ближайшие цели (пути) несоциалистического движения.

Идея областнического отмежевания, как цель местного несоциалистического бытия, должна быть ясно отброшена, как ненужная России и таящая в себе гибель несоциалистического движения.

Последнее может развиваться и быть поддержано (русскими силами и иностранной помощью) лишь в процессе выполнения задач борьбы за общероссийскую идею.

9)  Несоциалистическое движение для достижения успехов должно быть соответственным образом организовано:

     а)  Прежде всего, образованная им как средство борьбы государственность должна быть несоциалистической.

Несоциалисты должны занять в этой государственности руководящее положение. Из их только среды может быть выдвинута власть, которая, прежде всего, должна опираться на несоциалистические общественные круги.

     б)  Государственный строй должен быть также сконструирован в соответствии с поставленными целями борьбы. Он должен быть несоциалистическим, гибким, подвижным и способным принимать быстрые решения.

Практика парламентаризма, как вносящая внутреннюю борьбу в государственный организм, должна быть отброшена, и должно быть устранено всё то, что мешает его единству и выполнению им поставленных перед ним целей.

Исполнительный аппарат также должен быть в своих руководящих верхах составляем из несоциалистов.

     в)  Общественному несоциалистическому организму должно быть придано исключительное значение. Это та партия (точнее, элементы русского народа), которая ведёт активную борьбу.

Несоциалистический организм должен быть монолитен и внутренне един и должен быть организован на началах строгой дисциплины и выполнения каждым несоциалистом возложенных на него обязанностей.

Только при этом условии несоциалистическая общественность может выполнить свою историческую работу. Работа же эта должна быть признана имеющей государственное значение.

10)  Построенный на таких началах государственно-общественный организм в состоянии выявить свои активные действия.

Последние же должны быть направлены:

     а)  Во-первых, в сторону внутреннего изыскания и увеличения своих общественных и физических сил, а равно и финансово-экономических средств.

     б)  Во-вторых, в сторону изыскания союза и поддержки внешних сил и средств, как русских, так и иностранных. Платформа объединения с иностранными силами — борьба против большевизма, как мировой опасности.

При заключении союза с иностранными силами вполне допустима возможность предоставления теперь же им компенсации, без чего изыскание союза почти немыслимо.

11)  Несоциалистическая общественность должна выявить на Земском Соборе намеченные ею цели движения и пути их достижения, декларировать, что ближайшая цель есть борьба с большевизмом, а ближайшая задача — увеличение внутренних сил для борьбы и искание союза с антибольшевицки настроенными иностранными государствами и, прежде всего, державами Дальнего Востока.

Тезисы по тактическому докладу

1)  Так как задачей Земского Собора является конструкция и избрание Верховной Власти в Приморье, то, в соответствии с этим, задачей тактического доклада становится выяснение тех основных принципов, в которых должна быть построена эта власть в интересах национального движения.

2)  Задачей всего национального образования и выдвигаемой им власти является борьба за восстановление единой России. Для осуществления этой задачи должна быть выработана такая конструкция и организация власти, которая:

     а)  обезпечила бы возможность осуществления и развития здешней государственности и

     б)  способствовала бы осуществлению основного, общерусского национального задания — борьбы за восстановление России.

3)  В отношении первого положения власть должна обладать двумя следующими принципами:

     а)  она должна стремиться к объединению вокруг себя всех несоциалистических течений (т.е. весь правый фланг, основанный не только на принципах борьбы с социализмом, но и на признание невозможности дальнейшего государственного строительства из революции) и

     б)  по своей конструкции и направлению деятельности она должна быть рассчитана на активное привлечение к национальному движению широких элементов населения.

4)  В отношении второго положения власть по своей конструкции должна, прежде всего, обладать достаточной боеспособностью для ведения борьбы с активным социализмом, и рассчитана на привлечение к себе симпатий и поддержки антибольшевицких элементов Советской России.

5)  Однако, обзор истории существования нашей Приморской государственности за истёкший год приводит к выводу, что за этот год произошёл разброд элементов несоциалистического движения.

Главнейшие причины этого явления следующие:

     а)  революционная психология населения,

     б)  тяжёлое экономическое положение,

     в)  совместные ошибки общественности и власти,

     г)  недостатки конструкции власти.

6)  Первые два элемента требуют продолжительного времени для своего прекращения, так как изжитие революционной психологии является результатом, с одной стороны, утомления анархией, а, с другой стороны, упорной борьбы сильной власти с этим явлением, а улучшение экономического положения требует, прежде всего, укрепления и устойчивости власти. Поэтому при избрании власти Земским Собором эти факторы не смогут быть быстро изменены.

7)  Совместные ошибки общественности и власти привели их к расхождению. Необходимость прекращения этого положения и отсутствие в настоящее время на Дальнем Востоке лица, могущего своим именем объединить различные несоциалистические течения, вынуждает изыскать другие способы для прекращения этого положения. Таким способом является такая конструкция власти, которая даст возможность уничтожить дефекты, ныне существующие.

8)  Конструкция органов нынешней власти создала трения как в среде Верховной Власти, так и между Верховной Властью и исполнительной и Верховной Властью и представительным органом. Постоянные трения между органами власти содействовали расхождению общественных кругов с властью. Поэтому при новой конструкции власти должна быть достигнута необходимая солидарность между органами власти. Для этой цели необходимо, прежде всего, создание полного единства воли Верховной Власти и безусловная подчинённость ей исполнительной власти. Кроме того, в целях сохранения доверия власти необходимо существование представительного органа, который, однако, должен быть поставлен в такие условия, при которых трения между ним и властью не могли бы препятствовать работе власти.

9)  Кроме указанных выше конструктивных изменений для сохранения жизненности новой власти необходима наличность у её носителей подготовленности к государственной работе в настоящее время. Ввиду чего желательно, чтобы лица — все или некоторые — из входящих ныне в орган Верховной Власти, были призваны к продолжению государственной работы в соответствующих государственных органах.

10)  Обзор состояния вооружённых сил Приморья устанавливает необходимость для прочного положения новой власти реконструировки взаимоотношений между ею и этими силами.

В революционный период только та власть оставалась жизненной, у которой вооружённые силы находились в полном её распоряжении. Поэтому задачей Приамурской власти является достижение органической связи и полного подчинения ей вооружённых сил государства.

11)  Для осуществления властью её основной власти — борьбы за восстановление России — прежде всего, необходимо создание её боеспособности. Для достижения этой цели власть должна обладать единством воли и быстротой действия. Поэтому при конструировании новой власти должны быть устранены все элементы, могущие мешать этим основным качествам её, вследствие чего представительный орган, требующийся в политических целях, должен быть заключён в такие юридические рамки, при которых его работа не могла бы явиться помехой в быстроте и планомерности действий Верховной и исполнительной власти.

12)  В целях привлечения симпатий населения большевицкой России властью должны быть выдвинуты такие цели, которые могли бы быть поняты населению большевицкой России. Такой целью могло бы явиться освобождение России от большевиков.

Однако, при наличии пропаганды, этой одной цели ещё не достаточно, необходимо определение характера той власти, которую предполагается создать по низвержению большевизма. В этих целях необходимо выявление несоциалистической властью своего стремления конструировать послебольшевицкую власть на исконных исторических началах Русской государственности.

Тезисы доклада о структуре власти и управления

1)  Приамурский Земский Собор принципиально признаёт, что права на осуществление высшей государственной власти в России династии Дома РОМАНОВЫХ отнюдь не утеряны и принадлежат таковой впредь до созыва органа выявления общенародной воли.

(207 голосов — «за», 23 — «против») [1]

2)  В связи с этим положением, Собор считает целесообразным и, кроме того, соответствующим желанию населения возглавление национальной государственности Приамурья на правах Верховного Правителя одним из Великих Князей династии Дома РОМАНОВЫХ, династией для сего рекомендованным.

(175 голосов — «за», 55 — «против») [1]

3)  По сим соображениям Земский Собор почитает необходимым высказать своё пожелание, чтобы избранное им Правительство выступило в переговоры с династией Дома РОМАНОВЫХ на предмет приглашения одного из Великих Князей на пост Верховного Правителя.

(188 голосов — «за», 47 — «против») [1]

4)  Правительство само определяет те условия, при которых это приглашение явится возможным, а равно и устанавливает как тех представителей династии, с которыми надлежит вступить в переговоры, так равно и способы приглашения.

5)  В качестве Правительства, возглавляющего национальную государственность на Дальнем Востоке и именуемого Приамурским, Собор избирает коллегиальную власть в составе трёх лиц.

6)  Избранное Земским Собором Правительство осуществляет свою власть до наступления обстоятельств, которыми повелительно будет вызываться необходимость избрания новой власти (расширение территории, внутренние государственные отношения и т.д.). Наступление этих обстоятельств определяет само Правительство. Для избрания же новой власти Правительством созывается Земский Собор на началах, Правительством установленных.

Вторая редакция шестого тезиса.

Срок осуществления избранным Земским Собором правительством государственной власти определяется в один год, по истечении которого для избрания власти созывается Земский Собор на началах, правительством установленном.

7)  В случае выбытия из состава правительства или смерти кого-либо из членов его оставшимися членами правительства созывается для избрания власти Земский Собор. В случае выбытия или гибели всего состава правительства Земский Собор созывается действующей исполнительной властью на началах, ею установленных. Исполнительной власти в этом случае присваиваются права временного Верховенства.

8)  Председатель Правительства избирается Земским Собором. Порядок заместительства председателя также определяется Земским Собором, председатель является представителем последнего, принимает доклады как председателя Совета Управляющих Ведомствами, так и отдельных Управляющих Ведомствами, и делает им распоряжения, которые касаются управления, и исполнение которых подведомственно Совету Управляющих или отдельным Управляющим. Издание Указов, правительственных распоряжений, касающихся разъяснения законов и порядка их применения, издание приказов и назначение высших должностных лиц, утверждение договоров с иностранными государствами, а равно и издание других важнейших государственных актов принадлежит Правительству в целом. Конституция внутренних взаимоотношений Председателя и Членов Правительства должна быть определена Правительством в соответствии с указанными в этом тезисе началами.

9)  Собор считает, что Правительству принадлежит право издания, изменения и пересмотра основных законов возглавляемой им государственности.

10)  Основные законы должны находится в соответствии с задачами борьбы за возрождение России, а равно и с теми условиями внешнего и внутреннего (морального) значения, при которых эта борьба протекает.

11)  В области конструкции и политики управления Земский Собор устанавливает нижеследующие положения, которые находятся в соответствии с теперешним государственным устройством Приамурья, либо соответствуют задачам несоциалистического движения.

     а)  Органу Народного представительства принадлежит лишь законодательные функции, осуществляемые им совместно с правительством, право запросов и право возбуждения вопроса о предании суду, в установленном законом порядке, Управляющих Ведомствами за преступления, совершённые ими по должности. В политическом отношении Совет Управляющих ведомствами ответственен только перед Верховной властью, и только указаниями последней руководится в своей деятельности.

     б)  Аппарат государственного управления должен быть гибким, подвижным и, в целях экономии государственных средств, сокращён в соответствии с территориальными и экономическими масштабами государственности.

     в)  Избранное Земским Собором Правительство немедленно по своём избрании должно декларировать свою верность национальному (несоциалистическому) движению, его основным лозунгам и задачам.

     г)  Политика управления и, в частности, приглашение агентов исполнительной власти на государственные посты должны соответствовать существу и задачам национального движения.

     д)  В соответствии с опытом протёкшего года несоциалистического движения 3-я сессия несоциалистического Съезда должна высказаться за необходимость замены избираемого, на основании всеобщего, равного, тайного и прямого голосования Народного Собрания законодательным органом, построенным на началах представительства от общественных национальных организаций и сословий, с участием в нём персонально приглашённых людей государственного опыта и знания в количестве членов, не обременённом для государственности. Такой законодательный орган может быть наименован Государственным Советом. Соображения по этому вопросу несоциалистический Съезд должен представить Правительству.


[ГАРФ, фонд 6116, опись 1, дело 19, листы 1-9.]

[1] [ГАРФ, фонд 5194, опись 1, дело 4, лист 58.]



* * *


О Приамурском Земском Крае и Земской Думе

УКАЗ
Правителя Приамурского Государственного объединения
№1

Владивосток, 8 августа 1922 года

Волею Приамурского Земского Собора сего 8-го августа 1922 года я принял Верховную Власть над Приамурским Государственным Объединением на твёрдых, незыблемых началах основных законов Российской Державы и руководясь исконными историческими заветами Российского Государства. Приамурскому Государственному Объединению впредь именоваться Земским Приамурским Краем.

Тысячу лет росла, ширилась и крепла Великая Русь, осуществляя смысл своего Государственного единения в святом Государстве и Земле. И всегда, когда этот величественный завет нашей истории, освящённый Христовой Верой, твёрдо, верно и сознательно исповедывался всем народам земли Русской, Русь была могучей, сильной и единой в служении своему религиозному, историческому, мировому предназначению — быть Россией Христа.

Но бывали в нашем бытии года и великих соблазнов и искушений сойти с истинных национальных путей, отказавшись от того или другого из заветов исторического символа. Народ впадал в грех против Богом данной ему идеологии, и тогда постигали землю Русскую великие смуты, разорения, моры и глады с пленением различными иноверцами и иноплеменниками. И только с искренним покаянием в отступничестве, с горячим порывом массы к возвращению снова на путь исторических, святых начал своего единения, в дружном, тесном, беззаветном и самоотверженном служении своей Родине, и только ей, народ обретал прощение греха и возвращал Святую Русь к прежним величию и славе. А вместе с возрождением земли возрождалось и благоденствие и мир самого народа под скипетром его наследственно-преемственного Державного Вождя — Помазанника, в значении коего для русской монархической идеологии тесно объединяются Верховная Власть от Бога с Богохранимым народом всея земли.

По грехам нашим против Помазанника Божьего, мученически убиенного советской властью Императора Николая II со всею Семьёю, ужасная смута постигла народ Русский, и Святая Русь подверглась величайшему разорению, расхищению, истязанию и рабству безбожных русских и иноплеменных воров и грабителей, руководимых изуверами из еврейского племени, отрекшихся и от своей Иудейской веры.

Пять лет народ земли, размётанный гневом Божьим, несёт наказание за свой грех, несёт тяжёлый, но заслуженный крест за безумное попрание святого исторического завета, за уклонение в своём символе от исповедания чистоты веры православной и от святыни Единой Державной власти от Бога.

Но милостив Творец к своей Святой Руси, и молитвы кающегося народа «всея земли» услышаны и приняты Им. Близится час прощения и освобождения. Мы уже «у дверей».

Здесь, на краю земли Русской, в Приамурье, вложил Господь в сердца и мысль всех людей, собравшихся на Земский Собор, едину мысль и едину веру: «России Великой не быть без Государя, не быть без преемственно наследственного Помазанника Божьего». И перед собравшимися здесь, в маленьком телом, но сильном верой и Национальным духом Приамурском объединении, последними людьми земли Русской стоит задача, долг и благой крест: направить всё служение своё к уготовлению пути Ему — нашему будущему Боговидцу.

Скрепим, соединим в одну силу оставшиеся нам от исторического символа святые заветы Веру и Землю; отдадим им беззаветно свою жизнь и достояние; в горячей молитве очищенных от земных слабостей сердцах вымолим милость Всемогущего Творца, освободим Святую нашу Родину от хищных интернациональных лап зверя и уготовим поле будущему Собору «всея земли». Он завершит наше служение Родине, и Господь, простив своему народу, увенчает Родную землю своим избранником — Державным Помазанником.

Приняв на себя Святым Евангелием Христа и Его животворящим Крестом сей благой и славный путь, предначертанный мне Приамурским Земским Собором, творя с верою и упованием свой первый шаг в служении земле — Повелеваю:

Земскому Собору, созыва 23-го минувшего июля, выбрать из своей среды Земскую Думу людей земли Приморской на основании расчёта, при сем объявляемого.

Приамурская Земская Дума, в единении и работе с Приамурским Церковным Собором, о созыве коего я обращаюсь вместе с сим к Владыке Мефодию, Архиепископу Харбинскому и Маньчжурскому, создадут мне последующий шаг в служении Великой Родине по пути, возложенному на меня Земским Собором.

С верой в милость к нам Бога, я поведу по этому пути Вас, людей земли Приамурского Края.

Вас же всех людей зарубежной, советской угнетённой земли Русской, кто верит в Бога и опознал уже истинное лицо и ложь Советской власти, коммунистов и их приспешников-воров, зову к нам, зову с нами ко Христу. Мы бедны в земле, но с нами Бог.


Правитель Приамурского Земского Края и
Воевода Земской Рати генерал-лейтенант Дитерихс

[«Русская армия». Владивосток, № 158, 9 августа 1922 г.]



* * *


Обращение Правителя Приамурского Земского Края
генерал-лейтенанта Дитерихса
к Гражданам Приамурского Края и Советской России


Владивосток, 17 августа 1922 года

8-го августа сего года Земский Собор, собравшийся во Владивостоке, избрал меня Правителем Приамурского Края.

Я глубоко верю, что только Чудо Господне может спасти Русскую землю и вернуть её во власть народа Русского и его хозяина Помазанника Божия.

Однако избирать и утверждать для России Монарха — это не моё право, оно принадлежит Богу и людям всей Русской Земли. Я могу молить Бога, чтобы в будущем Он дал России Царя, но моя задача на земле сейчас — собрать весь народ воедино, чтобы свергнуть изуверов из евреев и примкнувших к ним русских воров, четыре года уже грабящих нашу Родину, разоряющих наши дома, сёла и города, братской кровью заливающих поля и нивы и нагло обманувших народ, посулив ему свободу, мир и благоденствие.

Моя задача в том, чтобы всех тех, кто верит в Бога, от простого русского землепашца до родовитого князя, объединить в одно, поставить править своей землёй и общими усилиями восстановить совершенно разорённую и разграбленную нашу Святую Матушку-Россию.

Я не поставлен Богом судить христианский народ, а объединить всех в Христовой вере. Поэтому, кто верит в Бога, не должен меня бояться за прошлые грехи. Все мы грешны, что забыли Бога и дали изуверам погубить нашу Родину, истерзать её и восстановить нас друг на друга в братоубийственной войне. Судить нас всех будет Единый Бог на небе.

Я зову вас всех не на вражду к другу, а только на свержение всем осатаневшей Советской власти и на работу со мной по восстановлению наших пашень, заводов, фабрик, сёл и городов. Только дружное служение и управление землёй всем народом может привести к великому Божьему чуду — воскресению России и к её прежнему богатству и миру.

Крепко верю, что только в работе всех нас, объединённых в один народ земли Русской, Бог пошлёт милость, и мы, прогнав изуверов из евреев и воров из русских, заслужим себе прощение Всевышнего Творца. Тогда соберём людей от всей освобождённой Земли Русской в Великий Земский Собор всея земли, который с благодарной молитвой Христу решит, кто может быть Верховным Хозяином Святой Руси.

Этому Всероссийскому Собору я передам мою власть и буду иметь право на покой, но верю всем сердцем, что, как и в далёкие годы истории России, этому будущему Собору всей земли Господь Бог подскажет, что Верховным Хозяином земли Родной, вместе со всем народом, может быть только русский наследственный Помазанник Бога, а не кто-либо из нас людей простых, Всевышним Творцом к тому не определённых.


Правитель Приамурского Земского Края
Михаил Дитерихс

[«Русская армия». Владивосток, № 163, 19 августа 1922 г.]



* * *


О приходском самоуправлении


Владивосток, 8 сентября 1922 года

С началом революции в народные массы был брошен лозунг «Вся власть всему народу», и для проведения этого лозунга в жизнь лучшим средством считалось применение всеобщего, прямого, равного и тайного избирательного права.

Крестьянство, составляющее 90 процентов населения России, плохо разбиралось в выборной механике, и подлинное представительство народа было подменено представительством партий. Вожди политических партий глубоко веровали, что они-то и являются вождями народа, и во Всероссийское Учредительное Собрание от крестьян какой-нибудь Пензенской губернии проходил эсер или меньшевик, не только не известный населению этой губернии, но и сам никогда в ней не бывший.

Многочисленные списки, на которые разбились конкурирующие партии, туманили голову избирателя, сбивая его с толку, и вся выборная комедия превращалась в сплошное издевательство над подлинной волей народа.

Горьким опытом русская общественная мысль пришла к выводу, что если всеобщее избирательное право и имеет некоторый смысл своего существования на Западе, в настоящих русских условиях неприменимо. Отсюда поиски новых путей выявления воли народной.

Организационной комиссией Земской Думы разработан законопроект о приходском самоуправлении. Надо оговориться, что с понятием «приход» отнюдь не надо связывать церковь. Приходское самоуправление одинаково распространяется на всех граждан, независимо от их вероисповедания, и все они, как граждане, пользуются одинаковыми правами.

Никакого «оцерковления» государственной жизни реформа приходского самоуправления не производит, как о том кричат её противники. Приход рассматривается как мелкая территориальная земская единица, объединяющая граждан своего небольшого района. Кому же лучше и знать местные нужды, как не им? Всё творческое, государственно-сознательное, хозяйственное, всё стремящееся приступить к очередной необходимой задаче воссоздания России получает широкое поле для выявления своей инициативы.

Старую Россию часто и весьма справедливо упрекали в излишней бюрократии, но её бюрократизм ничто в сравнении с теми плодами, которые принесла революция. Достаточно сказать, что в 1921 году по официальной советской статистике из всего взрослого населения Петрограда 40 процентов составляли советские служащие. Результаты этого налицо.

Основная идея приходского самоуправления состоит как раз в том, чтобы свести управляющий бюрократический аппарат до минимума и воплотить в жизнь широкое самоуправление. Национальная мысль Приморья сделала совершенно правильный вывод, что разрозненная Россия, её разрушенное хозяйство и разбитая жизнь могут быть восстановлены не кем-то стоящим сверху, а только усилиями самого народа снизу.

Если не построим хорошую жизнь для себя, этого никто не сделает за нас и для нас.

Все тяготы устроения жизни ложатся на самих же граждан, а приход является формой и основой их организации.

Воля народа предполагает осуществление в жизни его интересов и проведение такой политики, которая бы им соответствовала. Ясно, что никто не может лучше выявить эту волю, чем сам народ, и его в данном случае не заменят никакие представители политических партий.

В приходском самоуправлении как фундаменте широкой общественной самодеятельности мы, прежде всего, видим подход к осуществлению такой воли народа.


[«Русская армия». Владивосток, № 171, 8 сентября 1922 г.]



* * *


Итоги призыва и уроки жертвенности

УКАЗ
Правителя Приамурского Земского Края
№64

г. Никольск-Уссурийский, 11 октября 1922 года

Во исполнение моего Указа № 49, сегодня я получил следующее заявление: «Правителю Приамурского Земского Края. Соединённое заседание Торгово-Промышленной Палаты и других торгово-промышленных организаций в составе участников: Жук, Мальцев, Фомиль, Воробьёв, Хаймович, Овсянкин, Т-во Чурин, Торговый Дом Кунст и Альберс, Бр. Синкевич, Торговый Дом Бриннер, Старцев, Сибирский Банк, Бараков, Струмиловский, Тарасенко, Поплаухин, Козлов, Залевский, Товарищество «Эсперо», Торговый Дом Линдгольм, Боргест, Т-во Келлер, Грушко и Чернега, Бернштейн, Павло, Демби, Русское Мукомольное Т-во, Тавричанка, Русско-Азиатский Банк, Деденев, Кулев, Корот, Скидельский, Пьянков, Лазариди, Общество «Левант», Шапошников, Торговый Дом Лангелитье, Петров, Овсеенко, Русско-Азиатское Торгово-Промышленное Т-во, Таможенная Артель, Шарапов, «Конкордия», Адыров, Москаленко, Курбацкий, Ткаченко, Урин, Вирт, Петерец, Бондарев, Кацман, Блякин, Борисов, Тикунов, Бабинцев, Макаров, Матвиенко, Мари, Пупышев, Гольдфельд, Морин, — констатирует почти полное отсутствие денежных средств Торгово-Промышленников, безусловную невозможность реализовать недвижимость и незначительные остатки товаров, имеющихся в городе. Реальная поддержка Казначейству могла бы выразиться во взносах в самое ближайшее время текущих налогов, дополнительно промыслового, подоходного Государственного с недвижимых имуществ. Соединённое Собрание ходатайствует о приостановлении проведения в жизнь всякого вида Чрезвычайных обложений до реализации указанной выше вполне действительной срочной поддержки Казначейству.

Председатель Собрания А. Овсянкин».

Как национально-религиозная историческая идея, выдвинутая Земским Собором, так и Указ мой № 49, призывающий интеллигентные силы Общества и Торгово-Промышленного класса к добровольной жертвенности во имя борьбы за Веру, права народа и Помазанника Божия — никакого насилия не допускают.

Осуществление идеи и призыва лежит в глубине исповедывания русской национальной идеологии.

На днях в мою Канцелярию пришла бедная русская беженка-девушка, не пожелавшая назвать себя, и, сняв дешёвенькие серьги и кольцо, отдала это своё последнее достояние на нужды Армии. Вчера пришла иностранка-славянка и отдала всё, что оставалось у неё ценного: серёжки, браслетку, брошку, серебряное портмоне, щипчики для сахара и даже нательный крестик на золотой цепочке. Она тоже не пожелала оглашать своего имени.

Пусть эти два великих подвига жертвенности и служения Святой идее будут ответом всем торгово-промышленникам, подписавшим своё заявление, и всем тем русским интеллигентным силам, которые не оказались способными последовать примеру этих двух женщин и ещё трёх-четырёх бедняков-стариков, отдавших также всё своё достояние.

Я не считаю себя вправе быть судьёй людей, но не могу действовать и против моей совести. Я призвал интеллигенцию городов Края поставить к 10-му октября — во имя защиты Веры Христовой и святых прав народа — рекрутов на усиление Земской Рати. И что же: Владивосток вместо 4 000 человек прислал 176, и среди них нет ни одного представителя из инициаторов тех организаций, которые выдвигали великое знамя борьбы. Где же служение идее? Где подвиг жертвенности во имя поддержания тех братьев, которые одни на своих плечах уже два года несут тяжесть искупительного креста за грех всех граждан общественных слоёв интеллигентной России?

Советская власть свою идею проводит насилием, террором и ужасом; поэтому-то она антихристова, не национальна и не народна.

Идти их путями я не могу, так как тогда сошёл бы с путей Божественности национальной идеологии, чистоту которой я обязан сохранить, также как и участь тех немногих воинов-борцов, которые выступили на защиту Края.

Русская историческая религиозно-нравственная идеология, как вытекающая из учения Христа, не погибнет никогда, как не погибнет сама Вера Христова. Но время её восторжествования снова на территории Великой России настанет только тогда, когда вся масса общественных сил России будет проникнута той же степенью национальной жертвенности, каковой проникнута горсть борцов на фронте, и когда мы все глубоко проникнемся сознанием необходимой духовности нашей в борьбе с антихристовою властью советского правления, для чего надо ещё претерпеть, ещё искупать свой грех за прошлое и стремиться к более совершенному и глубокому исповеданию исторической идеологии нашего народа, чем это есть сейчас.

Время это наступит, но когда, ведает о том Единый Бог.

Повелеваю: в отношении тех граждан, кои выказали себя неспособными к добровольной жертвенности жизнью и достоянием во имя идеи, возглавленной Земским Собором, не прибегать к насильственным и репрессивным мерам.

Им Судья — Бог.

Правитель Приамурского Земского Края М. Дитерихс

Скрепил: начальник Канцелярии Правителя М. Домрачеев

[«Русская армия». Владивосток, № 186, 14 октября 1922 г.]



* * *


Завершение Белой борьбы в Приамурье.
Последний Указ Правителя

УКАЗ
Правителя Приамурского Земского Края
№65

г. Кр. Владивосток, 17 октября 1922 года

Силы Земской Приамурской Рати сломлены. Двенадцать тяжёлых дней борьбы одними кадрами безсмертных героев Сибири и Ледяного похода без пополнения, без патронов решили участь Приамурского Земского края. Скоро его уже не станет. Он как тело умрёт. Но только — как тело.

В духовном отношении, в значении ярко вспыхнувшей в пределах его русской, исторической, нравственно-религиозной идеологии, он никогда не умрёт в будущей истории возрождения великой святой Руси.

Семя брошено. Оно упало сейчас ещё на мало подготовленную почву; но грядущая буря ужасов коммунистической власти разнесёт это семя по широкой ниве земли Русской и при помощи безграничной милости Божией принесёт свои плодотворные результаты.

Я горячо верю, что Россия вновь возродится в Россию Христа, Россию помазанника Божия, но что теперь мы были недостойны ещё этой великой милости Всевышнего Творца.


Правитель Приамурского Земского Края М. Дитерихс

[«Мысль». Владивосток, 18 октября 1922 г.]



* * *


ИДЕОЛОГИЯ ДОКУМЕНТОВ ЗЕМСКОГО СОБОРА
И ЗЕМСКОГО ПРАВИТЕЛЬСТВА ПРИМОРЬЯ
В ИЮЛЕ-ОКТЯБРЕ 1922 ГОДА

По материалам информационно-аналитической службы «Русская народная линия», 04.02-07.03.2012 г.

Леонид Болотин, 2006 г.

Предисловие

Летом нынешнего года исполняется девяносто лет со времени проведения Владивостокского Земского Собора. Вероятно, на страницах «Русской Народной Линии» это исключительное событии в нашей истории XX века будет вспоминаться неоднократно. Полагаю, к юбилею уместна публикация и моего исследования. Данная работа была осуществлена в рамках семинарского курса «История России первой половины XX века» на кафедре Исторического факультета МГУ «Отечественная история XX-XXI веков» в 2006 году под научным руководством сотрудницы кафедры Ольги Геннадиевны Герасимовой.

Введение

Выбор темы для данной работы «Идеология документов Земского Собора и Земского Правительства Приморья в Июле-Октябре 1922 года» был обусловлен целым рядом причин, и в первую очередь устойчивым профессиональным интересом, связанным с моей многолетней журналистской и общественно-политической деятельностью, а также интересом начинающего исследователя-историка к следующим темам. 1) История так называемых «Земских Соборов» России XVI-XVII столетий и их историография XIX-XXI веков. 2) Опыт Земского Собора в Приамурье 1922 года. 3) Идея «Земского Собора» в общественно-политической идеологии «соборнического» монархического движения в русской эмиграции в 1920-1990-х годах и православно-патриотических движений России 1989-2000 годов.

Об идеологии

Терминологическая неустойчивость понятия «идеология» вынуждает специально оговорить, в каком именно значении слово «идеология» употребляется в контексте данной работы. Слово «идеология» впервые с 1796 года стал употреблять французский философ, экономист и политический деятель Антуан Луи Клод Дестют де Траси (Antoine Louis Claude Destutt de Tracy; 1754-1836), усваивая своему неологизму определение общественно-научной дисциплины, цель которой научно истолковать круг социальных идей эпохи Просвещения. Дестют де Траси посвятил этому новому явлению свой четырёхтомный труд «Элементы Идеологии» («Elements d'ideologie», 1801-1815), где в первой части — «Идеология как таковая» («Idéologie proprement dite», 1801) идеология рассматривается как наука об идеях. Там наука идеология представляет собой анализ человеческих способностей. Дестют де Траси выделяет четыре способности человека, участвующие в формировании идей: чувства, память, способность суждения, волю.

В общественно-политической жизни Франции в конце XVIII — начале XIX веков сформировался круг из сторонников сенсуализма Дж. Локка и Э. Кондильяка — философов, историков, экономистов и общественных деятелей, которые назывались «идеологами». В данный круг входил и сам Дестют де Траси, а также его составляли — К. Ф. Вольней, П. Ж. Ж. Кабанис, М.-Дж. Дежерандо и другие. Их критический пафос стал предметом жёстких оценок со стороны Наполеона Бонапарта, назвавшего их «ветрогонами и идеологами, которые всегда боролись против существующих авторитетов». В 1808 году Император Наполеон писал: «Ваши идеологи разрушают все иллюзии, а время иллюзий для отдельных людей, как для народов, — время счастья». Тогда наука идеология стала своеобразной связующей нитью между философией XVIII века и позитивизмом.

В Германии молодые философы К. Маркс и Ф. Энгельс, отторгаясь от идей младогегельянства, в ранней работе «Немецкая идеология» (1846) и в своих позднейших работах понимали под «идеологией»: а) идеалистическую концепцию, согласно которой мiр представляет собой воплощение идей, мыслей и принципов; б) тип мыслительного процесса, когда его субъекты — идеологи, не сознавая связи своих построений с материальными интересами определённых классов и объективных побудительных сил своей деятельности, постоянно воспроизводят иллюзию абсолютной самостоятельности общественных идей; в) сопряжённый метод подхода к действительности, состоящий в конструировании мнимой реальности, которая выдаётся за саму действительность. Согласно Марксу, «не в идеологии и пустынных гипотезах нуждается наша жизнь, а в том, чтобы мы могли бы жить, не зная смятения» [1].

Ещё в конце XIX столетия известный русский философов Владимiр Соловьёв давал следующую характеристику слова «идеология» для «Энциклопедического словаря Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона»: «Идеология — метафизическая философия, понимаемая как учение об идеях. См. Destutt de Tracy «Elements d'ideologie» (1801-1815). К этому направлению примыкает школа Кузена. Слово «идеология» в этом значении не сохранилось в философской терминологии. Более употребительно (особенно во Франции) другое значение, введённое Наполеоном I, который называл идеологами всех тех, которые на каких-нибудь принципиальных основаниях противились практическим требованиям текущей политики» [2].

Однако практическая политика последователей марксизма в С.С.С.Р. привела к тому, что термин «идеология», особенно после Второй Мiровой войны стал употребляться в достаточно нейтральном значении «системы идей и взглядов: политических, правовых, философских, нравственных, религиозных, эстетических, выражающих коренные интересы классов, социальных групп» [3]. Согласно этой официальной советской «марксистской» позиции: «Идеология является отражением общественного бытия в сознании людей и в свою очередь активно воздействует на развитие общества, способствуя ему (прогрессивная идеология) или препятствуя ему (реакционная идеология). В классовом обществе идеология всегда является классовой. Идеологическая борьба является одной из форм классовой борьбы, наряду с борьбой политической и экономической. Подлинно научной идеологией, выражающей интересы рабочего класса, огромного большинства человечества, стремящегося к миру, свободе, прогрессу, является марксизм-ленинизм» [4].

Весьма распространёнными выражениями, особенно в 60-80-е годы прошлого века в С.С.С.Р., стали «советская идеология» и «социалистическая идеология», которые подчёркивали именно их общегосударственное, а не только партийное значение. Однако в последней стадии так называемой «перестройки», в конце 80-х — начале 90-х годов, такая «государственная идеология», которая была фактически и законодательно утверждена 6 статьёй Конституции С.С.С.Р. 1977 года, стала подвергаться ожесточённой критике. Это происходило как в либеральной, собственно «перестроечной» части партийной «элиты», так и среди советской интеллигенции. При этом достаточно нейтральному в мiровой практике понятию «идеология» усиленно стало усваиваться резко-отрицательное значение. Предлагалось не просто изменить официальную идеологию, что в политике вполне допустимо, ведь история знает тому немало примеров, а вообще отказать идеологии как таковой. В ходу у этих перестройщиков стал демагогический призыв к «деидеологизации» различных сторон жизни и даже государственной политики, хотя в прямом смысловом значении этого призыва государственная политика должна была стать безыдейной и, следовательно, безсмысленной, безумной, слепой по отношению к своему прошлому, настоящему и будущему. Ведь политическая память, осознание своего исторического наследия это тоже важнейший идеологический элемент государственной политики.

Историческая наука не знает в прошлом государств без ведущих государственных идей. Несмотря на относительную молодость термина «идеология», сама идеология как явление была всегда присуща государственности. Она наглядно проявляла себя хотя бы в пространных и витиеватых титулованиях глав самых древних государств — Месопотамских царей, Египетских фараонов, Микенских базилеев, Китайских ванов (учение Конфуция было по своей сути государственной и общественной идеологией, а не философией как таковой). И покорение или разрушение государств внутренними противниками и завоевателям, как правило, начинались с ожесточённой идеологической борьбы, со свержения или уничтожения триумфальных надписей о былых победах и свершениях на столичных монументах и храмах, с изменения культовых, религиозных формул, имеющих отношение к прежней государственной власти, со «смены вех» и обязательного насаждения нового свода руководящих государственных идей.

Ожесточённая политическая борьба за курс радикальных реформ, начатая с развала в Августе-Декабре 1991 года С.С.С.Р. и приведшая к расстрелу в начале Октября 1993 года Верховного Совета Р.С.Ф.С.Р., своим результатом имела то, что в новой Конституции Российской Федерации, принятой в 12 Декабря 1993 года, появилась специальная — 13 статья, в которой говорится: «1. В Российской Федерации признаётся идеологическое многообразие. 2. Никакая идеология не может устанавливаться в качестве государственной обязательной». В природе существуют и выживают безыдейные сообщества и корпорации, но даже они руководствуются строго иерархическими инстинктами, а не плюрализмом. Называются они стадами, стаями, прайдами и роями.

Достаточно широкая конституционная формулировка, всё же допускающая вариации и сосуществование «необязательных» государственных идеологий, в политической практике привела к тому, что любое проявление идеологии как идейной последовательности в государственной политике определёнными политическими силами стало объявляться нарушением Конституции Р.Ф. Слово «идеология» в нашей национальной политике тогда подпало под фактический запрет. И только с начала 2000 года постепенно начинается реабилитация понятия «идеология» в российском политическом контексте. Слово «идеология» фигурирует в текстах ежегодных посланий Президента Российской Федерации к Федеральному Собранию. Политики и общественные деятели, положительно относившиеся к понятию «идеология», перестали бояться окриков с обвинениями в покушении на Конституцию Р.Ф. из лагеря воинствующих либералов.

Кроме того, надо отметить, что слово «идеология» в современных условиях нередко употребляется по отношению к разнообразным идейным или даже просто к дефиниционным композитам, имеющим отношение к различным сферам точных наук, к экономике, финансам и, особенно, к технологиям. Так, например, на современной рекламной Интернет-странице можно встретить и такое определение: «Идеология. Что этот термин означает дословно? Собрание законов и правил, выстроенных в определённом направлении и объединённых между собой некой общей целью. Как этот принцип реализуется на практике? Носителями идеологии могут быть и государство, и политическое течение единомышленников, и фирма с самым серьёзным подходом к той или иной задаче» [5].

В контексте данной работы я употребляю термин «идеология» в тех значениях, которые соотносимы с социально-политическим контекстом, с контекстом политических и религиозных традиций России. Здесь под «идеологией» я подразумеваю внутренне непротиворечивый свод определённых, сформулированных воззрений, идей, позиций, который выражает собой цели и методы конкретных политических действий. При этом надо отметить, что в самих документах Приамурского Земского Собора 1922 года, которые мы собираемся рассматривать, термин «идеология» употребляется многократно и в положительном смысле.

О документах-источниках

Документы Земского Собора в Приморье в Июле-Августе 1922 года, а также документы Правительства, сформированного на Соборе, публиковались в изданиях местной периодической печати, современных событиям, — «Вестник Временного Приамурского Правительства», «Вестник Земского Приамурского Края», «Вечер», «Земский Край», «Приамурье», «Русская Армия», «Русский Голос», «Русский Край», «Свет», «Слово», «Уссурийский Край», «Уссурийское Слово», а также частично в приложении к книге Б. Б. Филимонова «Конец белого Приморья» (Роквилль, 1971).

Поскольку данная работа не ставит среди своих целей решение сугубо источниковедческих задач, я посчитал возможным ограничиться только теми документами, которые были впервые переизданы в постсоветской России А. Ю. Хвалиным в его книге «Восстановление Монархии в России: Приамурский Земский Собор 1922 года. Материалы и документы» (М., 1993) и в тематическом сборнике «Генерал Дитерихс» (М., 2004), составленном кандидатом исторических наук В. Ж. Цветковым. Для выявления всех основных особенностей идеологии Земского Собора 1922 года и идеологии Правительства, сформированного на этом Соборе, этого в принципе достаточно.

Здесь же постараюсь в той или иной степени рассмотреть следующие опубликованные документальные материалы: «Указ Временного Приамурского Правительства № 149 от 6 Июня 1922 года о созыве Земского Собора», «Приказ Временного Приамурского Правительства № 320, 11 Июня 1922 года», «Приказ № 1 Генерал-Лейтенанта М. К. Дитерихса от 11 Июня 1922 года: Всем Русским Сухопутным Войскам территории Приамурского Правительства», «Положение о Приамурском Земском Соборе», «Список Делегатов Приамурского Земского Собора», «От Временного Приамурского Правительства 23 Июля 1922 года», «Клятвенное обещание для членов Земского Собора», «Доклад Председателя Временного Приамурского Правительства С. Д. Меркулова на Земском Соборе», «Грамота Приамурского Земского Собора к Русским Людям Великой Русской Земли», «Проблема борьбы с большевизмом. Идеологическое определение её целей, путей и средств. Тезисы доклада несоциалистических организаций Приморья на Земском Соборе», «Грамота Земского Собора Правителю Приамурского Края Генерал-Лейтенанту Михаилу Константиновичу Дитерихсу», «Доклад на Соборе Командующего Войсками Временного Приамурского Правительства генерал-лейтенанта Дитерихса (изложение с цитатами)», «Присяга Правителя» «Телеграмма Императрицы Марии Феодоровны», «Телеграмма Президиума Земского Собора», «Приказания Войскам и Флоту Временного Приамурского Правительства № 12 от 8 Августа 1922 года и № 13 от 11 Августа 1922 года», «Указ № 191 Временного Приамурского Правительства от 8 Августа 1922 года», «Указ № 1 Правителя Приамурского Края и Воеводы Земской Рати Генерал-Лейтенанта Михаила Дитерихса от 8 Августа 1922 года», «Приветствия Земского Собора представителям Дома Романовых», «Указ № 2», «Указ № 10», «Обращение Правителя Земского Края от 5 Сентября 1922 года», «От Правителя Земского Края. 6 Сентября 1922 года», «Указ № 36», «Указ № 40», «Указ № 49», «Речь Правителя на станичном съезде Представителей Уссурийского Казачьего Войска 1 Октября 1922 года», «К Созыву Церковного Собора», «Обращение Русских Людей Приамурского Земского Края», «Указ № 65 Правителя Земского Приамурского Края от 17 Октября 1922 года», а также информационные сообщения в прессе того времени о проведении Земского Собора.

Надо отметить, что в Государственном Архиве Российской Федерации хранится Фонд № Р-5194 — Приамурский Земский Собор. Владивосток, 1922, содержащий документы, посвящённые этому событию, как, впрочем, и некоторые другие фонды в Г.А.Р.Ф. К сожалению, в тот период времени, когда я работал над исследованием по жизненным обстоятельствам мне не удалось поработать с этими материалами, но сама эта работа, надеюсь, подтолкнёт к её продолжению с опорой уже на оригиналы и первоисточники.

Цели исследования

Как в российской, так и зарубежной историографии тема «Идеология документов Земского Собора и Земского Правительства Приморья в Июле-Октябре 1922 года» и близкие к ней аспекты практически не рассматривалась. А специальные исследования, посвящённые историографии Земского Собора сводится к выше названной работе А. Ю. Хвалина «Восстановление Монархии в России», где можно выявить первый опыт религиозно-идеологического анализа содержания Земского Собора в Приморье с позиций современного православно-монархического движения России. Главными источниками опубликованных сведений об этом Земском Соборе являются публикации во Владивостокской прессе того времени, а также одно сообщение в европейском белоэмигрантском издании «Высший Монархический Совет». Есть несколько упоминаний в мемуарах, а также раздел «Последний Земский Собор в России» в книге «Генерал Дитерихс» (М., 2004), составленной кандидатом исторических наук В. Ж. Цветковым. Но поскольку наше исследование не ставит своей целью всесторонне освещать все события политической и вооружённой борьбы 1922 года в Приморье, проблема бедности историографии по данной теме не является актуальной, ведь целью данной работы является изучение идейного содержания документов Приамурского Земского Собора:

1)  Выявление основных идеологем, которые привлекали и использовали организаторы Земского Собора в Приморье при его подготовке и проведении.

2)  Выявление земско-соборных идеологем, порождённых политической практикой Приморья в Августе-Октябре 1922 года.

3)  Краткое отражение идейного влияния Земского Собора в Приморье на русскую монархическую эмиграцию в 1922-1990-х годах и краткое отражение идейного влияния на православно-патриотическое движение в С.С.С.Р. и Р.Ф. в 1990-2000 годах.

Глава Первая.
Идея Земского Собора в Приморье летом 1922 года

Приамурский Край накануне Земского Собора

После падения «врангелевского» Крыма, прекращения крупных войсковых операций и ликвидации фронтов Гражданской войны на Европейской части России в Октябре 1920 года, сопротивление советской власти в следующем 1921 году продолжалось в виде вспыхивающих на различных территориях так называемых «контрреволюционных» мятежей, большинство из руководителей и вождей которых отнюдь не ставили своей целью не только пересмотреть результаты Февральской революции 1917 года, но даже и плоды Октябрьского переворота в виде советской власти. Одним из самых популярных лозунгов таких мятежей от Кронштадта до Восточной Сибири был «За советы без коммунистов» или «За советы без большевиков» с различными вариациями и добавлениями.

И только на части Дальнего Востока, где сохранялось присутствие японских интервентов и военных представительств Северо-Американских соединённых штатов (С.А.С.Ш.), 26 Мая 1921 года во Владивостоке небольшой группой каппелевцев был свергнут большевистский режим и сформировано так называемое временное Приамурское правительство братьев С. Д. и Н. Д. Меркуловых, которое в советской историографии не совсем точно называется «белогвардейским». Этому правительству подчинились разрозненные остатки колчаковских частей, различные казачьи соединения, а также к нему тяготели русские беженцы, которые перебрались в зону отчуждения Китайско-Восточной железной дороги с центром в Харбине.

К лету 1922 года последним оплотом организованного сопротивления большевистскому режиму на территории бывшей Российской Империи оставался Дальний Восток, а точнее его Южная часть — Приамурье и область Приморье с политическим центром во Владивостоке. Никаких стратегических целей относительно свержения советской власти на остальной территории России это временное Приамурское правительство не ставило. Оно желало лишь сохранить административный контроль над некоторыми дальневосточными территориями, дабы не допустить на них красного террора, которым в 1918-1922 годах сопровождалось утверждение советской власти по всей России. Однако эта достаточно пассивная позиция по отношению к советской власти за пределами контролируемых Владивостокским правительством областей, способствовала активизации большевиков в тех областях и не только в виде подпольной борьбы. На путях достижения власти «демократическими» методами большевики с помощью своих агентов, проникающих в органы народного представительства, напрямую пытались осуществлять свои цели законодательными способами.

Лояльное к присутствию во Владивостоке японских военных кораблей и сухопутных частей, а также к численно небольшому, но политически значимому Северо-Американскому военному присутствию, временное Приамурское правительство, тем не менее, не шло ни на какие юридические соглашения с интервентами, которые могли бы предполагать отторжение Приморья от России. При этом возглавлявшие правительство братья С. Д. и Н. Д. Меркуловы в своей дипломатии активно использовали противоречия между японскими и американскими интересами. В Приморье в отличие от остальной России, где к 1920 году экономика фактически была разрушена и только после введения Н.Э.П. начала возрождаться из небытия, экономическая активность сохранялась, в том числе за счёт международной торговли с Японией, С.А.С.Ш. и Китаем. В Приморье стали работать те заводы, которые раньше стояли. Также улучшилось положение в области морского транспорта. Нигде не было политических забастовок, кроме одного случая в Сучана, где активно действовали коммунисты. Подрывная идеологическая деятельность большевиков в своей пропаганде и агитации умело использовала факт «сотрудничества» и «соглашательства» временного Приамурского правительства с интервентами в сочетании с различными политическими провокациями, диверсионными и террористическими акциями.

21 Июня 1921 года по инициативе этого временного правительства был созван законодательный орган — Народное Собрание, а вскоре произошёл созыв II-го Съезда несоциалистических организаций, который избрал новый совет съезда, среди членов которого оказались приморские лидеры партии большевиков. С этого момента начинается активное противостояние местных представительных законодательных структур с исполнительной властью временного правительства, председателем которого был Спиридон Денисович Меркулов.

Командиры русских воинских подразделений на протяжении этой борьбы всё время колебались, поддерживая то временное правительство, то народное собрание. В начале Марта 1922 года была предпринята попытка переворота и смены правительства при поддержке части военных. И С. Д. Меркулов даже ушёл в отставку. Но, увидев, что силы инициаторов его отставки достаточно слабы и они ничего не могут предложить конкретного в исправление политической ситуации, С. Д. Меркулов вернулся на свой пост и объявил о роспуске народного собрания, издав указ о новом его созыве 15 Сентября 1922 года.

Но 1 Июня 1922 года сторонниками прежней линии народного собрания был поднят мятеж, и началось междоусобное кровопролитие, а народное собрание возобновило свою деятельность. Никто из высоких военных чинов, находившихся в то время во Владивостоке, не обладал достаточным авторитетом, чтобы прекратить кровопролитную смуту и безпорядки, которые грозили, с одной стороны, решительным вмешательством в ситуацию японских интервентов, а с другой, — попытками захватить власть большевиками.

В этих условиях президиум народного собрания 5 Июня 1922 года обратился за поддержкой к весьма авторитетному в военной среде ветерану Первой Мiровой войны, бывшему Главнокомандующему Армии при Правительстве адмирала А. В. Колчака генерал-лейтенанту Михаилу Константиновичу Дитерихсу с предложением возглавить новое временное Приамурское правительство.

М. К. Дитерихс в начале 1920 года перебрался в Китай. Там он был занят изучением следственного Дела об Убийстве Царской Семьи и Членов Дома Романовых на Урале летом 1918 года, а также написанием книги, посвящённой этому расследованию. Дело в том, что в начале 1919 года Верховный Правитель адмирал А. В. Колчак назначил от своего правительства М. К. Дитерихса куратором расследования этого изуверного преступления. И с той поры генерал-лейтенант М. К. Дитерихс посвятил себя глубокому историческому осмыслению духовной природы традиционной русской государственности и корней революционной смуты 1917 года. Он изначально не принял февральскую революцию 1917 года, но обстоятельства продолжающейся Первой Мiровой войны и чувство патриотизма, вынудили его пойти на политический и духовный компромисс — он принял предложение тогдашнего временного правительства и после небольшого перерыва вернулся в Российскую Армию и даже принял от временного правительства очередной воинский чин — генерал-лейтенанта. Уже после октябрьского переворота — в 1918-1920 годах он принял активное участие в гражданской войне в Поволжье, Прикамье, на Урале, в Сибири и на Дальнем Востоке.

В свою очередь, временное Приамурское правительство под председательством С. Д. Меркулова 6 Июня 1922 года издало Указ № 149 о созыве Приамурского Земского Собора в 15-дневный срок после прекращения смуты. Исходя из самого текста этого правительственного Указа можно полагать, что сама идея Земского Собора осмысливалась тогда как одна из форм местного учредительного собрания. Первый пункт Указа полагал, что Земский Собор должен быть созван «в составе представителей: самоуправления, армии и общественности гг. Владивостока, Спасска и Никольска-Уссурийского, а именно: представителей городских дум, комитетов несоциалистического населения, торгово-промышленной палаты, земских управ, от бюро профессиональных союзов, приходов, от Армии и Флота, от войсковых правительств казачьих войск и высших учебных заведений» [6]. Как видим, здесь почти не упоминается церковная составляющая предполагаемого Собора, не называются представители Православного Священноначалия и духовенства, но названы только «представители… приходов». Во втором пункте указа говориться:

«По выслушании им [Земским Собором] доклада Временного Приамурского Правительства по деятельности последнего в течение истекшего года, возложить на Земский Собор избрание Приамурского Правительства на основах: постановления 1-го Съезда представителей несоциалистического населения Дальнего Востока, декларации революционного комитета [7] от 25-го Мая 1921 года, и декларации Временного Приамурского Правительства от 26-го Мая 1921 года» [8].

На основании этого документа от 6 Июня 1922 года можно судить, что в тот момент никакая традиционная для русской государственной соборности XVI-XVII веков идеология не подразумевалась, кроме самой общественно-политической формулы «Земский Собор». Однако надо отметить, что и эта формула «Земский Собор» не имела исторического основания в документах Московской Руси, а появилась в первой половине XIX века сначала в общественно-политической среде, а потом она была принята российскими историографами и правоведами [9].

На пути к Собору

М. К. Дитерихс весьма своеобычно откликнулся на предложение Приамурского народного собрания. Прибыв во Владивосток, он нашёл общий язык не с депутатами народного собрания, а с С. Д. Меркуловым и его правительством, которое 11 Июня приказом № 320 известило следующее: «Назначается: Генерального штаба генерал-лейтенант М. К. Дитерихс Командующим Войсками и Флотом Временного Приамурского Правительства. Контр-адмиралу Ю. К. Старку возвратиться к исполнению своих обязанностей командующего Сибирской Флотилией» [10]. Генерал-лейтенант М. К. Дитерихс тут же принял командование и выпустил «Приказ №1 от 11 Июня 1922 года: Всем Русским Сухопутным Войскам территории Приамурского Правительства», где он кратко изложил обстоятельства своего приезда из Харбина во Владивосток.

«5-го сего Июня в Харбине я получил телеграмму Приамурского Народного Собрания об избрании меня председателем правительства. Незнакомый с Конституцией здешней власти и не имея достаточной ориентировки, я выехал 7-го Июня, решив, что окончательное решение приму здесь, на месте, о чём и предупредил встретившую меня в пути делегацию Народного Собрания. Ныне я это и делаю. Ознакомившись со всеми событиями, имевшими место во Владивостоке в период 1-8-го Июня и не найдя иных законных путей к устранению возникшей политической смуты, я решил: 1-го Июня здесь, во Владивостоке, произошло то же самое явление, которое имело место 27 Февраля в Петрограде в 1917 году: народное представительство стало на путь революционного творчества, против существующей законной правительственной власти, не имея за собой воли всей страны. Последствия такого шага Государственной Думы 27-го Февраля вся Россия ныне испытывает на себе. Такое же положение должно было постигнуть ныне и Приамурье после первого Июня и грозит неминуемой гибелью нашему национальному святому делу борьбы с антирусской, антинациональной советской властью. Там, где культивируется идея национального русского единения, там, куда обращены со страстной надеждой взоры всех честных русских людей всего мiра, не исключая советской России, там не может быть места личным и персональным началам, а всё должно быть приносимо в жертву сохранению и ограждению очага надежды возрождения, светоча, искры освобождения нашей великой Родины от разрывающих её когтей дьявола. Вера Христианина и совесть человека, которому вы высказали доверие в целях спасти идею национальной борьбы, заставляет меня сказать всем: никогда я не встану на революционный путь в среде национального антибольшевицкого единения, каковым у нас осталось только Приамурское единение, возглавляемое уже больше года Временным Правительством одного и того же персонального состава» [11].

Как видим, в этом документе по сравнению с правительственным Указом № 149 от 6 Июня 1922 года впервые появляются более чёткие идеологические формулы как духовно-политических целей предполагаемых дальнейших действий, так и духовно-политические оценки событий, начиная с Февраля 1917 года.

Для истории Гражданской войны, для официальных документов и деклараций различных «белогвардейских» и коалиционных правительств, которые пытались противостоять действиям большевиков и советской власти в 1918-1920 годах, такая политическая и духовная характеристика Февральской революции появляется едва ли не впервые: «Народное представительство стало на путь революционного творчества, против существующей законной правительственной власти, не имея за собой воли всей страны».

Идейно и духовно характеризуется в общих чертах цель политической борьбы как «наше национальное святое дело борьбы с антирусской, антинациональной советской властью». Прямо говориться и об «идее национального русского единения», которая косвенным образом указывает на саму идею соборности. Наряду с идеей русского единения стоит «Вера Христианина», которая указывает на духовный смысл борьбы за «освобождение нашей великой Родины от разрывающих её когтей дьявола». Однозначно высказана изначально присущая внутреннему духовному строю М. К. Дитерихса религиозная идея жертвенного служения России.

Конечно, после буржуазного плюрализма антибольшевистских политических болтунов и диктаторски угрюмого политического молчания антибольшевистских же военных лидеров эпохи гражданской войны, такая духовно-политическая декларация М. К. Дитерихса произвела решительное впечатление на политическую, духовную, экономическую, военную и общественную элиту «белого» Приморья.

Видимо, одновременно с этим Приказом № 1 М. К. Дитерихса в местном журнале «Воин» вышла статья «Земские Соборы», подписанная неким К. Гермогеновым. Скорее всего, это — псевдоним, который должен был вызвать у читателей ассоциацию со Священномучеником Гермогеном, Патриархом Московским и всея Руси, призывные грамоты которого из польского застенка в Кремле стали в 1612 году главным толчком для формирования второго Земского ополчения под руководством князя Дмитрия Пожарского и старосты Космы Минина и для созыва в 1613 году Великого Московского Собора, одолевшего Смуту и поставившего на Царство боярина Михаила Феодоровича Романова. И хотя этот № 4 журнала «Воин» был датирован Маем, исходя из первых строк статьи «Земские Соборы»: «Верховную власть в нашем Дальневосточном Приморском крае в настоящее время призван установить Земский Собор» [12], — есть основание полагать, что и статья эта написана была, и сам номер журнала вышел не раньше середины Июня, то есть после правительственного Указа № 149 и Приказа № 1 нового главнокомандующего.

В этой статье в популярной форме очень кратко пересказывается история так называемых «Земских Соборов». Некоторые детали этой статьи позволяют полагать, что и сам автор, в свою очередь, при её написании пользовался некими популярными изложениями исторических событий и государственно-церковных мероприятий XVI-XVII веков, а не документальными материалами той эпохи. Хотя в конце статьи приводится библиография «Литература о Земских Соборах» с подзаголовком «Сочинения славянофилов». Но в самой библиографии перечислены работы следующих историографов и правоведов XIX столетия — В. Н. Латкина, С. Ф. Платонова, В. О. Ключевского, Н. П. Загоскина, В. И. Сергеевича, Б. Н. Чичерина, И. И. Дитятина, С. М. Соловьёва, Н. И. Костомарова, А. П. Щапова, С. М. Шпилевского [13].

Из них только профессоров Казанского университета Н. П. Загоскина и С. М. Шпилевского с большой натяжкой можно было бы назвать «славянофилами», остальные перечисленные учёные совершенно очевидно относились к течению «западников» или к так называемой «государственной школе», идейно противостоявшей «славянофилам». Хотя в тексте самой статьи больше упоминаются именно славянофилы — А. С. Хомяков и братья К. С. и И. С. Аксаковы и их идеи.

Из этого следует, что автор, подписавшийся псевдонимом «К. Гермогенов», вряд ли был основательно знаком с научной стороной вопроса истории русской соборности, имея лишь общественно-политические представления о «Земских Соборах» XVI-XVII столетий. Но для нас интересно то, что автор этой пропагандистской разъяснительной статьи в её заключении даёт политическую оценку разницы между «Земским Собором» и Учредительным собранием, причём оценку отнюдь не наивную, а вполне политически зрелую.

«Попытаемся в заключение сделать общий обзор сказанного и хотя бы в этом обзоре вкратце указать ещё раз дух Земских Соборов и, главным образом, отличие их от других представительных Собраний. Для сравнения проведём параллель хотя бы между Земским Собором и Учредительным Собранием.

Земский Собор, как мы уже видели, является учреждением созидательным, члены его направляют свои мысли и усилия на одну конечную цель, каковой является благо родины в целом. Он строит великое русское дело с молитвой и любовью, принимая во внимании интересы целого, а не части государства. Работа Собора спаяна взаимным доверием участников Собора к Царю и друг к другу. Работе Собора чужда вражда, зависть, стремление к славе, власти и личному почёту. Благодаря этому кропотливая, скромная, подчас незаметная работа рядовых людей давала самые благодетельные результаты для страны. После работы Собора не оставалось горечи взаимного непонимания, личных оскорблений, недоговорённых слов, невысказанных пожеланий.

Другими признаками обладает Учредительное Собрание западного образца. Как результат борьбы партий, оно носит незримые признаки разложения в самом себе. Здесь борьба с улицы переносится в залы и из кровавой становится безкровной, не переставая, однако, быть той же борьбой. Во всяком случае, есть победители и побеждённые. Одни выносят из зала заседания трофеи в виде выработанных законов, другие — жажду мести, и невольно затем годами продолжается брожение в обществе, мешающее ему правильно жить и функционировать. Разность интересов обусловливает и разность воззрений. Воззрения эти сталкиваются в речах и взглядах наиболее красноречивых представителей партий. Это способствует тому, что в рядах партий образуются красноречивые лидеры, которые, как герои Гомеровского времени, и ведут, главным образом, между собою словесную борьбу. Удача и неудача выступлений того или другого оратора связана не только с успехом для дела, но и с именем выступающего. И вот невольно личные интересы перемешиваются с общественными, общая цель заменяется, и часто народный избранник психологически венец своей работы видит в личном, классовом, партийном и тому подобном успехе, а не в общей пользе. Всё это далеко отстоит от личностей и переживаний скромных деятелей Земских Соборов» [14].

Некоторые стилистические особенности, идейное содержание статьи «Земские Соборы» из журнала «Воин» позволяют предполагать, что псевдоним «К. Гермогенов» принадлежал самому генерал-лейтенанту М. К. Дитерихсу. Но если это и не так, очевидно, что составлял эту статью человек идейно близкий к позициям М. К. Дитерихса, и, по сути, он изложил в этом материале программные, мiровоззренческие положения предстоящего Земского Собора, набросок его идеологии, которая должна была принципиально отличаться от официальной идеологии «белого» движения 1918-1921 годов, от идеологии «февралистов». Главное отличие — прямое указание цели предстоящего Земского Собора, по примеру Великого Московского Собора 1613 года — восстановление Православного Самодержавного Царства.

Краткий экскурс в официальную идеологию
«белого» движения в 1918-1920 годах

С самого начала «белого» движения на Дону — с конца Декабря 1917-го лежала инициатива генералов Алексеева, Рузского, Корнилова, Каледина. Они же были непосредственными и самыми активными участниками антимонархического и антидинастического февральского переворота 1917 года. И последующими главными военно-политическими лидерами «белой» борьбы — генералами Деникиным (деникинская формула «За великую, единую и неделимую Россию», почерпнутая из идеологии Французской республики периода середины 1790-х годов), Юденичем, Врангелем, адмиралом Колчаком в числе целей этой борьбы указывалось лишь возобновление деятельности Учредительного собрания, разогнанного большевиками в Январе 1918 года. Республиканские «идеалы» в той или иной степени оснащались великорусской националистической и православной риторикой.

Так, в декларации Добровольческой Армии от 14 Апреля 1918 года о целях борьбы говорилось в самых общих выражениях: «безпощадная борьба с большевиками», «установление в стране единства и правового порядка». Формально руководство «белого» движения открещивалось от «политики» в виде партийной борьбы: «Стремясь к совместной работе со всеми русскими людьми государственно-мыслящими, Добровольческая армия не может принять партийной окраски». При этом относительно будущего России принималась позиция внешнего «непредрешенчества»: «Вопросы о формах государственного строя являются последующими этапами, они станут отражением воли Русского Народа после освобождения от рабской неволи и стихийного помешательства», но по сути эта формула указывала на возобновление Учредительного собрания в той или иной форме.

Любимым лозунгом главнокомандующего белых войск на Юге России генерала А. И. Деникина был «За великую, единую и неделимую Россию». Он его повторил и в своём фактически прощальном наказе от 14 Декабря 1919 года, после которого он оставил пост главнокомандующего и отбыл в эмиграцию.

«В связи с приказом моим сего года за № 175 приказываю Особому Совещанию принять в основание своей деятельности следующие положения:

1.  Единая, Великая, Неделимая Россия. Защита веры. Установление порядка. Восстановление производительных сил страны и народного хозяйства. Поднятие производительности труда.

2.  Борьба с большевизмом до конца.

3.  Военная диктатура… Всякое давление политических партий отметать, всякие противодействия власти — и справа, и слева — карать.

Вопрос о форме правления — дело будущего. Русский Народ создаст Верховную Власть без давления и навязывания.

Единение с народом. Скорейшее соединение с казачеством путём создания Южно-Русской власти, отнюдь не растрачивая при этом прав общегосударственной власти.

4.  Внутренняя политика — только национальная. Русская.

Невзирая на возникающие иногда колебания в русском вопросе у союзников идти с ними. Ибо другая комбинация морально не допустима и реально не осуществима.

Славянское единение. За помощь — ни пяди Русской Земли…» (Выделено мной. — Л. Б.).

Вот максимально отображённый круг идей, которые официально декларировались до начала 1920 года в стане белых. Духовная («защита веры»), государственная («Русский Народ создаст Верховную Власть без давления и навязывания») и национальная («внутренняя политика — только национальная, русская») традиции только обозначаются без какой-либо конкретики.

Сменивший генерала А. И. Деникина на посту командующего генерал барон П. Н. Врангель делает некоторый идеологический шаг, в котором можно усмотреть не только призыв к Учредительному собранию, но и намёк на восстановление Монархии, так, например, в его приказе № 3226 от 20 Мая 1920 года говориться: «Народу — землю и волю в устроении государства! Земле — волею народа поставленный Хозяин! Да благословит нас Бог!» [15]

Трудно предположить, что формула «Хозяин Земли» предполагает республиканскую форму правления. Назвать «Хозяином» всенародно избранного президента или председателя народного собрания вряд ли возможно. Тем более тут возникает прямая ассоциация с анкетой «Первой всеобщей переписи населения Российской Империи», которую заполнил Император Николай II. В графе «Главное занятие, ремесло, промысел, должность по службе» Он написал: «Хозяин Земли Русской» [16]. Этот анкетный лист фототипически публиковался до революции и был широко известен народу. Но и здесь, если под словом с прописной буквы «Хозяин» и предполагается Монарх, Царь, Император, то и Он должен быть утверждён на Престоле не Божией милостью как Божий Избранник, ведь так традиционно титуловались Русские Самодержцы, а поставлен на Трон «волею народа».

Если генерал А. И. Деникин в своих официальных документах только упоминал религиозную составляющую Белого движения — «защита веры», то барон П. Н. Врангель напрямую у Господа испрашивает благословения на борьбу. Конечно, такой подход был ближе многим рядовым воинам и офицерам среднего звена Белой Армии, из числа тех, кто надеялся на возрождение Православного Самодержавного Царства. Но нельзя не отметить, что эта тенденция у барона П. Н. Врангеля только обозначалась в виде намёка, который предполагал к тому же двойное толкование («Народу — землю и волю»), но такая тенденция не была явлена в чёткой политической декларации.

Не было последовательного соединения традиционных русских национальных государственных идей и учения Православной Церкви о государстве в этой политической риторике. И тем более оно не проводилось в практической политике. Никто из главных деятелей «белого» движения, по крайней мере, публично, не ставил под сомнение результаты февральской революции и не предлагал реставрировать Православную Монархию.

Пожалуй, единственным документально зафиксированным исключением было выступление осенью 1918 года бывшего командующего 3-го кавалерийского корпуса генерал-лейтенанта Фёдора Артуровича Келлера с горсткой верных ему офицеров. Граф Ф. А .Келлер выступил с монархическими девизами и лозунгами против февральской революции. Но это выступление, хотя генерал Ф. А. Келлер имел благословение Святейшего Патриарха Тихона, не нашло широкой поддержки.

Вся Царская Семья и часть Членов Императорской Фамилии к этому времени были уже расстреляны летом 1918 года в Екатеринбурге, Перми и Алапаевске. Другие Члены Императорской Фамилии и Вдовствующая Императрица Мария Феодоровна к моменту выступления генерала Ф. А. Келлера содержались под домашним арестом в Крыму под контролем большевиков, а другие Великие Князья в заключении — в Петропавловской крепости. Сам генерал Ф. А. Келлер с ближайшими соратниками был расстрелян петлюровцами в Киеве в ночь на 21 Декабря 1918 года напротив Святой Софии у памятника гетману Богдану Хмельницкому. В Январе 1919 года были расстреляны члены Императорской Фамилии, содержавшиеся в Петропавловской крепости.

В 1919-1921 годах к монархической риторике прибегали атаман Г. М. Семёнов (1890-1946) и барон Р. Ф. Унгерн фон Штернберг (1886-1921), дружески близкий к ряду представителей Императорской Фамилии. Но их выступления, хотя на короткие периоды и весьма многочисленные, также не нашли широкой и устойчивой поддержки. Кроме того, барон Р. Ф. Унгерн фон Штернберг в своей идеологии отошёл от Православия и обратился к восточной мистике, в силу личных увлечений и желая использовать в своей борьбы монголов и тибетцев ламаистского вероисповедания.

Убеждённым монархистом был воевавший с красными в Сибири и на Дальнем Востоке генерал В. О. Каппель, но он отказывался от монархических лозунгов и девизов в своей борьбе, чтобы не вступать в противоречие с идеологией Сибирского правительства.

Это вовсе не означает, что идея Монархии была сама по себе безперспективна среди Русского Народа в борьбе с большевиками. Проблема заключается в том, что «белая» борьба практически на всех этапах велась не с опорой на внутренние ресурсы, а при материальной помощи союзников России по Антанте, С.А.С.Ш., а на Юге России от весны до осени 1918 года — Германии. Поскольку сами союзники в лице послов Великобритании и Франции — Джорджа Бюкенена и Мориса Палеолога, а также их агентов, были участниками февральского переворота, этот переворот поддерживали и С.А.С.Ш. через Американскую миссию Красного Креста (С.А.С.Ш. до февральской революции не участвовали в Первой Мiровой войне). С другой стороны, у Германии были особые отношения с большевиками, поскольку Германия спонсировала деятельность большевиков в Марте-Октябре 1917 года, а после заключения кабального Брестского мира весной 1918 года имела дипломатические отношения с советским правительством. Все эти могущественные международные силы по разным мотивам и причинам совершенно не были заинтересованы в восстановлении традиционной Самодержавной России. Поэтому даже барон П. Н. Врангель, которому некоторые монархически настроенные, но мало знавшие его белоэмигрантские мемуаристы пытались приписывать скрытые монархические симпатии, даже при всём желании не смог бы привлечь в арсенал своей политической борьбы идеи Русского Царизма. Англичане и французы, снабжавшие части барона Врангеля вооружением, амуницией и даже продовольствием, никогда бы не позволили ему подобной перемены политического курса.

Аналогичным было положение и у адмирала А. В. Колчака. Он хотя и располагал частью золотого запаса Российской Империи, и, казалось бы, мог быть свободнее в выборе политического курса, но в вопросах закупок оружия и боеприпасов он был полностью связан своими американскими кураторами. Международный рынок вооружения всегда весьма специфичен в политических ориентациях, и на нём требуется большое политическое искусство и умение, которыми лидеры «белого» движения не обладали. И хотя ближайший военный соратник А. В. Колчака генерал М. К. Дитерихс неоднократно ставил вопрос перед Верховным правителем о выдвижении военного лозунга за восстановление Русской Монархии, у монархически индифферентного адмирала А. В. Колчака генерал М. К. Дитерихс поддержки не находил, а гражданская часть правительства Колчака состояла сплошь из «февралистов». Именно поэтому на последнем этапе колчаковской борьбы М. К. Дитерихс полностью отошёл от военного руководства и сохранил своё участие в политической жизни только в деле по расследованию убийства Царской Семьи.

Монархическая позиция генерал-лейтенанта М. К. Дитерихса, открыто заявленная им при создании при вооружённых силах А. В. Колчака в Августе 1919 года Дружин Святого Креста, была широко известна в русских военных кругах Сибири, Дальнего Востока и Китая. Именно это стало одной из причин осложнения отношений М. К. Дитерихса с правительством и его добровольной отставки с поста главнокомандующего.

Поэтому владивостокские политики, приглашая генерала М. К. Дитерихса на пост главы временного правительства только в качестве авторитетного военного специалиста, напрасно рассчитывали на его политическую нейтральность.

На пути к Собору (окончание)

Политическая стратегия оборонного, локального выживания Приморского края в этом заявлении М. К. Дитерихса меняется на наступательную стратегию освобождения всей России от большевиков и советской власти. Решительный генерал-лейтенант не просто расставил политические акценты. Отказавшись от поста председателя нового временного правительства, он, как самый старший по воинскому званию среди владивостокских военных чинов, заявил: «Принимая во внимание добровольческий характер русских сухопутных вооружённых сил Приамурья, позволяю себе временно принять командование над ними», и одним этим остановил политическое противоборство у военных и среди казачества. Именно в свете этого он заявил и о своей прямой ответственности за последующие действия в следующих пунктах:

«1.  Отказываюсь от революционного народного избранничества.

2.  Признаю Приамурское Народное Собрание распущенным в силу указа Временного Правительства.

3.  Через 15 дней по прекращении смуты Временным Правительством будет созван Земский Собор, этот исторический русский, национальный по идее, орган народного представительства, который и установит структуру и состав верховной власти в Приморье.

4.  До решения Земского Собора подчиняюсь законному Приамурскому Правительству, уже более года возглавляющему русское национальное единение здесь, во Владивостоке» [17].

Здесь же даётся идейно содержательная, хотя пока ещё слишком общая характеристика предстоящего Земского Собора: «исторический русский, национальный по идее, орган народного представительства». Но уже в этой формуле видна бóльшая чёткость и ориентированность на традиционную Россию, чем в расплывчатом деникинском лозунге «за единую и неделимую».

Как видим, практические политические действия новая политическая фигура Приморья наполняет идейно осмысленным содержанием. Однако то, что дошло до нас в текстах документов, в те же дни, вероятнее всего, сопровождалось и решительными обсуждениями с членами временного Приамурского правительства о приведении состава будущего Собора в соответствие с определёнными духовно-историческими традициями таких государственных собраний. Можно вполне определённо полагать, что главным историческим образцом для подобного мероприятия М. К. Дитерихс и его помощники считали Всероссийский Московский Собор в Январе-Июле 1613 года, который после Великой Смуты начала XVII столетия восстановил в России Православную Самодержавную Монархию и поставил на Престол первого Государя из Рода Романовых — Царя и Великого Князя Михаила Феодоровича.

Всего за девять лет до описываемых владивостокских событий вся Православная Россия торжественно отмечала 300-летие этого Собора. О нём говорилось и в проповедях по всем православным храмам необъятной Империи, и в многочисленных исторических и популярных публикациях, и на множестве торжественных мероприятий, связанных с этим празднованием, имевшим поистине всенародный характер.

Поэтому духовно-просветительские усилия М. К. Дитерихса среди политической и духовной элиты Владивостока имели достаточно подготовленную почву в общественном сознании и, вероятно, находили не просто понимание, но и практический отклик.

Кроме того, на путях подготовки к Земскому Собору М. К. Дитерихс в срочном порядке издал во Владивостоке свою книгу «Убийство Царской Семьи и Членов Дома Романовых на Урале», где однозначно выразил свою верность идеалам Православной Самодержавной Монархии и Царской Власти Помазанника Божия, а также категорично высказал своё неприятие февральской революции, которая напрямую привела к цареубийству.

По крайней мере, правительственное «Положение о Приамурском Земском Соборе», вышедшее уже после Приказа № 1 М. К. Дитерихса, во второй половине Июня 1922 года, значительно идеологически отличается от Указа временного Приамурского правительства от 6 Июня 1922 года за № 149 именно в смысле усиления церковной и вообще — духовной составляющей предстоящего мероприятия.

В этом положении в частности говорится: «§3. В состав Земского Собора Приамурского Края на основаниях, изложенных в последующих статьях настоящего Положения, входят: …представители: от духовенства, …от Православных приходов, от общества ревнителей Православия, от старообрядческого духовенства, от старообрядческой общины… Примечания: а) В состав Собора входят обязательно по своему служебному положению: Епископ Приморский и Владивостокский, Епископ Харбинский, Епископ Камчатский, Епископ Старообрядческий, …Главный Священник Армии и Флота, Старший Военный Старообрядческий Священник и Главный Мулла Армии» [18].

Таким же образом, согласно §4 этого Положения, в «состав членов Собора» входят: «1. Духовенство — 8; …10. Приходы — 24; …15. Мусульманское общество — 2» [19].

В неполном «Списке Делегатов Приамурского Земского Собора», составленном не официально, а репортёром газеты «Русский Край» с пояснительной ремаркой — «кого удалось установить», эта духовная составляющая частично конкретизирована персонально: Архиепископ Харбинский и Маньчжурский МЕФОДИЙ, Епископ Казанский ФИЛАРЕТ (старообрядческий), Архиепископ Владивостокский и Приморский МИХАИЛ, Епископ Камчатский НЕСТОР (Анисимов). Помощник Епископа Амурского: Тарас Антонович Чернышев. От Покровской церкви: протоиерей Константин Цивилев. От Приходского совета града Никольск-Уссурийского собора: протоиерей Павел Мичурин. От Совета Кружка ревнителей Православия Свято-Духовского Прихода: Г. П. Хорук… От Приходского Совета Петропавловской церкви: вместо священника Нежинцева, который входит как член Всероссийского Церковного Собора, — В. Т. Соколов. От группы участников Всероссийского Поместного Церковного Собора: священник Пономарёв. От Харбина: …от мiрян — Скулихин [20]. Причём в данном списке отсутствует подробная роспись делегатов Собора от православных приходов, от старообрядцев и мусульман, которые в нём участвовали.

На территориях России, до осени 1920 года контролировавшихся «белым» движением во время гражданской войны, находился целый ряд видных Архиереев, бежавших от большевистского атеистического террора. Они принимали участие в специальных Богослужениях и молебнах о даровании победы Христолюбивому воинству или в панихидах после сражений. Это и понятно, поскольку «белое» воинство в подавляющем большинстве своём составляли православные люди. В мемуарной литературе встречаются редкие упоминания и о военных священниках в некоторых частях «белой» армии. Но это была инициатива среднего командного состава и самих священников.

Но подобные, хотя и более редкие акции были и в «красной» армии, поскольку и там основная масса рядовых и младших командиров состояла из православных людей. Известны, например, приказы главковерха Л. Б. Троцкого о порядке празднования Пасхи верующими красноармейцами в 1919 и 1920 годах.

Но никогда Архипастырей и авторитетных священников, за исключением торжественных треб, лидеры «белого» движения не приглашали для идейного участия в политической борьбе с большевиками или с «зелёными» повстанцами. Весьма редкие воинственные проповеди Митрополита Антония (Храповицкого) с призывами к непримиримой борьбе с большевиками до победного конца и подобные выступления некоторых других Иерархов всецело были их личной инициативой, не имевшей никакого практического отклика со стороны военного руководства и представителей гражданской администрации на «белых» территориях.

Поэтому сам факт привлечения «обязательно по своему служебному положению» Архиереев Российской Православной Церкви и полномочных служителей других конфессий к политическому собранию, целью которого было поставлено обновление и формирование местных властных структур, представляет собой исключительное явление в истории гражданской войны 1918-1922 годов.

Очевидны и другие старинные именно соборные, а не демократические принципы формирования состава этого совещания, в которое большей частью вошли должностные лица и общественные деятели в силу существующего на момент созыва Собора их положения, а не в результате специальных выборов на Собор депутатов от территорий и организаций:

«В состав Земского Собора Приамурского Края… входят: Временное Приамурское Правительство и представители: от духовенства, от Армии и Флота, от гражданских ведомств, от несоциалистических организаций, от горожан домовладельцев, от сельского населения, от городских самоуправлений Владивостока, Никольска-Уссурийского и Петропавловска, от Земства, от торгово-промышленного класса, от казачьего населения и казачьих войсковых правительств, от Православных приходов, от общества ревнителей Православия, от старообрядческого духовенства, от старообрядческой общины, от высших учебных заведений, от областных несоциалистических организаций, от русского населения полосы отчуждения К.В.Ж.Д. и от поселковых управлений… В порядке персонального приглашения Временным Приамурским Правительством могут быть приглашены в состав Собора до 10 лиц, пользующихся общественной и политической известностью и авторитетом» [21].

Конечно, с точки зрения критериев демократической представительности, этот принцип формирования Собора выглядит «ущербным» в смысле качества представительства, но для традиции Государственно-Церковных Соборов XVI-XVII столетий этот принцип участия «по своему служебному положению» был основополагающим. Так, ещё дореволюционный историк, ученик С. Ф. Платонова — А. И. Заозерский обоснованно утверждал: «Собор XVI-го века составлялся из должностных лиц, принадлежавших или к служилому, или к торгово-промышленному классу. Это был, если так можно выразиться, парламент чиновников», светских участников Соборов А. И. Заозерский называл «агентами правительства» [22], а не уполномоченными представителями каких бы то ни было корпораций и сословий.

Советские учёные академик Л. В. Черепнин и С. П. Мордовина придерживались аналогичных взглядов: «Земский Собор… формировался на началах правительственного созыва, а не вручения полномочий делегатам местными сословными группами» [23]. При этом часто встречавшийся в соборных документах того времени «термин „из городов выбор“ означает особый служилый чин, а не избранных в провинциальных городах дворян» [24].

Поэтому сам «соборный», а не демократический принцип формирования Приамурского Земского Собора имел в своём основании определённую традиционную идеологию, а не диктаторский «произвол» генерал-лейтенанта М. К. Дитерихса и представителей временного правительства.

Однако не все параграфы «Положения о Приамурском Земском Соборе» отвечали исконным соборным традициям. Например, механизм принятия решения на древних Церковных Соборах и на Государственно-Церковных Соборах Московской Руси даже при наличии прений и первоначальной разноголосицы у соборян по тому или иному вопросу, при окончательном определении вопроса канонически и традиционно требовал единогласия всех соборян. В противном случае такое решение не считалось соборным, но только выражением позиции большинства, и не принималось к обязательному исполнению всеми членами Церкви или агентами государственной власти.

Как пишет известный церковный историк Владыка Вениамин (Пушкарь), Архиепископ Владивостокский и Приморский, в серии очерков, посвящённых церковной и государственной соборности, «Собор — путь праведных»: «Соборные решения, предназначенные для неукоснительного исполнения в Поместной Церкви, признавались принятыми при единодушии соборян, а не „демократическим“ большинством, при наличии несогласного меньшинства» [25]. Такого же единогласия придерживались и на Государственно-Церковных Соборах Московской Руси. Такова была сама идеология и тысячелетняя традиция соборности. Если решение было принято соборной полнотой, то оно почиталось к обязательному исполнению всеми, и не только участниками Собора, но всеми теми, кто находился под юрисдикцией Собора. Что касается Церковных Соборов, то Второе правило Первого Вселенского Собора — Никейского гласит: «Дерзающий сопротивляться Великому Собору, подвергает себе опасности изключения из клира» [26].

В 12 параграфе «Положения о Приамурском Земском Соборе» предполагалось нечто иное: «Вопросы, подлежащие разрешению Земского Собора в заседаниях его, разрешаются простым большинством голосов, причём определение числа лиц, составляющих Приамурское Правительство, срок, на который избирается это Правительство, и выборы Правительства, а равно Председателя Собора и его Заместителей производится закрытой баллотировкой (шарами). В остальных случаях голосование на Соборе, если это потребуется, производится поднятием рук, разве бы состоялось по сему поводу иное постановление самого Собора по требованию не менее как одной трети членов, присутствующих на Соборе, заявленному письменно на имя Председательствующего в заседании» [27].

Впрочем, слишком строго судить владивостокцев за отступление от основополагающих соборных принципов не приходится. Дело в том, что и на Поместном Соборе Православной Российской Церкви 1917-1918 годов соборный принцип принятия решения только на основании общего единодушия и единогласия уже не соблюдался. На этом Церковном Соборе согласно «Уставу Поместного Собора Православной Всероссийской Церкви» [28], учреждённому определением Святейшего Правительствующего Синода 10-11 Августа 1917 года, решения принимались большинством голосов, правда, чаще всего подавляющим большинством, но единогласные решения там были редким исключением. Живая практика Церковных и Государственных Соборов в России прекратилась в конце XVII века, поэтому относительно некоторых основополагающих соборных принципов в среде церковного Священноначалия, и тем более среди рядового клира преобладал теплохладный подход. Такое отступление от соборных принципов в церковной среде объясняло несколько ущербный характер соборной идеологии в процесс подготовки Приамурского Земского Собора.

Глава Вторая.
Идеология документов и материалов
Земского Собора в Приморье летом 1922 года

Земский Собор

После военного парада, Крестного Хода и молебна 10 /23 Июля 1922 года во Владивостоке был торжественно начат Земский Собор Приамурского Края с присяги соборян на Кресте и Евангелии. Следующим деянием Собора стало единогласное избрание Почётного Председателя Земского Собора в лице Его Святейшества Святейшего Патриарха Московского и Всероссийского Тихона, который, по устному преданию, бытовавшему в Русском Зарубежье, из Москвы через Владыку Нестора (Анисимова), Епископа Камчатского будто бы передал благословение на созыв этого Земского Собора.

Сомневаться в этом придании не приходится, но акция владивостокских соборян, видимо, усложнила положение Святейшего Патриарха, который в то время находился под домашним арестом в Донском монастыре и под постоянной угрозой тюремного заключения. Тогда Г.П.У. велось следствие по делу «гражданина Беллавина» — Святейшего Патриарха Тихона, а 24 Мая 1922 года в Петрограде начался процесс над священнослужителями и мирянами, обвинёнными в контрреволюции. В результате приговора по этому процессу 12 Августа 1922 года были расстреляны Петроградский Митрополит Вениамин (Казанский), архимандрит Сергий (Шеин), профессора Духовной Академии И. М. Ковшаров, Ю. П. Новицкий и другие. Такой же процесс планировался и над Московскими Иерархами. 31 Августа 1922 года возобновились регулярные допросы Святейшего Тихона, Патриарха Московского в Г.П.У. [29] Но сам Патриарх-Исповедник по своему непоказному смирению вряд ли бы воспротивился такому решению соборян ради облегчения своей участи.

После объявления об избрании Святейшего Тихона Почётным Председателем Собора помощник соборного секретаря С. П. Руднев внёс в зал заседаний большой портрет Патриарха.

Но нас более интересуют не эти действия, которые тоже имеют ярко выраженное идеологическое содержание, но документы, в которых идеология Собора была зафиксирована. В дальнейшем мы увидим, что обнаруживается определённая разница в идеологии и стилистике официальных документов, предшествующих Собору, и в документах, принятых на самом Соборе. Это позволяет предполагать, что на заключительном этапе подготовки Собора и в процессе его к составлению текстов стали привлекаться люди, имеющие Православное духовное образование, а возможно и представители Священноначалия. Самое предварительное сравнение стилистических особенностей предшествующих Собору документов и ряда соборных текстов даёт основание допускать, что в этой программной работе принимали непосредственное участие Иерархи Российской Православной Церкви, участвовавшие в Земском Соборе.

Например, одним из авторов ряда ключевых документов Земского Собора мог быть Владыка Мефодий, Архиепископ Харбинский и Маньчжурский, который имел большое влияние на Земском Соборе в качестве Почётного Заместителя Председателя Собора. Возможно, непосредственное участие в написании некоторых документов, особенно на заключительном этапе Земского Собора, принимал и Владыка Нестор (Анисимов), Епископ Камчатский, бывший в Августе 1917 - Сентябре 1918 годов членом Поместного Собора Российской Православной Церкви, убеждённый царист, хотя открыто не исповедовавший свои царистские взгляды после Февраля и до открытия Поместного Собора в Августе 1917 года. Поскольку в противном случае он был бы просто отстранён от участия в этом мероприятии агентами временного правительства. Но для более основательного рассмотрения этого предположения об авторстве необходим детальный сравнительный текстологический (квантитативный) анализ официальных документов Харбинской и Камчатской епархий, предшествующих революции, и документов Владивостокского Земского Собора. Сейчас в рамках данной работы это сделать не представляется возможным, поэтому данное предположение мы отнесём к постановке вопроса для дальнейших исследований.

Согласно «Положению о Приамурском Земском Соборе», все полноправные соборяне приносили присягу или обещание: «п. 8. По открытии Собора Члены приносят присягу, а те, кто таковой не приемлет по религиозным убеждениям, дают торжественное обещание по приложенной к сей статье форме — свято и честно исполнять возложенные на них обязанности, руководствуясь исключительно благом Родины» [30].

Вот текст «Клятвенного обещания для членов Земского Собора»:

«Мы, нижепоименованные, обещаем и клянёмся Всемогущим Богом пред Святым Его Евангелием и Животворящим Крестом Господним исполнять возложенные на нас обязанности Членов Земского Собора Приамурского Края по долгу нашей совести и крайнему нашему разумению и силам, памятуя лишь о благе и пользе Земли Русской, — в удостоверение чего целуем Слова и Крест Спасителя нашего. Аминь» [31].

По своим ключевым формулам «клянёмся Всемогущим Богом пред Святым Его Евангелием и Животворящим Крестом Господним», «по долгу нашей совести и крайнему нашему разумению и силам, памятуя лишь о благе и пользе», «в удостоверение чего целуем Слова и Крест Спасителя нашего» этот текст полностью согласуется с присягами военных и гражданских чинов, а также депутатов Государственной Думы Императорской России, источниками которых, в свою очередь, являются устные клятвенные обещания верности на Кресте и «крестоцеловальные записи» XI-XIII веков, следы которых в древних, процарапанных по штукатурке и камню граффити на стенах и столпах Святой Софии Киевской были зафиксированы в публикациях советских историков 1970-1980-х годов и сохранялись, по крайней мере, до начала 1990-х годов. Мне же в 1985-1986 годах доводилась читать их в оригинале, во время посещений этого древнего храма.

В клятвенном обещании соборян заложен вероисповедный, а также идейный фундамент всех последующих их деяний, выражена его религиозная идеология, основанная на православных державных традициях более девяти веков христианской государственности Руси.

На открытии Земского Собора прозвучал отчётный доклад председателя временного Приамурского правительства С. Д. Меркулова о событиях и делах минувшего года. В заключении доклада было сказано следующее: «Единственная надежда — Земский Собор, который укажет, как нам вступить на правильный путь… Я говорю, как перед Богом: всё, что мы имели в своих силах, мы отдали этому делу, если что произошло, то трудное было дело, но наша совесть чиста… Земскому Собору предстоит: или спасти дело, или пойти на Голгофу» [32]. Эта вероисповедная нота свидетельствует, с какими духовными переживаниями подошёл к Собору один из главных его инициаторов и организаторов. Но это было только началом.

Восстановление Династии Романовых в России

Видный участник Земского Собора С. П. Руднев в своих мемуарах о Соборе пишет: «Главнейшим моментом Земского Собора было принятие 207 голосами против 23 постановления о том, что „Приамурский Земский Собор признаёт, что право на осуществление Верховной Власти на Русской Земле принадлежит Династии Романовых; что поэтому считает необходимым и соответствующим желанию населения возглавление национально-государственного образования в Приморье одним из членов названной Династии, последней для сего указанным, и что Собор почитает должным о вышеизложенном доложить Государыне Императрице Марии Фёдоровне и старейшему члену Династии Великому Князю Николаю Николаевичу“. Вместе с тем Собор вынес пожелания, …чтобы Временное Правительство вступило по этому поводу в переговоры с Династией…» [33]. С. П. Руднев никак не датирует это решение Собора.

Российский церковный учёный А. Ю. Хвалин, который первым после революции исследовал материалы Приамурского Земского Собора, работая в архивах и библиотеках Владивостока в 1990-1997 годах, пишет: «На заседании Земского Собора 3-го Августа ключевым моментом стало принятие трёх основных тезисов: 1. Приамурский Земский Собор признаёт, что права на осуществление Верховной Власти на Русской Земле принадлежат Династии ДОМА РОМАНОВЫХ (207 голосов — «за» и 23 — «против»). 2. В связи с этим Земский Собор считает необходимым и соответствующим желанию населения возглавление национальной Государственности Приамурья Верховным Правителем из членов Династии ДОМА РОМАНОВЫХ, Династией для сего указанным. (175 — «за», 55 — «против»). 3. По сим соображениям Земский Собор почитает необходимым доложить о вышеизложенном Ея Императорскому Величеству Государыне Императрице МАРИИ ФЕОДОРОВНЕ и Его Императорскому Высочеству Великому Князю НИКОЛАЮ НИКОЛАЕВИЧУ, высказывает своё пожелание, чтобы правительство вступило в переговоры с Династией ДОМА РОМАНОВЫХ на предмет приглашения одного из Членов Династии на пост Верховного Правителя» [34]. Но А. Ю. Хвалин не помещает ссылки на документ или другую публикацию, которые указывали бы на то, что это решение было принято Собором именно 3 Августа.

Историк В. Ж. Цветков даёт другую дату принятия этих соборных решений: «На заседании 31 Июля депутат Собора от «несоциалистического блока» П. П. Васильев представил следующие тезисы: «Приамурский Земский Собор признаёт, что права на осуществление Верховной Власти в России принадлежат Династии Дома Романовых» (207 голосов высказались «за» и 23 «против»); «В связи с этим Земский Собор считает необходимым и соответствующим желанию населения возглавление Национальной Государственности Приамурья Верховным Правителем из членов династии Дома Романовых, династией для сего указанным» (175 голосов «за» и 55 голосов «против»); «По сим соображениям Земский Собор почитает необходимым доложить о вышеизложенном Её Императорскому Величеству Государыне Императрице Марии Фёдоровне и Его Императорскому Высочеству Великому Князю Николаю Николаевичу, высказывает своё пожелание, чтобы правительство вступило в переговоры с Династией Дома Романовых на предмет приглашения одного из членов династии на пост Верховного Правителя» (188 голосов «за», 47 «против»). Важность данного решения состояла, прежде всего, в том, что впервые за всю историю Белого движения Дом Романовых был признан «Царствующим». За период с Марта 1917 до Июля 1922 года вопрос о форме правления в России откладывался до решения Учредительного Собрания. Поэтому все белые правительства и сам Верховный Правитель России адмирал А. В. Колчак стояли на позициях «непредрешения», считая главной своей задачей борьбу с большевизмом и прекращение междоусобной войны». В. Ж. Цветков даёт общую для этих цитат ссылку на документы, хранящиеся в Г.А.Р.Ф. — Ф. 5194. Оп. 1. Д. 4. Л. 58 [35].

При этом В. Ж. Цветков в другом разделе составленной им книги приводит целиком «Тезисы доклада несоциалистических организаций Приморья на Земском Соборе», где в разделе «Тезисы доклада о структуре власти и управлении» [36] даны цитируемые выше пункты о Династии Романовых, но на этот раз ссылается на другое дело в Г.А.Р.Ф. — Ф. 6116. Оп. 1. Д. 19. Лл. 1-9.

Как видим, в современной историографии хронологически ещё не уточнено конкретными отсылками одно из самых главных решений Собора. Но для данной работы это не столь важно. Главное то, что Земский Собор в этом решении достаточно строго встал на идеологические основы Самодержавной Монархии, которая, в свою очередь, духовно и идейно утверждалась в древних — Соборных же актах. Имею в виду Уложенную Грамоту Великого Московского Собора 1598 года, которая впервые в государственной практике России именно Соборно утверждала исторические и духовные основы Русского Самодержавия [37].

До этого Русское Самодержавие рассматривалось и обосновывалось только в трудах Святителя Макария (Леонтьева), Митрополита Московского и всея Руси и Царя Иоанна Васильевича Грозного. При всей духовной авторитетности этих авторов, их труды были всё же плодами единоличного творчества. Они строго опирались на всё церковно-державное наследие Византии и Древней Руси. Однако авторитет законного Собора в массовом православном сознании на Руси до второй половины XVII века (до Церковного Собора 1666-1667 годов) был непререкаем. Точка же зрения одного лица, даже самого значительного, всегда находила не только сторонников, но и противников. А Великий Собор 1598 года, поставивший на Русский Престол Династию Годуновых, закреплял это решение именно соборным обоснованием Русской Верховной Власти от начала русской государственности и в соответствии с учением Церкви о Царской Власти.

Уже после Смуты 1605-1612 годов Утверждённая Грамота Великого Московского Собора 1613 года повторила и вновь подтвердила все основные положения о Царской Власти из Грамоты 1598 года. Клятвенные обязательства соборян за себя и все последующие поколения своих потомков в верности поставленной этим Собором на Русский Престол Династии Романовых были крайне категоричны и с условиями, что данное решение уже не подлежит пересмотру на все последующие времена: «да незабвенно будет писаное в ней в роды и роды и во веки».

Нарушителям же этой Соборной клятвы в этом неограниченном сроками временном пространстве следовали страшные проклятия и угрозы: «А кто убо и не похощет послушати сего Соборново Уложения, его же Бог благоизволи, и начнет глаголати ина и молву в людех чинити, и таковый, аще от священных чину, и от бояр Царских сигклит и воинственных, или ин хто от простых людей и в каком чину ни буди, по Священным Правилом Святых Апостол, и Вселенских Седми Соборов Святых Отец и Помесных, и по Соборному Уложению всего Освященнаго Собора, чину своего извержен будет, и от Церкви Божий отлучен и Святых Христовых Тайн приобщения, яко расколник Церкви Божия и всего Православнаго Христьянства мятежник, и разорител Закону Божию, а по Царским законом месть восприимет, и нашего смирения и всего Освященнаго Собора не буди на нем благословение отныне и до века; понеже не восхоте благословения и Соборнаго Уложения послушания, тем и удалися от него и облечеся в клятву» [38].

Таким образом, православная монархическая идеология соборным подтверждением верности Царскому Роду Романовых в 1922 году наследно воспринималась Владивостокскими соборянами в преемстве более чем трёхвековой давности.

Соборная Грамота

Один из главнейших документов Земского Собора во Владивостоке именуется «Грамота Приамурского Земского Собора к Русским Людям Великой Русской Земли». «Соборная Грамота» была единогласно принята участниками Собора 3-го Августа 1922 года. В силу идейной важности этого соборного документа, имеет смысл его рассмотреть подробнее.

Уже само определение этого документа как «грамота» содержит в себе очевидный идеологический посыл. В государственной актовой практике Российской Империи, начиная со второй трети Царствования Императора Петра Великого, термин «грамота» практически исчезает из светского и воинского обихода. Его вытесняют термины государственного делопроизводства преимущественно латинского и немецкого происхождения — «рескрипт», «манифест», «реляция», «мемория», «регламент», «патент», «диспозиция» и тому подобные. Они энергично внедряются в повседневную практику официального Русского Языка. Не примыкая к числу критиков преобразований Царя Петра Великого, могу отметить, что такая терминологическая замена имела определённые идеологические последствия. Дело, конечно, не только том, что новые термины были иностранного происхождения. Ведь и слово «грамота» имеет не русский, а греческий корень — «всё начерченное: 1) письменный знак, буква, изображение, образ, рисунок, надпись; 2) всё написанное: письмо, книга, сочинение, запись… 3) …чтение и письмо, элементарные науки, вообще науки, литература» [39].

Созидание Российской Империи и связанное с этим усложнение административных технологий насущно требовали терминологической специализации, так и созидание Военного Флота потребовало внесения в Русский Язык множества специальных слов голландского и немецкого происхождения для обозначения корабельной и портовой оснастки, для описания мореходного искусства и мастерства. Но, если слова греческого происхождения, которые активно стали приживаться в нашем языке с Х столетия [40], уже укоренились в нём, наполнились определённым духовным содержанием, тем более что греческие заимствования связывались именно с восприемством Русью Византийского Православия, которое продолжалось в Русском Православии как непрерывная традиция, то иноязычные заимствования из латыни и немецкого с конца XVII столетия создавали определённый вербальный разрыв в бытовавшей традиции, отдаляя государственную практику от её православного содержания, привнося в неё дух немецкого протестантизма и римского католицизма.

В послепетровское время термин «грамота» частично сохраняется только в церковном делопроизводстве, хотя и там сфера его употребления значительно была сужена, по сравнению с XVII столетием. Некоторое возобновление этого термина можно наблюдать лишь в общественной жизни России конца XIX - начала XX веков, в общественных кругах, связанных с возрождением традиционной российской культуры. Для делопроизводства же эпохи гражданской войны, в его контексте термин «грамота» даже трудно себе представить.

Здесь — в «Соборной Грамоте» Земского Собора во Владивостоке — совершенно очевидна именно идейная, идеологическая установка на исконные православные государственные традиции Древней Руси. Уже само наименование соборного документа призывает людей, к которым обращено это заглавие, осознать себя не только в узком временном промежутке революционной смуты, но и в контексте своей прямой причастности к духовно-историческому наследию Русского Народа.

Эта «Грамота» так свидетельствует о самом первом деянии Собора по избранию Почётного Председателя:

«Начав своё великое дело жертвенного служения Русской Земле и её далёкому Приамурскому Краю молитвой пред Всевышним, да призрит Он страждущих людей Своих, и испросив милостливого заступничества Царицы Небесной, изстари не раз спасавшей Русскую Землю и Русский Народ в годины бедствий, — Приамурский Земский Собор избрал Почётным Председателем своим Святейшего Тихона — Патриарха Московского и всей России, ея молитвенника и печальника» [41].

Начало «Соборной Грамоты» и духовное начало самого Земского Собора онтологически связывается с верой в Бога, причём не в отвлечённых категориях, а связывается именно с Православной Верой, которая на протяжении веков устрояла Землю Русскую и защищала её. Несколько ниже в этой «Соборной Грамоте» свидетельствуется:

«Мы надеемся только на Бога и на самих себя», и находящихся в большевистском плену русских людей соборяне призывают: «Возложите и вы все упования надежды только на благость Господню и на самих себя».

Идеологема «Православной Веры», проявившаяся ещё в присяге соборян, является ключевой для большинства соборных документов, она пронизывает весь текст «Соборной Грамоты» от начала и до конца.

По замыслу составителей «Грамоты», в её зачине должна возникать прямая ассоциация с событиями Великой Смуты начала XVII века, когда 17 Июля 1610 года с Российского Престола был свергнут Царь Василий Иоаннович Шуйский (1553-1612) и в массовом сознании того времени до Февраля 1612 года первым лицом в Российском Государстве поневоле становится Священномученик Гермоген, Патриарх Московский и всея Руси [42], которого и бояре временного правительства («семибоярщины»), и польские интервенты вынуждены признавать в качестве высшей не только церковной, но и государственной инстанции того периода. За это, собственно, Святейшего Патриарха и уморили голодом.

Такая историко-политическая ассоциация «Патриарх Гермоген — Патриарх Тихон» аргументирована вероисповедным свидетельством, что только Господь Бог и Царица Небесная Богородица «изстари не раз спасавшая Русскую Землю и Русский Народ в годины бедствий» — надежда и опора в предстоящей борьбе.

И здесь духовно-исторический ряд политических ассоциаций расширяется от времён Святого Благоверного Великого Князя Александра Невского с его боевыми призывами «За Русь, за Святую Троицу!», от времён Святого Благоверного Великого Князя Димитрия Донского с девизом «За Дом Пресвятой Богородицы!», до духовной мотивации военных Манифестов Царя Петра Великого (1709 год), Императора Александра Первого (1812 год), Императора Николая I (Крымская война), Императора Александра II (Русско-Турецкая война) и наконец Императора Николая II (Русско-Японская и Первая Мiровая война).

И это решительно отличает данную «Грамоту» от военно-политических деклараций Деникина, Юденича, Врангеля, Колчака, где, как мы уже видели, религиозная риторика без православной конкретизации, если и употреблялась, то занимала периферийное, «служебное» положение.

При этом внешняя стилистика этого документа глубоко согласуется с духовным содержанием «Соборной Грамоты». Это отнюдь не литературная стилизация, в которой торжественные «архаичные» приёмы, свойственные Грамотам XVII века и Царским Манифестам XVIII-XX столетий, служат одним украшением текста и не более того.

Напротив, составители «Грамоты» обращаются к духовным чаяниям, к вероисповедным основам самосознания русских людей, политически оказавшихся в иноверном большевистском плену, под игом духовно чуждой интернациональной идеологии коммунизма. Можно спорить о реальных возможностях воздействия текста этой «Соборной Грамоты» на самосознание русских граждан Р.С.Ф.С.Р. и Дальневосточной республики [43] в 1922 году (и такие споры, очевидно, велись на самом Соборе), но этому документу нельзя отказать в духовной искренности и неподдельности.

«Люди Русской Земли, родные по вере, по крови, по преданности национальным историческим заветам. К вам обращает Приамурский Земский Собор своё слово! Мужайтесь! Собирайтесь с силами и духовно сплачивайтесь вокруг единого Вождя, которого Господь Бог пошлёт многопрогрешившему перед Ним и забывшему заповеди Его в буйном и алчном своеволии Русскому Народу. Пусть, как и сотни лет, «едино стадо и един Пастырь!» [44] Тогда, и только тогда, наступят на земле нашей мир и порядок, а с ними утишатся и исчезнут наши нестроения, голод, мор и немощь народная» [45].

Здесь словами Священного Писания о едином Пастыре выражена не только сугубо церковная вера в Пастыря — Иисуса Христа. Конечно, Богословие Пастыря-Христа с одной стороны связывается с Его священническим достоинством, но не менее важно оно и для понимания Царского Достоинства Иисуса. В формуле един Пастырь выражены в первую очередь церковно-монархические чаяния соборян, выражена их вера в единого Вождя, то есть Самодержавного Царя-Помазанника (по-гречески «помазанник» — «христос») как Пастыря, как Державного Опекуна и Защитника Веры и стада верных Богу людей — Русского Народа.

Священная обязанность Российского Императора быть Защитником Православной Веры прописана в Основных Законах Российской Империи. Некоторые лингвисты этимологию слова «Царь», точнее исходного для него корня «сар», семантически связывают со значением «защитник». Корень «сар-шар» в Царском титульном имени впервые обнаруживается у первого Аккадского Царя: «Основателем Аккадского Царства стал Саргон (Шаррум-кен), имя которого переводится как „Царь истинен“» [46]. Позже различные модификации корня «сар» мы встречаем в таких царских лично-титульных именах Востока и Запада как Артаксеркс, Азария, Ассаргаддон, Ашшурбанапал, Ашшурнацирапал, Билсар-Упур или Валтасар, Киаксар, Кир он же Сир, Лаборосоарход, Навуходоносор, Набополассар, Периглиссар, Иисус Христос Назарянин, Салмансар, Сервий Туллий, Тарквиний, Тиглатпаласар, Цезарь — Цесарь — Кесарь, Артаксар, Артур и в тому подобных.

В заключительном, «ударном» пассаже «Соборной Грамоты» содержится такой призыв: «Объединяйтесь с нами, сплочайтесь вокруг нашего русского, национального Приамурского Правительства и Приамурского Земского Собора, дабы мы общими и умноженными силами все, как один, понесли скорее радостную весть освобождения и Воскресения всему Русскому Народу, дабы по Вере нашей, по нашим жертвенным трудам и подвигам Господь Вседержитель даровал единого Державного Вождя единой Великодержавной Русской Земле» [47].

Естественно, приамурские соборяне под Державным Вождём подразумевали Русского Самодержавного Государя. Так выражена в «Соборной Грамоте» идеологема монархизма, идеологема Царя. При этом надо отметить, что составители «Соборной Грамоты» этот монархический тезис хотя и выразили достаточно однозначно и узнаваемо для подавляющего большинства жителей России того времени, всё же доля иносказательности, косвенного указания здесь присутствует. В «Соборной Грамоте» отсутствуют слова «Царь», «Государь», «Монарх», «Император», «Самодержец», «Помазанник Божий», «Династия», «Царство», «Монархия» и тому подобные, в отличие от других соборных документов заключительного этапа Земского Собора, посвящённых Верховной Власти, где, например, употребляются слова «Царь», «Помазанник Божий», «Династия».

Составители «Соборной Грамоты», которая была адресована к русским людям, находящимся под большевистским владычеством, не решились прямо сказать, что они призывают бороться за восстановление Русского Самодержавного Царства и за соборное возведение на Престол наиболее достойного представителя Династии Романовых.

Некоторые проблемы авторства, и не только

Один из видных участников Земского Собора во Владивостоке Сергей Петрович Руднев в своих мемуарах, которые уже цитировались выше, приписывает авторство этой грамоты себе чуть ли не единолично. Он пишет:

«В первых же заседаниях Собора было постановлено обратиться с особою Грамотою ко всем русским людям, и составление её было поручено мне. Принятая затем Собором, она 3 Августа была подписана президиумом Собора и в двух или трёх десятках тысяч экземпляров была направлена за рубеж — в Амурскую область и Забайкалье. Мы мало рассчитывали на то, что Грамота эта дойдёт до населения так, как бы нам этого хотелось, знали также и то, что и дойдя, призыв наш не даст желаемых результатов, но перед смертью, — а смерть наша была уже несомненна, так как только что появилось объявление японского военного командования об эвакуации Приморья к половине Октября, — перед смертью, говорю, хотели дать знать о себе своим русским людям, оставить память и завещание последних гибнущих белых на последнем кусочке белой Великой России. Грамота эта, в которой, особенно в начале, нетрудно уловить тоны Грамоты Церковного Собора, выданной последним нам — его Членам, была моею „лебединою песнью“, которою я закончил свою активную работу по борьбе с большевиками, уйдя вскоре в эмиграцию; всё дальнейшее до перехода мною русской границы было движение по инерции с „угашенным духом“…» [48]

Но внимательное чтение мемуаров С. П. Руднева заставляет решительно усомниться в его активном авторстве данного текста. Хотя С. П. Руднев и был участником Поместного Церковного Собора 1917-1918 годов [49], и формально, как опытный юрист, мог составить документ, стилистически напоминавший и дореволюционные торжественные акты или одну из Грамот Поместного Собора 1917-1918 годов, его позиция, описанная им самим в своих воспоминаниях, выдаёт в нём человека, склонного к либерализму и весьма скептически относящегося к древнерусским духовным и державным традициям. Скорее всего, С. П. Руднев как помощник секретаря Земского Собора [50] работал с набросками «Соборной Грамоты», которые писали другие участники Земского Собора, и технически сводил их в единый текст.

В формировании этого текста принимал участие кто-то из духовных лиц, хотя, как я постараюсь показать ниже, не все положения в этом тексте полностью соответствуют учению Церкви. Несомненно участие в составлении этого текста и некоторых мiрян из числа владивостокских соборян. Смею предположить, что на начальном этапе в составлении грамоты мог принимать участие генерал-лейтенант М. К. Дитерихс, поскольку между некоторыми пассажами «Соборной Грамотой» и его документами в качестве главы Земского Правительства и Командующего Земской Ратью, а также его составленными уже в эмиграции «Заветами Монархическому Движению» [51] обнаруживается духовное и стилистическое родство. Однако окончательный вариант «Соборной Грамоты», видимо, не устраивал М. К. Дитерихса, потому что под ней нет его подписи.

Из контекста мемуаров С. П. Руднева совершенно очевидно, что он не принимал участия в подготовке текстов правительственных и военных документов, которые подписывал генерал М. К. Дитерихс после Собора вплоть до 18 Октября 1922 года. Таким образом, с одной стороны, чуждый «Соборной Грамоте» стиль и духовная позиция мемуаров С. П. Руднева, и определённое духовное единство и известная стилистическая схожесть персонально подписанных документов генерала М. К. Дитерихса и, особенно, его духовно-политическое завещание, с другой стороны, позволяют полагать, что С. П. Руднев принимал только техническое участие в составлении «Соборной Грамоты», тогда как генерал М. К. Дитерихс первоначально был одним из её непосредственных соавторов. Более того, не только литературный стиль приказов и указов М. К. Дитерихса, их духовное содержание, но и сам образ политических, административных и военных действий М. К. Дитерихса после Собора и до конца Октября 1922 года, а в известной степени и до конца его дней, свидетельствует о духовном сродстве самосознания этого человека и «Соборной Грамоты» Земского Собора.

Слова и дела М. К. Дитерихса не расходились. Это было его кардинальным жизненным принципом, о котором он так писал в своём духовном завещании: «„Не берите с собой в дорогу ничего“ [52], — говорил Христос, посылая на служение Своих учеников, и действительно, служение в духе и любви людей по учению Христа не нуждается в средствах, не так необходимо и непосредственное общение. Сила Его в искренности, чистосердечии, вере, истинности и любви, в слове и деле» [53].

Духовно-мистическое и вместе с тем рыцарское отношение к слову было заложено в М. К. Дитерихса с детства домашним духовным и пажеским военным воспитанием. В Пажеском Его Императорского Величества Корпусе его выпускники получали Евангелие и заповеди древнего рыцарского кодекса:

«Ты будешь верен всему тому, чему учит Церковь, ты будешь охранять Её; ты будешь относиться с уважением к слабому и сделаешься его защитником; ты будешь любить страну, в которой родился; ты не отступишь перед врагом; ты будешь вести с неверными безпощадную войну; ты не будешь лгать и останешься верным данному слову; ты будешь щедр и всем благотворить; ты будешь везде и повсюду поборником справедливости и добра против несправедливости и зла» [54].

С. П. Руднев же сразу после Земского Собора вернулся к позиции «обывателя», которой, по собственному свидетельству, придерживался до революции («Выведенный из своего российского обывательского благодушия и покоя революцией, я, хоть и на склоне моей жизни, а должен был присматриваться и по-своему оценивать наблюдаемые мною явления политической жизни» [55]). Так С. П. Руднев характеризует завершение Земского Собора во Владивостоке и действия избранного Собором Верховного Правителя Приморского края:

«Для меня этот момент радостен не был, хотя я надеялся, что власть „облагородилась“ и, если не свершит чуда делегация в Японию и не приостановит японскую эвакуацию на время, пока не выяснится вопрос в Европе, то, по крайней мере, сумеет с честью и достоинством обставить смерть белого Приморья. Но случилось то, чего меньше всего можно было ожидать. Только что кончились приветствия, как Временный Правитель прочёл первый указ: во-первых, именовать Приморское Государственное Образование — Земским Приамурским Краем, армию — Земскою Ратью, а его — Воеводою; и, во-вторых, завтра Земскому Собору избрать из своего состава 21 Члена в законосовещательную Земскую Думу, которая вместе с предполагаемым Церковным Собором „должна наметить дальнейшие пути“. Высшая исполнительная власть будет осуществляться Земской Думой, низшей административной единицей явятся приходы. Все слушали и ничего не понимали… В доме — пожар, а в это время пожарных призывают заниматься перепряжкой лошадей и украшением сбруи бубенчиками и лоскутками… Перед нами сидел не „варяг“!.. Не сговариваясь, а только посмотрев друг на друга, я — из-за стола президиума, а И. И. Еремеев — с кресла первого ряда, поднялись и вышли на улицу. В зале Земского Собора, между тем, читались и новые распоряжения, и новые назначения… Было уже совсем темно; мы сошлись с И. Ив. [Еремеевым] и одновременно, точно по команде, сказали только два слова: „Дожили! Облагородили!“ Возвращаться в залу было не за чем: всё было и так, к сожалению, слишком ясно, и мы побрели домой…» [56]

Такая позиция позволяла без зазрения совести готовиться к отъезду в эмиграцию, несмотря на то, что М. К. Дитерихс уже в качестве Верховного Главы Земского Края назначил С. П. Руднева членом Земской Думы, как тогда называлось правительство Приморья.

Да и сам выше приведённый комментарий С. П. Руднева «Соборной Грамоты» свидетельствует, что автор мемуаров был далёк от духовного содержания этого документа. Напомню, он пишет, что в «Соборной Грамоте» «особенно в начале, нетрудно уловить тоны Грамоты Церковного Собора, выданной последним нам — его Членам».

Можно обратиться к тексту «Грамоты-свидетельства, выдаваемой Святейшим Патриархом членам Священного Собора Православной Русской Церкви 1917-1918 годов». В ней говорилось:

«Божиею милостию Патриарх Московский и всея России смиренный Тихон. Благодеющим о нас Промыслом Божиим, по молитвам Пречистыя Владычицы нашея Богородицы и Святителей Московских Петра, Алексия, Ионы, Филиппа и Ермогена, в Богоспасаемом граде Москве в лето от воплощения Бога Слова тысяча девятьсот семнадцатое, в день Честнаго Успения Пресвятыя Богородицы открылся и начал деяния свои Священный Собор Православной Российской Церкви, для устроения дел церковных и утверждения благочестия в стране нашей. По благодати Святого Духа и избранию церковному собрались Преосвященные Архипастыри, Боголюбивые пресвитеры, честные диаконы, благоговейные клирики, смиренные иноки, учёные и государственные мужи и иные, исполненные „духа совета и разума“ мiряне и совместно трудились, в меру своего дарования и звания, во славу Божию и на пользу Святой Церкви Православной. В сем Соборном сонме подвизался подвигом добрым и боголюбезнейший о Христе брат (сын) Наш, член Священного Собора Православной Церкви (имя рек). Во свидетельство трудов его на благо Церкви Божией и в благоговейное воспоминание о Священном Соборе, — дабы, памятуя о соборных трудах и упованиях, явил он „образ верным словом, житием, любовию, духом, верою, чистотою“ (1 Тим. 4, 12), дана ему сия грамота за подписом Нашим с приложением соборной печати, в Богоспасаемом граде Москве, в лето от Рождества Христова 1918-е, в… день…. месяца» [57].

Если же сравнить этот текст с началом Владивостокской «Соборной Грамоты» стилистически и тонально, трудно найти совпадения, кроме самого общего — оба документа написаны в православном духе, но различны и по содержанию, и по настроению, разве что перечисление категорий соборян присутствует и там, и там. Но в «Грамоте Поместного Собора» это перечисление выдержано иерархически более конкретно, чем в «Соборной Грамоте»:

«У вод Тихого Океана, в городе Владивостоке, в последней свободной от гнёта и неволи инородцев и поработителей-коммунистов Приморской Области, собрались в числе до 300 человек на Земском Соборе русские люди, хранящие в сердцах своих пламенную любовь к гибнущей Родине и к истерзанному смутой, нищетой и голодом Русскому Народу. В Земский Собор вошли выборные и представители от всех слоёв Народа: от православного и старообрядческого духовенства — Епископы, иереи и мiряне, сельчане — от волостей, горожане — от городских и поселковых самоуправлений, служилые люди — военные и гражданские — от всяких чинов как высших, так низших, торговцы и промышленники, ремесленники и рабочие, учёные и в науках не искушённые простые люди. Начав своё великое дело жертвенного служения…» [58] (и дальнейшее — выше уже цитировалось).

Тем самым С. П. Руднев свидетельствует, что внутреннего, глубокого понимания и «Грамоты Поместного Собора», и Приморской «Соборной Грамоты» у него не было. Видимо, он их воспринимал внешне — как православные духовные тексты, и только в этом видел в них общее. Кстати, такой уровень восприятия Православия был свойственен довольно значительной части участников Поместного Собора Российской Православной Церкви 1917-1918 годов из числа мiрян. Поэтому особенно первоначально этот церковный форум напоминал скорее либерально-демократическое собрание церковно-обновленческого настроя, чем собственно Собор Церкви. И только новые жестокие испытания, которые выпали на долю России осенью 1917 года, отрезвили многих соборян, заставили их глубже вглядеться в сугубо русские духовные церковно-державные традиции. Но к числу таковых, видимо, не принадлежал С. П. Руднев.

Его (как и его единомышленника И. Ив. Еремеева) даже не смущает, а именно возмущает то, что генерал М. К. Дитерихс начал с переименования вверенных ему Земским Собором институций: Приморское Государственное Образование он указом переименовал в «Земский Приамурский Край», армию — в «Земскую Рать», свою должность командующего — в «Воеводу», правительство — в «Земскую Думу». У М. К. Дитерихса не только слово не расходилось с делом, но и дело обнаруживало достойные слова. Здесь он, может быть и не осознанно, а, скорее всего, сознательно, следовал принципу древнекитайского мудреца Конфуция: «Возвращайте предметам их имена». Не случайно и моряки говорят: «Как судно нарекут, так и будет оно ходить по морям».

Подвластную ему территорию генерал М. К. Дитерихс нарёк «Земским Приамурским Краем», а не «директорией», независимой «республикой» или каким-нибудь ещё прозвищем в духе смутных «традиций» гражданской войны. И, действительно, Приамурье-Приморье было самым восточным «краем» — «окраиной», или по-старинному «оукраиной», или по-древнеславянски «крайной» Великой России. Определение же этого края «Земским» указывало на онтологическую связь с самим Земским Собором, учредившим новую форму правления «по старому образцу». Земский Собор был источником легитимной власти для Приамурского Края. Тем более, и сам Собор в основополагающем предсоборном правительственном документе «Положении о Приамурском Земском Соборе» именовался «Земский Собор Приамурского Края» [59]. Поэтому претензии С. П. Руднева, по крайней мере, к наименованию государственного образования «Земский Приамурский Край» выглядят совершенно безосновательными, они им не продуманы, и сделаны именно в русле критики ради критики, а не в процессе критики по существу.

То же касается и заимствованной у Запада в Петровскую эпоху латинской словоформы «армия». Вооружённые Силы Приамурья были наречены древнерусским словом «рать», а военнослужащие «ратниками». Эти слова восходят к ещё более древнему индоевропейскому корню, от которого происходили и индийские «раджи», и английские «рейтары», и немецкие «ритеры», которые в славянских интерпретациях именовались «рыцарями» или «лыцарями» (южно-славянский вариант).

М. К. Дитерихс придавал громадное значение самобытности слова, своеобычности православной русской идеологии, их духоподъёмным качествам. Но при этом он не чурался и западного политического термина «идеология», впрочем, имевшего в своём основании греческие корни [60].

Для М. К. Дитерихса было важно, что апокалиптическому «большому красному дракону» (Апок. 12, 3) — красной армии, красным комиссарам и командирам, красноармейцам, с их интернациональной богоборческой идеологией, он духовно противопоставил идеологически русскую православную рать, воевод и ратников, осенённых хоругвями Святого Воина-Великомученика Георгия Победоносца [61]. Определением же этой рати «Земская» подчёркивалась не только её легитимное происхождение от Земского Собора, но и её духовно-историческая преемственность от Земской рати Косьмы Минина и князя Пожарского 1612 года, противостоявшей «воровским ватагам и шайкам» иноверных интервентов и самозванцев.

Всё это косвенно свидетельствует, что формирование самой идеологии Земского Собора и правительства Земского Приамурского Края происходило при значительном влиянии и при деятельном участии М. К. Дитерихса.

Не умаляя исторического значения мемуаров С. П. Руднева как источника социально-психологических деталей, живых впечатлений о событиях в Приморье 1921-1922 годов, никак не осуждая его личную гражданскую позицию на завершающем этапе Земского Собора и после него, ведь нельзя судить человека за то, что он просто не может духовно вместить и осмыслить, я в этой подглавке лишь попытался взглянуть на некоторые фрагменты этих мемуаров именно в свете идеологии Земского Собора, участником которого был С. П. Руднев.

Вместе с тем надо отметить, что не только С. П. Руднев, но и некоторые другие участники Земского Собора или свидетели этих событий в своих воспоминаниях также неодобрительно относились к «переименованиям» генерала М. К. Дитерихса. Так, довольно близкий к Правителю Приморья генерал П. П. Петров, бывший Начальником Штаба Земской Рати, в своих воспоминаниях несколько осудительно писал: «Большинство слабо понимало это возвращение к старине, и в результате вместо дела генералу Дитерихсу приходилось всех учить…» [62]

Но были и другие люди, которые всею душою поверили в правильность идейного подхода М. К. Дитерихса. Так, простой поручик-артиллерист Земской Рати Б. Б. Филимонов, который даже не был участником самого Земского Собора, спустя многие годы писал:

«…Генерал Дитерихс надеялся, нет, больше того, он верил, что Россию можно поднять на большевиков лишь во имя Церкви, Царя и Отечества. Его программа могла бы увлечь массы, если бы в них, конечно, ещё теплился огонёк Веры и преданности к трём приведённым выше основам… Судьба поставила его во главе Белого Приморья, генерал Дитерихс, не колеблясь, решил проводить эти принципы…» [63]

Соборная Грамота (продолжение)

Взывая к русским людям, находящимся под властью большевиков и уничтожаемых чекистским террором, соборяне хотели вселить в них надежду: «Крепитесь и ждите: Велик Бог Земли Русской и не иссякла милость Его к ней! И по вере нашей и вашей, по молитвам безчисленного сонма убиенных и замученных за веру Христову и за верность и преданность Святой Руси, живы ещё, будут умножаться мужи, исполненные русской национальной чести, силы и разума; придут они к вам и явятся между вами самими, чтобы вместе с вами вернуть Народу свободу, спасти Землю Русскую и восстановить Державу Российскую в её прежнем величии и славе» [64].

Здесь и в других местах «Соборной Грамоты» ясно выражается идея национальной и религиозной самобытности России — земного Отечества Русского Народа «во образ Отечества Небесного» [65]. Идеологема единого Отечества, идеологема России, идеологема Русского Народа в «Соборной Грамоте» выражена наиболее последовательно и однозначно, она прослеживается от её начала и до конца. «Соборная грамота начинается со слов о России и её народе: «русские люди, хранящие в сердцах своих пламенную любовь к гибнущей Родине и к истерзанному смутой, нищетой и голодом Русскому Народу» [66]. И завершается ими: «Дабы мы общими и умноженными силами все, как один, понесли скорее радостную весть освобождения и воскресения всему Русскому Народу, дабы по Вере нашей, по нашим жертвенным трудам и подвигам Господь Вседержитель даровал единого Державного Вождя единой Великодержавной Русской Земле» [67].

Мы совершенно ясно видим, что корневой идеологический состав «Соборной Грамоты» определяется 1) религиозными, 2) властными, 3) патриотическими и национальными идеалами, которые, видимо, впервые в таком тройственном единстве кратко были выражены в 1812 году призывом Святителя Августина (Виноградского), Архиепископа Московского и Коломенского: «За Веру, Царя и Отечество!», который неоднократно употреблялся им в проповедях и воззваниях в период Наполеоновского нашествия [68].

Позже — в 1833 году эта ставшая популярной российская триада приобрела более точное, более идеологизированное, более обобщающее оформление: «Православие. Самодержавие. Народность». Последнюю формулу часто в исторической литературе называют «уваровской» по фамилии Министра народного просвещения графа Сергея Семёновича Уварова, который впервые сформулировал её в переписке с Императором Николаем Павловичем [69].

При этом надо уточнить, в каком значении в данной формуле употребляется слово «народность». На протяжении долгого времени в Русском Языке конца XVIII - начала XX веков слово «народность» было синонимично понятию «национальность». И только с середины XIX столетия усилиями с одной стороны «славянофилов», с другой — так называемых «революционных демократов» понятию «народность» стало усваиваться значение «простонародность», то есть выражать принадлежность к простым сословиям. В конечном итоге к послереволюционному времени это «классовое» значение «народности» стало настолько преобладающим, что некоторые русские выражения первой половины XIX века стали пониматься неверно.

Так и в этой идеологической триаде «Православие. Самодержавие. Народность» Государь Император Николай Павлович и граф С. С. Уваров под словом «народность» подразумевали именно «национальность», причём конкретную Великорусскую национальность, державообразующую национальность и все сословия, в неё входящие, а не исключительно крестьян и другое простонародье.

Прямая и прочная смысловая связь между формулами «За Веру, Царя и Отечество» и «Православие. Самодержавие. Народность» с идейным и духовным содержанием Владивостокской «Соборной Грамоты» от 3 Августа 1922 года вряд ли требует ещё дополнительных доказательств. «Соборная Грамота» составлена в устоявшихся традициях этих идеалов.

Но вместе с тем нельзя не отметить, что при всей идейной и духовной близости содержания и формы «Соборной Грамоты» к этим формулам, сами формулы «За Веру, Царя и Отечество» и «Православие. Самодержавие. Народность», хорошо знакомые, понятные и близкие подавляющему большинству верующих русских людей, в тексте Грамоты не воспроизводятся.

Вероятно, какая-то часть соборян, уже свыкшаяся с идеей «непредрешенчества», которая с самого начала «белого» движения настойчиво декларировалась почти всеми его лидерами — Алексеевым, Корниловым, Деникиным, Колчаком, Врангелем и другими, взяла на Земском Соборе верх, и ради соборного единогласия цель их антибольшевистской борьбы в этом программном документе была сформулирована более расплывчато.

Так, прямо и последовательно говоря о Православной Христианской Вере, которую тогда исповедовало ещё подавляющее большинство населения Р.С.Ф.С.Р. и Д.В.Р., определение «православный» в тексте употреблено лишь единожды в характеристике священства, принимавшего участие в Соборе: «православное и старообрядческое духовенство». При этом здесь обращает на себя внимание терминологическое различение православных и старообрядцев, хотя последние осознавали и называли себя православными в той же степени, как и представители синодальной юрисдикции. Видимо, в русле «веротерпимости» такого же рода, по-нынешнему «толерантности», ни разу в тексте Грамоты не употребляется слово «Церковь».

О том, что самодержавная, монархическая идеологема в «Соборной Грамоте» ещё больше приглушена по сравнению с православной идеологемой, здесь уже писалось выше. Отказ от прямого употребления целеуказующего призыва «За Веру, Царя и Отечество!» в тексте «Соборной Грамоты», скорее всего, был вызван внутренними причинами, духовным состоянием значительной части самих соборян. Соборянами из этого числа приводились доводы, что такое прямое формулирование цели антибольшевистской борьбы будет не понято народом, а многих людей, на поддержку которых они рассчитывали, и просто оттолкнёт от участия в такой борьбе.

Эти «аргументы» были призваны скрыть политическое и духовное малодушие этих соборян, а не выражали действительное положение вещей и настроения большинства народных масс России. Напротив, революционер Лев Троцкий, возглавлявший тогда всю «красную» армию, свидетельствовал в годы гражданской войны, что Русскому Народу понятна и близка только одна политическая идея — «Царь», тот, кто выдвинет в этом противоборстве лозунг «За Царя», тот победит, поэтому для красноармейцев должна быть предложена идея красного «царя», то есть единого лидера коммунистов.

Краткий экскурс в 1989 год

Конечно, время смуты — революции и гражданской войны существенно пошатнули устои духовного, державного и национального самосознания, но в первую очередь это относилось к тому верхушечному слою, который и принял, и поддержал февральскую революцию. Основная же народная масса пребывала в недоумении. Но то, что самобытному, традиционному русскому самосознанию девиз «За Веру, Царя и Отечество» оставался близок и понятен даже спустя три-четыре поколения от современников гражданской войны, свидетельствует такой любопытный факт.

В 1989 году проходили выборы народных депутатов разных уровней. Православно-монархический общественный Союз «Христианское Возрождение», возглавляемый писателем и историком, бывшим диссидентом-почвенником и политзеком В. Н. Осиповым, выдвинул на эти выборы три кандидатуры (сам В. Н. Осипов тогда баллотироваться не мог, так как с него ещё не снята была судимость, как из с другого видного деятеля этого Союза бывшего политзека В. К. Дёмина).

Среди выдвинутых кандидатов в Октябрьский районный совет г. Москвы баллотировалась член Думы Союза «ХВ», учёный-химик Татьяна Михайловна Фелюшина. Она пошла на выборы с совершенно монархической программой и главным лозунгом «За Веру, Царя и Отечество!», который помещался на всех её предвыборных плакатах и листовках. В острой политической борьбе она вышла победительницей и была народным депутатом вплоть до 4 Октября 1993 года, то есть до самой ликвидации системы советской власти.

Её главным конкурентом по округу был известный тогда деятель демократического движения Илья Иосифович Заславский, который помимо демократических лозунгов декларировал курс на защиту социально необезпеченных слоёв населения, на защиту прав инвалидов и нетрудоспособных, который в других предвыборных комбинациях мог иметь массовую поддержку, но не выдержал конкуренции с идеологией царизма.

Характерно, что политические противники Т. М. Фелюшиной из числа групп поддержки других кандидатов на её предвыборных плакатах перечёркивали девиз «За Веру, Царя и Отечество!» и сверху писали лозунг антимонархистов эпохи гражданской войны в Испании «Но пасаран!» [70] В то же время от Союза «ХВ» в Московский городской совет народных депутатов прошёл Н. Н. Лызлов (ныне иерей Николай в храме Святой Троицы в Грязях — на Маросейке), который также в своей программе использовал монархическую тематику, идеологию царизма, но, правда, не решился выставить столь «вызывающий» девиз — «За Веру, Царя и Отечество!» Тогда же православную тематику в предвыборной кампании активно использовал А. А. Зеленов, кандидатуру которого выдвигал Союз «ХВ». И он был избран депутатом Таганского района.

В выборных кампаниях 1989 года финансовое обезпечение и административная поддержка не играли такой всеобъемлющей роли, как сейчас, поэтому результаты тех выборов из числа выдвиженцев от Союза «ХВ»: три православных кандидата — три депутата, наглядно свидетельствовали о реальных настроениях в народных массах в ту эпоху [71].

Соборная Грамота (продолжение)

Поэтому, если и были у ряда участников Приамурского Земского Собора в 1922 году опасения, что политический лозунг «За Веру, Царя и Отечество!» не будет принят народом в Р.С.Ф.С.Р. и Д.В.Р., они носили умозрительный характер, а не выражали реальные чаяния народных масс. Но при этом надо отметить, что составители «Соборной Грамоты» главным образом уповали на то, что отсутствие в ней прямых призывов к Православию и Самодержавию будет сторицей компенсировано апелляцией к национальному самосознанию и национальному достоинству Русского Народа, достоинству, попранному интернациональной деспотией большевиков.

Русская национальная тематика пронизывает текст соборного документа от его заглавия: «Грамота Приамурского Земского Собора к Русским Людям Великой Русской Земли», — до его заключительных слов: «дабы мы общими и умноженными силами все, как один, понесли скорее радостную весть освобождения и воскресения всему Русскому Народу, дабы по вере нашей, по нашим жертвенным трудам и подвигам Господь Вседержитель даровал единого Державного Вождя единой великодержавной Русской Земле».

Национальная аргументация — «Люди Русской Земли, родные по вере, по крови, по преданности национальным историческим заветам» — порой переходит в националистическую: «Мы крепки и сильны… мыслью о спасении Родины, самое имя которой, как ненавистное, извращено инородцами — вождями и начальниками вашими, заклеймившими Русь красной звездой».

Очевидно, здесь подразумевается тот факт, что среди революционных лидеров в октябрьском перевороте и в утверждении его завоеваний по России принимало значительное число евреев. Среди революционеров, в том числе и русского происхождения, были сильны воинственно антихристианские и антирусские настроения, насильственное насаждение интернациональной идеологии и антихристианской символики масонского происхождения. Красная пятиконечная звезда — звезда «пламенеющего разума». «Молот», по форме больше напоминающий молоток из ритуалов в масонских ложах. Серп, также, хотя и гораздо реже, чем молоток, символически употребляемый в масонстве, как атрибут, почерпнутый из друидических ритуалов. Эти и тому подобные символы вызвали неприязнь и отторжение у национально и православно мыслящих русских людей.

Действительно, многочисленные опыты анализа (как научного, так и пропагандистского характера) национального состава партийных и советских лидеров показывают, что в процентом отношении этот национальный состав (с большим числом латышей, поляков, грузин и армян, помимо евреев) явно не соответствовал общим пропорциям национального состава Российской Империи. Ситуацию усугублял тот факт, что убийством Царской Семьи 4/17 июля 1918 г. в Москве, Петрограде и Екатеринбурге руководил ряд лиц именно еврейской национальности, а также были евреи среди непосредственных исполнителей этого преступления. Всё это давало повод противоборствующей стороне с самого начала гражданской воины использовать в своей пропаганде ярко выраженную националистическую аргументацию с известной долей агрессивного антисемитизма. И это несмотря на то, что и в стане «белых», особенно среди состоятельной буржуазии, поддерживающей антибольшевистскую борьбу, тоже было немало евреев.

В «Соборной Грамоте» не содержится прямых антисемитских выпадов. В двух местах общо говориться об «инородцах», где подразумеваются отнюдь не только евреи. А само слово «евреи» там употреблено единственный раз. Но содержание именно этого места интересно с богословской точки зрения. Вот этот пассаж в середине грамоты:

«Всё, что в силах наших, мы, русские люди Приамурской Земли, творим и будем творить, чтобы помочь вам, томящимся в неволе такой, которой ещё не знал мiр. Порабощение древнего Египта евреями, сказание о коем хранит Библия, было ничто в сравнении с нынешним порабощением России».

И хотя я выше указывал, что в стиле и содержании текста «Соборной Грамоты» вероятнее всего принимали участие люди богословски образованные, возможно, из числа Священноначалия, этот пассаж противоречит Священному Писанию и вряд ли был ими одобрен. Хотя они, видимо, ради «соборного» единогласия смирились с ним, исходя из политических соображений момента.

Экскурс в Древний Египет

Дело в том, что в части консервативного национального движения русских людей (проще говоря — среди черносотенцев) с начала XX века стала формироваться общественная мифологема, основанная на резко отрицательном отношении к истории избранного народа Божия, начиная от Патриарха Авраама и до Маккавеев. Истолкование этих частей Священного Писания в трактовке таких идеологов совершенно расходилось с учением Церкви по этому же вопросу.

При этом надо сказать, что данный пассаж вряд ли мог быть привнесён тем же генералом М. К. Дитерихсом. Хотя он сам не очень тепло относился к религиозным евреям-талмудистам, всё же тут он являл определённую веротерпимость. Он был нетерпим к евреям-революционерам, евреям-цареубийцам, характеризуя их как: «изуверов из еврейского племени, отрёкшихся и от своей Иудейской веры» [72]. Генерал М. К. Дитерихс старался в еврейском вопросе держаться именно церковной, а не национально-политической его трактовки.

Если религиозные евреи, именовавшие себя «иудеями» и не принявшие Благовестия Иисуса Христа после Его земной жизни, Крестной Смерти, Воскресения и Вознесения, и верования этих «иудеев», которые к концу второго века по Р.Х. сформировались в новую религию — во много отличную от Канонов Ветхого Завета, которая потом в научной литературе получила наименование просто «иудаизм» или «талмудический иудаизм», по учению Христианской Церкви оценивались как духовно воинствующие антихристиане, то многочисленные ветхозаветные Праведники из числа потомков Праотцев Сима, Евера и других, начиная с того же Авраама и вплоть до Пророка Малахии, чтились и чтутся Церковью в лике Святых наравне с Новозаветными Святыми, а их религия в строго церковной литературе нередко именуется как Ветхозаветное Православие, чтобы её различать от новозаветного «иудаизма».

Естественно, все языческие, каббалистические, магические и другие лжеименные суеверия, которым во времена Ветхого Завета предавались многие из евреев, включая даже многих Царей и предводителей колен, а в иные периоды ветхозаветной эпохи этим суевериям предавалось подавляющее большинство из сотен тысяч еврейского народа, так что число правоверных не превышало и семи тысяч, эти еврейские суеверия никогда не принимались Христианской Церковью.

Иначе трактовали, да и сейчас трактуют ветхозаветное Православие некоторые из числа черносотенных «теологов», уравнивая ветхозаветную религию еврейских Праведников с новозаветным талмудическим иудаизмом, что неверно духовно и по существу. Некоторые из этих самодеятельных «теологов» доходили до такой крайности: они утверждали, что «жестокий» и «нетерпимый» к иноверным Бог Авраама, Исаака, Иакова-Израиля не имеет никакого соответствия с Лицами Пресвятой Троицы — Богом Отцом, Богом Сыном и Богом Святым Духом. Именно в среде таких патриотических «теологов» и рождались подобные трактовки: «Порабощение древнего Египта евреями, сказание о коем хранит Библия, было ничто в сравнении с нынешним порабощением России».

История евреев в Египте описана в 37-50 главах Книги Бытия, и в 1-14 главах Книги Исхода. Согласно Священному Писанию, один из двенадцати сыновей Израиля Иосиф, прозванный Прекрасным, был продан своими братьями в рабство — в Египет. Проявив врождённую мудрость и благодаря Божией помощи, через несколько лет Иосиф был приближен к Египетскому Царю. Он предсказал по сну Египетского Царя о семи коровах тучных и семи коровах тощих и о семи колосьях полновесных и семи колосьях безплодных — семь лет плодового изобилия и семь лет совершенного безплодия в результате засухи. А также Иосиф предложил Египетскому Царю создать за первые семь лет достаточные запасы хлеба, чтобы пережить последующие семь голодных лет.

Видя премудрость Иосифа, Царь назначил его правителем Египта. Семь лет Иосиф успешно собирал и скупал в фараонские житницы излишки хлеба. Когда в Египте наступили голодные годы, засуха и безкормица охватила и Ханаанские земли, где проживал Иаков-Израиль и остальные его одиннадцать сыновей. Израиль послал в Египет за покупкой хлеба всех старших своих сыновей, где их привели к Иосифу, которого братья не узнали. После целого ряда перипетий дело кончилось тем, что весь род 130-летнего Патриарха Израиля на голодное время перебрался в Египет и поселился там (Быт. Гл. 46).

В то же время Иосиф руководил продажами скопленного хлеба в пользу казны Египетского Царя (Быт. 47, 13-26). В первый год голода он за хлеб выкупил у богатых египтян всё их серебро и золото. Во второй год голода он обменял хлеб за весь египетский частный домашний скот и лошадей. На третий год голода он обменял египтянам хлеб на все частновладельческие земли, и все жители Египта в обмен на хлеб продали себя в рабство фараону. В последующее время он выдавал египтянам хлеб и зерно на семена с условием возвращать фараону пятую часть их урожая.

Если взглянуть на это с формационных позиций, то Иосиф уничтожил все частные владения, кроме храмовых земель, с которых кормились и проживали египетские жрецы. То есть он ликвидировал своего рода «феодальную» собственность. Он сформировал одну из первых абсолютистский монархий, в которой все, даже знатные подданные, были лишены прежней независимости. В служебных своих делах они полностью подчинились Царю. Они, конечно, по своему статусу не были такими рабами, которыми торговали на невольничьих рынках. Они оставались в рамках новых абсолютистских отношений свободными подданными с юридическими правами. У них оставалась некоторая частная движимая и недвижимая собственностью (рабы, домá и тому подобное). У них сохранялись сословные привилегии. Но они были лишены той независимости от фараона, которую им прежде давала крупная частная собственность, особенно в сфере сельскохозяйственной деятельности.

Евреи, которые прибыли в Египет, видимо, на второй или третий год голода, благодаря первенству Иосифа в системе исполнительной власти, заняли среди египтян особое положение. Иосиф выдавал им потребный для жизни хлеб, поэтому в «рабство» фараону себя евреи за хлеб не продавали, хотя и стали его подданными. Поскольку евреи были скотоводами, а египтяне относились к скотоводам в своей среде крайне брезгливо и презрительно, Иосиф по воле Египетского Царя поселил своих родственников обособлено — в земле Гесем. А потом — и в земле Раамзес (Быт. 47, 3-12), где они вместе со своим скотом пасли безчисленные стада фараона.

Считать именно этот период правления Иосифа пленением египтян евреями, как это сказано в «Соборной Грамоте»: «Порабощение древнего Египта евреями, сказание о коем хранит Библия», вряд ли справедливо. Во-первых, Иосиф правил единолично, с опорой на чиновничий аппарат египтян, а не с помощью малообразованных евреев-скотоводов, которым Иосиф мог доверить только «управление» стадами фараона. Поэтому порабощение «евреями» (во множественном числе) этот период назвать нельзя. По крайней мере, ни Святые Отцы, ни церковные историки никогда это место в Книге Бытия так не истолковывали.

После же смерти Иосифа и воцарения нового Египетского фараона положение Еврейского народа кардинально изменилось, численно он многократно возрос, и это испугало египетскую политическую и религиозную элиту с фараоном во главе. Они решили изнурить народ самыми тяжкими неквалифицированными работами, которые прежде выполняли только безправные рабы. В основном эти работы сводились к изготовлению громадного количества саманных кирпичей. Они использовались для большинства построек того времени, ведь каменные храмы и гробницы изготавливались для Царского Рода, а основное храмоздательское, государственное, оборонное, ирригационное, хозяйственное и жилищное строительство в многолюдном Египте велось из саманного кирпича — из глины, смешанной с соломой и навозом.

Кирпичи эти высушивались на солнце, и постройки из них, даже многоэтажные, были относительно прочны, и некоторые сохранялись столетиями. Но не просто сохранялись, а постоянно ремонтировались, поэтому и для такого ремонта, и для новостроек требовались мириады кирпичей. Этим и занимались сотни тысяч евреев, отлучённые от традиционного для них образа жизни скотоводов. Такое рабское положение евреев сохранялось вплоть до их Исхода из Египта, которое произошло после знаменитых «казней египетских» — различных массовых несчастий, которые посылал Господь на египтян и фараона, за то, что они не хотели евреев отпускать. Этот период, который описан в Книге Исхода с 1-й по 14-ю главу, также не под каким видом нельзя назвать пленом египтян у евреев.

И только неправославная, по сути нехристианская трактовка пребывания евреев в Египте, может представить дело иначе: «Порабощение древнего Египта евреями, сказание о коем хранит Библия…» Почему же Церковные Иерархи и священнослужители из числа соборян допустили такую неточность в государственно-церковном по духу и смыслу документе? Пока ответ на этот вопрос может быть только предположительным. Вероятно, со стороны соборного духовенства и православно мыслящих соборян это было тактическим компромиссом с националистическими политиками и общественными деятелями, которые обязательно хотели хоть как-то выразить значение еврейской темы в антибольшевистской борьбе. Но ради того, чтобы это выражение не было истерически антисемитским, они решили допустить такую искажённую иллюстрацию из ветхозаветной истории, чтобы оценить современное еврейское вмешательство в ломку тысячелетней русской традиции.

Но по сути произошла смысловая, с богословской точки зрения вопиющая, нелепица: «Порабощение древнего Египта евреями, сказание о коем хранит Библия, было ничто в сравнении с нынешним порабощением России». Эта трактовка косвенным образом оправдывала еврейскую активность в российских революционных процессах.

Египтяне, решившие сгубить расплодившихся евреев тяжёлыми работами и порабощением, пленением, получили от Господа египетские казни, в результате которых коренное население Египта стало мечтать об исходе евреев. Следуя логике сопоставления реальных событий Библейской Истории с Россией дореволюционной и революционной эпох, приходится дойти к смысловому выводу, что Русский Народ понёс «заслуженные» наказания в виде революции и гражданской войны (аналог египетских казней) за пресловутую «черту оседлости» и другие ограничения евреев иудейского вероисповедания (на выкрестов эти ограничения никак не распространялись). Естественно, такое истолкование смысла приведённого пассажа из «Соборной Грамоты» привело бы в ужас националистически настроенных не очень церковных соборян. С духовной же точки зрения это суемудрие по отношению к Священному Писанию могло быть чревато и гневом Божиим.

Соборная Грамота (окончание)

Итак, теперь мы можем подвести итог разбора идейного содержания «Соборной Грамоты». В ней 1) ярко выражена идея национальной самобытности Русского Народа, 2) довольно пространно и последовательно изложена идея своеобычного и глубоко традиционного религиозного бытия Русского Народа, 3) осторожно обозначена идея Царя — как Христова Пастыря и Державного Вождя, 4) последовательно прописана в причинах, следствиях, целях и задачах идея антибольшевистской борьбы, которая имеет в своём основании 5) религиозный идеал борьбы с антихристианством и 6) идеал самобытной национальной свободы и независимости от интернационального и инонационального пленения, 7) последовательно просматривается исторический идеал Святой Руси — России, историческая идея, идея тысячелетнего наследия и, наконец, 8) в призывах «Соборной Грамоты» к единству Русской Земли и единению Русского Народа на основании выше перечисленных идей явно просматривается идея государственной соборности, идеал которой соборяне видели в Московских Государственных Соборах XVI-XVII веков.

При этом надо ещё раз уточнить, что при всей схожести с идеологией России 1812 года в борьбе с разноплеменными иноземными захватчиками во главе с революционной Францией под лозунгом «Свобода. Равенство. Братство», которому верующая Россия противопоставила боевой девиз «За Веру, Царя и Отечество!», нельзя не видеть и разительных отличий. В 1812 году в России был Царь — Император Александр I и Его Династия, состоящая из нескольких легитимных Наследников Престола — Цесаревича Константина Павловича, Великих Князей Николая и Михаила Павловичей и их детей (у Великого Князя Николая Павловича рос сын — Великий Князь Александр Николаевич) и других родственников. В 1922 году доказанность убийства Царской Семьи была фактической, если не юридической (следствие Н. А. Соколова и М. К. Дитерихса не было завершено). Остальные представители Династии не могли единогласно определиться в правах на Престол. Поэтому центральная составная часть лозунга «За Веру, Царя и Отечество!» — «За Царя», как за какого-то конкретного кандидата на Престол в тех условиях носила спорный смысл. И потому, видимо, в «Соборной Грамоте» она не была высказана ясно и однозначно. «За какого Царя?»

Кто-то в монархической русской эмиграции придерживался мифа о спасении Царя и Его Семьи. Тем более что веру в этот миф разделяла вдовствующая Государыня Императрица Мария Феодоровна. Кто-то решительно поддерживал претензии на Русский Престол революционно настроенного и революционно действовавшего в Феврале-Марте 1917 года Великого Князя Кирилла Владимiровича. Он, кстати, 26 Июля 1922 года, то есть через три дня после открытия Земского Собора во Владивостоке, провозгласил себя местоблюстителем Российского Престола. Кто-то поддерживал идею старшинства и первенства Великого Князя Николая Николаевича Младшего. Кто-то же резонно заявлял: жива Помазанница Божия Императрица Мария Феодоровна, и желать иную кандидатуру преступно. Но Сама Императрица, как я только что отметил, твёрдо верила, что Её Старший Сын и Внук Цесаревич Алексий живы, поэтому Она никогда бы не признала Себя в качестве Правящей Императрицы.

Но что касается идеологической формулы 1834 года «Православие. Самодержавие. Народность», то формула «Державный Вождь единой Великодержавной Русской Земле» вполне согласовывалась с более обобщённой идеей Самодержавия, которая находится в центре так называемой «уваровской» триады.

На мой взгляд, знаменателен перечень лиц, непосредственно подписавших эту «Соборную Грамоту», — Председатель Временного Приамурского Правительства Спиридон Меркулов, Председатель Приамурского Земского Собора профессор Никандр Миролюбов, Почётный заместитель Председателя смиренный Мефодий, Архиепископ Харбинский и Маньчжурский, Почётный заместитель Председателя смиренный Филарет, Епископ Казанский (старообрядческий Владыка), заместитель Председателя Атаман Забайкальского войска Алексей Бакшеев, заместитель Председателя Василий Толок, секретарь Земского Собора Михаил Домрачеев, помощники секретаря Собора: Сергей Руднев, Пётр Унтербергер, Тимофей Уточкин. Отсутствует подпись командующего Вооружёнными Силами Приамурского Края генерал-лейтенанта М. К. Дитерихса, который по своей должности входил в Президиум Земского Собора. Видимо, этот человек, у которого слово не расходилось с делом, а дело со словом, в чём-то не согласился с текстом «Соборной Грамоты» и уклонился от её подписания. Нет здесь и подписей других Архиереев, из числа членов Земского Собора — Архиепископа Михаила Владивостокского и Приморского, Епископа Нестора Камчатского, что противоречит традиции церковной и государственной соборности, когда под основополагающими документами подписывались все присутствующие Архиереи.

Доклад об Армии

В тот же день — 3 Августа 1922 года, когда Собором была принята «Грамота Приамурского Земского Собора к Русским Людям Великой Русской Земли», с докладом о Вооружённых Силах Края на заседании соборной Комиссии по обсуждению докладов Правительства выступил генерал-лейтенант М. К. Дитерихс.

В изданных материалах удалось найти только подробное изложение этого доклада. Сохранился ли текст оригинала, мне пока не известно. Но из характера опубликованного текста видно, что публикатор старался как можно точнее донести смысл позиции М. К. Дитерихса по всем ключевым вопросам, и хотя в тексте нет прямых «заковыченых» цитат, стилистически текст близок к характерной манере генерала.

«Прежде всего, докладчик указал, что разъединение Армии не является фактом сегодняшнего дня, ни даже следствием революции 17-го года, но что оно явилось результатом того идеологического поворота, который произошёл в строительстве Русского государства в 1905 году. Тогда впервые Армия стала принимать участие в борьбе отдельных политических партий. Появились в Армии сторонники конституционного строительства и сторонники сохранения старых исконных начал Русской государственности, основанные на принципе: „Царь, Вера, Земля“» [73]. Докладчик убеждён: «Армия есть народ. Только та правительственная структура жизненна, которая отвечает стремлениям Армии, то есть народа. Русский народ не мыслил и не мыслит себе иной государственности, как основанной на Царе — Помазаннике Божием, на Вере и Земле. Поэтому окончательное, общее объединение армии может быть только достигнуто тогда, когда структура русской власти вернётся к исконным началам Русской государственности и объединится народом всей Русской Земли». М. К. Дитерихс считает, что «Если Земский Собор сумеет создать структуру, соответствующую стремлениям народной идеологии, то этим он положит начало для объединения всей Армии» [74].

Как видим, здесь однозначно выражается несколько переиначенная формула 1812 года — «За Веру, Царя и Отечество!». Но «Царь» тут поставлен на первом месте, а вместо «Отечества» употреблена «Земля». Полагаю, это произошло не потому, что сам М. К. Дитерихс ставит идею Царя и саму фигуру Царя по значению и смыслу выше Веры и впереди идеи Бога. Это лозунг момента. Родина — Земля осталась, она только пленена большевиками. При всех гонениях на Православие, изуверном убийстве десятков Епископов, тысяч священников, и безчисленого количества простых христиан, Вера в народе жива. Царь убит. Наследники в Лице Великого Князя Михаила Александровича и Цесаревича Алексия Николаевича — убиты. Трон попран сначала сентябрьской 1917 года республикой, а с Октября — советами. И генерал М. К. Дитерихс выдвигает идею Царя на первое место.

Знаменательно и то, что он говорит о Земле, а не об Отечестве, как было встарь. Если нет Отца Отечества (один из титулов Российского Императора), значит и нет самого Отечества, есть только Русская Земля, как в пору удельной раздробленности и татаро-монгольского нашествия, как в безгосударную пору Смутного Времени начала XVII столетия. «Без Царя Земля — вдова», — гласит русская пословица, видимо, сложившаяся ещё в пору Смутного Времени начала XVII века, а, может быть, и раньше — в пору двух отречений Царя Иоанна Васильевича от прародительского Престола или после смерти Царя Феодора Иоанновича.

Доклад М. К. Дитерихса — вызов наиболее влиятельной до того момента политической группировке на Соборе. Только что её усилиями принята «Соборная Грамота», где идея Царя высказана не прямо, а несколько иносказательно — «един Пастырь», «Державный Вождь». В ней приглушена духовная высота, сама мистика Самодержавной Царской Власти «во образ Божьего Вседержительства» (Преподобный Максим Грек). Генерал не подписал этот документ, но в своём докладе, посвящённом пути объединения Армии, состоявшей из враждующих до той поры группировок, он на первое место полемически выдвигает идею Царя как главную объединяющую силу:

«Отсутствие объединяющей идеи Армии, которой, как было указано выше, является Царь — Помазанник Божий, Вера и Земля, создало у современных воинских частей тяготение к отдельным лицам — вождям движения. Отсюда воинские группировки: Колчаковцы, Деникинцы, Каппелевцы, Семёновцы. Отсюда отсутствие полного, внутреннего объединения между этими отдельными группировками» [75].

И выступление генерал-лейтенанта М. К. Дитерихса ни у кого из рядовых соборян не вызывает открытого протеста, вероятно, большинству соборян ближе идея Русского Царства, чем позиция «непредрешенчества» на уровне «Российская Монархия или Российская Республика».

Завершение Земского Собора

Ещё одно событие решительно повлияло на то, что строго царистская позиция генерала М. К. Дитерихса взяла верх над более осторожной позицией довольно влиятельной прежде группировки соборян. Представители этой группировки, к которой принадлежал Харбинский Архиепископ Мефодий, прочили на место главы Приамурского Края бывшего Приамурского генерал-губернатора (1911-1917 годы), камергера Высочайшего Двора Н. Л. Гондатти, который так и не прибыл на Земский Собор из Харбина, общение с ним велось телеграммами и через посредников. Всё это время Н. Л. Гондатти на предложение соборян реагировал уклончиво, 4 Августа 1922 года он заявил о категорическом отказе принять от Земского Собора бремя власти над Приамурским Краем.

В связи с отказом Н. Л. Гондатти 5 Августа 1922 на закрытом частном совещании Земского Собора года большинство выступающих ораторов высказались за кандидатуру генерала М. К. Дитерихса. Баллотировка дала следующие результаты: «за» подано 155 голосов, «против» — 25 голосов [76]. На следующий день уже на открытом заседании Собора состоялись выборы Верховного Правителя Приамурского Края, из участвовавших в выборах соборян 213 голосов было подано за кандидатуру М. К. Дитерихса, и только 19 голосов были против него [77]. Это означало не только признание авторитета видного Царского военачальника и безкомпромиссного политического деятеля времён гражданской войны, но и признание большинством соборян той духовно-политической линии, которую выражал убеждённый царист М. К. Дитерихс. Знаменательно и то, что соотношение голосов «за» и «против» при избрании Правителя в точности совпадают с раскладом при голосовании по другому важнейшему вопросу: «Собор подавляющим большинством 213 против 19 голосов признал, что Верховная Всероссийская Власть принадлежит Царскому Дому РОМАНОВЫХ и должна осуществляться в порядке законного престолонаследия. Собор постановил просить Царский Дом соблаговолить возглавить Приамурский Край и русское национальное движение Верховным Правителем из членов Царского Дома по его усмотрению и воле» [78].

Иносказания и паллиативы относительно монархической идеи теперь исчезают из соборных документов. В «Грамоте Земского Собора Правителю Приамурского Края Генерал-Лейтенанту Михаилу Константиновичу Дитерихсу», вручённой ему на заседании Собора 8 Августа в момент торжественной и официальной передачи ему властных полномочий, прямо говорится: «Призывая на Вас Благословение Божие, Русская Земля Дальнего Русского Края объединяется вокруг Вас, как своего Водителя и Вождя, с пламенным желанием вернуть русскому народу свободу и собрать воедино бредущих розно в смутную годину русских людей под высокую руку Православного Царя» [79].

По крайней мере, в рамках Земского Собора идея Царя, идея Самодержавия, идея непререкаемости государственно-исторического наследия в лице Дома Романовых, ярким выразителем которой был генерал М. К. Дитерихс, побеждает окончательно. Под стать идейному содержанию Грамоты Собора об избрании Правителя и текст его присяги:

«Отнюдь не ища и не преследуя никаких личных выгод, я обязуюсь свято выполнить пожелание Земского Собора, им высказанное, и приложить, по совести, всю силу разумения моего и самую жизнь мою на высокое и ответственное служение Родине нашей — России, блюдя законы ея и следуя ея историческим исконным заветам, возвещённым Земским Собором, памятуя, что я во всём том, что учиню по долгу Правителя, должен буду дать ответ перед Русским Царём и Русской Землёй. В удостоверение сей моей клятвы, я перед Алтарём Божиим и в присутствии Земского Собора целую Слова и Крест Спасителя моего. Аминь» [80].

В тот же день в своей итоговой речи на Земском Соборе М. К. Дитерихс говорил о корнях Смуты, разрушившей «идеологию русской государственности», и предупреждал, что нынешние усилия Земского Собора есть только начало в борьбе: «В несчастную ночь с 27 на 28 Февраля [1917 года] под влиянием дурмана Россия встала на революционный путь. С одной стороны, возник революционным порядком временный Исполнительный Комитет из состава членов Государственной Думы, с другой стороны, параллельно с ним и одновременно также революционным порядком создалась другая революционная организация верховной власти страны — Совет солдатских и рабочих депутатов Петроградского гарнизона. Две революционные силы, одновременно выброшенные волной на поверхность страны, встретились, столкнулись и оказались во взаимной вражде одна с другой. Если после этого временный Революционный Комитет Государственной Думы не смог удержать власти в своих руках, то также и этот Совет солдатских и рабочих депутатов, который создался в ночь на 28 Февраля, тоже не смог этой власти удержать, и оба уступили через 7 месяцев власти советских пришельцев из-за границы. В чём в этих событиях выражался удар, нанесённый идеологии русской государственности? Не только в том, что уже намечено было обеими сторонами — отречение Государя Императора, не только в этом. Удар был гораздо сильнее, гораздо глубже, и в течение 5 лет до созыва этого Земского Собора мы этого удара ещё не отразили. Ещё в 1880 году наш великий пророк и писатель Достоевский в своём письме к Грановскому писал: „Когда народ в стремлении своего государственного обогащения теряет принципы религиозно-нравственные, он, в сущности, теряет способность и быть государством, так как у него остаётся единственный принцип единиться во имя спасения животишек“. Утратив эти принципы религиозно-нравственных основ, мы пытались объединиться только для спасения наших животишек. И скажу, что не только мы, но ныне и весь мiр в своих попытках объединения, в своих попытках прийти какому-либо решению в Гааге, Генуе и Лондоне и так далее стремится объединиться для спасения животишек» [81].

Генерал М. К. Дитерихс не строит иллюзий насчёт обязательности успеха в сложившихся условиях в отражении удара, «нанесённого идеологии русской государственности». Но вместе с тем он исполнен надеждой на разрешение религиозно-нравственного кризиса государственности: «Заслуга Земского Собора, самая громадная, удовлетворившая меня в страшных размерах и дающая мне колоссальнейшую веру в то, что, безусловно, это есть начало нашего возрождения сейчас, заключается в том, что начало возрождения нашей религиозной идеологии Земский Собор разрешил смело, открыто, во всеуслышание. Эта идеология зиждется не только на том, что сейчас мы должны снова вернуться к идее России монархической. Этого мало. Но Собор своими постановлениями ещё подтвердил второй принцип этой идеологии. Первой нашей задачей стоит единственная исключительная и определённая борьба с советской властью — свержение её. Далее — это уже не мы. Далее это будущий Земский Собор» [82].

Даже сам монархический принцип он отодвигает на неопределённое будущее — на Всероссийский Земский Собор, никак не акцентируя, кого же из выживших членов Династии Романовых он видит на Российском Престоле:

«Идеология, установленная Земским Собором, говорит то, что теперешнее призвание Правителя для этой борьбы, кем бы они ни были, даже хотя бы из Династии Романовых, не могут смотреть на себя в данную минуту, как на Верховных. Помазанник — в будущей России. Ибо вопрос сей опять-таки разрешается не нами. Династия Романовых могла бы быть Помазанниками, но для нас смертных нельзя и мечтать о том, чтобы принять на себя звание Правителей всей России. Мы — Правители борьбы с Советской властью и Правители тех государственных объединений, которые для этого рождаются» [83].

Предварительные итоги

Сами речевые формулы — «религиозная идеология Земского Собора», «идеология, установленная Земским Собором» — указывают на то, что в представлении соборян, высказанном лицом, которого сами соборяне избрали из своей среды как наиболее последовательного, безкомпромиссного и яркого выразителя своих чаяний и надежд, совокупность руководящих идей сложилась в нечто цельное — в политическую идеологию, принципиально отличающуюся от всех вариантов прежних идеологий «белого» движения. Но вместе с тем, православная, монархическая идеология Земского Собора, которую в лозунговой форме генерал М. К. Дитерихс сформулировал как «Царь — Вера — Земля», является преемницей сквозной идеологической линии всех прежде существовавших в годы гражданской войны «белых» идеологий в их основной идее: борьба с советской властью, борьба с большевизмом, борьба с коммунистической идеологией. Итоговая речь генерала М. К. Дитерихса интересна тем, что она была опубликована в газете «Русская Армия» по стенограмме. Она содержит в себе целый ряд устных речевых конструкций и благодаря этому передаёт не только сами мысли выступающего, но и его настроение, его волнение.

Подводя пока предварительный итог первоначального рассмотрения «религиозной идеологии Земского Собора» во Владивостоке, выраженной в его документах и материалах, на мой взгляд, можно выявить следующие идеологемы:

1) идея контрреволюции и непримиримой вооружённой борьбы не только с советской властью и большевизмом, но и с наследием февральской революции 1917 года; 2) верность идейному и духовному тысячелетнему наследию Православия; 3) религиозный идеал борьбы с революционным и воинственным антихристианством; 4) идея Православного Самодержавного Царя и Русского Царства; 5) идея верности историческому государственному наследию России; 6) идея Русского Народа-Богоносца; 7) идеал самобытной национальной свободы и независимости и, наконец, 8) идея соборности («будущий Земский Собор»).

В соборных документах и материалах эти идеологемы представлены в разной степени и очерёдности, но совокупность деяний (актов) Собора в их идейном содержании сводится именно к этим идеологемам. При этом надо отметить, что названные идеологемы не являются чем-то элементарным, но каждая из них, с одной стороны, сложносоставна, а, с другой стороны, ряд названных идеологем обнаруживают явное взаимопроникновение.

Так, например, руководящая идея контрреволюции и вооружённой борьбы с большевизмом и советской властью в контексте Земского Собора не просто отличается от идеологий отдельных «белых» движений, в которых к идеалам Февраля 1917-го было снисходительное или доброжелательное отношение (Деникин, Колчак). Идея контрреволюции здесь взаимосвязана с идеей соборности. Достижение конечной цели многие соборяне видели не в поголовном уничтожении своих идейных противников, которых в России 1922 года были уже миллионы, но в возбуждении соборных инстинктов в пассивной и запуганной народной массе православных россиян, которых было всё ещё десятки миллионов, сто с лишним миллионов.

Приморские соборяне полагали, что Всероссийскому Земскому Собору в других частях России, постепенно освобождаемых Земской Ратью, должны предшествовать местные Соборы, созываемые по примеру Приамурского Земского Собора. Предполагалось не уничтожать советскую власть и её носителей, а постепенно вытеснять, сочетать вооружённую борьбу с сугубо «мирным», идейным противоборством с большевизмом. После утверждения соборной власти в отдельных регионах предполагалось её активных противников просто высылать с этих территорий.

Идеологема Русского Народа очевидным образом перекликается с идеологемами Православия, исторической государственности, национальной независимости и другими из перечисленных здесь.

Последующие деяния Земского Собора на его заключительном этапе уже не обнаруживают новых примеров идеологического творчества. М. К. Дитерихс просит соборян выбрать из своей среды 21 человека в Земскую Думу. И на этом в тожественной обстановке, вновь с молебном, Крестным Ходом и военным парадом, 10 Августа Приамурский Земский Собор завершает свою работу.

Ещё во время Собора Верховный Правитель Земского Края генерал М. К. Дитерихс оглашает несколько своих указов, но они уже не являются собственно соборными, а являются продуктом его новых властных полномочий. Поскольку идейное содержание этих документов во многом вытекает из «религиозной идеологии Земского Собора», к ним кратко обратимся в третьей и последней главе данной работы.

Здесь же остаётся кратко сказать, что 8 выявленных идеологем в своей совокупности образуют идеологию Православного Царизма. В её основе лежат духовные труды, слова, послания, проповеди и речи Преподобного Иосифа Волоцкого, Старца Филофея Псковского, Преподобного Максима Грека, Святителя Макария (Леонтьева) Митрополита Московского и всея Руси, Царя Иоанна Васильевича Грозного, Патриарха Иова. Она формировалась «публицистикой» Ивана Пересветова, многотомными писаниями Патриарха Никона, поучениями Преподобного Серафима Саровского, трудами о православной государственности Святителя Филарета (Дроздова) Митрополита Московского и Коломенского, проповедями Святого Праведного Иоанна Кронштадтского, философскими и политологическими работы Николая Данилевского, Константина Леонтьева, Льва Тихомирова.

Глава Третья.
Идеалы Приамурского Земского Края

Ещё до торжественного закрытия Приамурского Земского Собора, которое, как указывалось выше, проводилось 10 Августа 1922 года, легитимный Правитель Края генерал М. К. Дитерихс 8-10 Августа издал свои первые указы, которые свидетельствуют о прямом преемстве их идейного содержания с «религиозной идеологией Земского Собора».

Указ № 1 от 8 Августа свидетельствовал, что власть, принятая генералом М. К. Дитерихсом, основана «на твёрдых, незыблемых началах основных законов Российской Державы» и руководствуется «исконными историческими заветами Российского Государства» [84].

Этим указом, во-первых, учреждается новое наименование государственного объединения — Земский Приамурский Край. Во-вторых, свидетельствуется необходимость всенародного покаяния пред Богом в отступлении от Веры и Царя, что является освящённой веками духовно-исторической традицией. Именно исповедание грехов Бого- и цареотступничества позволит соединиться ныне разобщённому народу и объединится вновь вокруг Помазанника Божия. Кстати, мотив всенародного покаяния, который является в соборной идеологии неотъемлемой частью идеалов Православной Веры, в предшествующих соборных документах прямо не назывался, хотя ничуть и не противоречил им.

Эта духовная проблема интересна тем, что идея всенародного покаяния была подхвачена и развита в последующие 1920-1980-е годы монархически настроенной частью представителей русской эмиграции и Священноначалия Русской Православной Церкви Заграницею. Начиная же с Синодального Воззвания от 16 Июля 1993 года, идея всенародного покаяния (в первую очередь в попущении цареубийства) по сию пору всячески поддерживается Священноначалием Русской Православной Церкви Московского Патриархата, а также широкими кругами православной общественности, которая, например, в Сентябре 1999 года собирала общественный Собор православных мiрян под девизом «Всенародное покаяние — знамение единства».

Но вернёмся к тексту Указа № 1. В путях покаяния генерал М. К. Дитерихс указывает на одну из основных задач — «уготовить поле будущему Собору „всея Земли“» [85]. Это третий ключевой аспект данного указа, связанный с идеологией соборности. В развитие этой идеи соборности генерал М. К. Дитерихс повелевает учредить постоянно действующую Земскую Думу и избрать Собором её членов. Далее же составитель указа переходит к теме Церковного Собора: «Приамурская Земская Дума, в единении и работе с Приамурским Церковным Собором, о созыве коего я обращаюсь вместе с сим к Владыке Мефодию, Архиепископу Харбинскому и Маньчжурскому, создадут мне последующий шаг в служении Великой Родине по пути, возложенному на меня Земским Собором» [86].

Приказом Войскам и Флоту от 8 Августа М. К. Дитерихс объявляет: «Впредь я буду именоваться Воеводой Земской Рати. Штабу Командующего Войсками и Флотом именоваться применительно к сему „Штабом Земской Рати“» [87].

На следующий день Правитель Края М. К. Дитерихс оглашает перед Земским Собором Указ № 2, которым, согласно «Положению о Приамурском Земском Соборе» от 26 Июня 1922 года, слагает полномочия с Временного Правительства Приамурского Края во главе с Н. Д. Меркуловым [88], а также ведомственно и персонально конкретизирует формирование нового Правительства Земского Приамурского Края и первоочередные задачи нового государственного строительства.

Отдельный пункт указа посвящён казачеству: «Следуя историческим заветам России, считаю необходимым теперь же привлечь к содействию Верховному Управлению Приамурским Краем казачье сословие, для чего учреждаю коллегиальный орган Правления Казачьих Войск из Атаманов и их заместителей всех казачьих войск Сибири. Председателем Правления назначаю Атамана Уральского Казачьего Войска генерал-лейтенанта Толстова, с званием моего Помощника по Казачьим Войскам» [89].

Вместе с тем в этом указе Верховный Правитель определяется относительно непримиримых идейных, политических противников власти: «Партии коммунистов и социалистов-интернационалистов объявляю нелегальными, и все лица, принадлежащие к сим партиям или разделяющие их идеи, подлежат вместе со своими семьями выселению в пределы Советской России и Дальневосточной Республики» [90].

Но так новый Правитель относится не только к «красным». Не менее строг и категоричен М. К. Дитерихс относительно своих «белых» союзников и потенциальных сотрудников: «Земский Собор, призвав к единению и дружной работе всех граждан Приамурского Земского Края, даёт мне основание определить, что отказ от назначений на те или иные должности устанавливает для отказавшегося лица необходимость покинуть пределы Приамурского Края» [91].

Всего за время своего правления генерал М. К. Дитерихс с 8 Августа по 17 Октября 1922 года опубликовал 65 Указов [92] и не менее 22 Приказов.

При этом надо отметить, что, несмотря на прекращение заседаний Приамурского Земского Собора 10 Августа, позже от имени Собора была обнародована «Декларация Императорскому Японскому Правительству», подписанная Председателем Собора профессором Н. Миролюбовым, его заместителями А. Бакшеевым и В. Голоком, секретарём Собора М. Домрачеевым и помощниками секретаря С. Рудневым, П. Унтербергером и Т. Уточкиным. Она была опубликована в газете «Русская Армия» от 25 Августа 1922 года, на следующий день после отъезда делегации Собора в Японию. Но поскольку состав делегации был определён во время заседаний Земского Собора, возможно, тогда же был составлен и проект этого текста, окончательно утверждённый на заседании Земской Думы от 14 Августа 1922 года [93].

Социальное изобретение генерала М. К. Дитерихса

Важное идейное положение о принципах государственного строительства и управления Краем изложено в Указе Правителя Приамурского Земского Края № 10 от 15 Августа 1922 года, которым он повелевает: «1. Согласно установленной мною структуры власти Приамурского Земского Края, сохраняя за собою по присяге полноту и значение единоличной власти во всём Крае, внутреннее, административное, промышленное, образовательное и судебное управление Приморской областью постепенно перевести полностью на принципы широкого самоуправления на основах, преподанных мною Председателю Земской Думы и Поместному Приморскому Совету» [94].

Идея местного самоуправления (она проистекает из более общей идеи русской общины), будто бы присущего Руси в период строительства Московского Царства в XVI-XVII столетиях, активно пропагандировалась идеологами славянофильства А. С. Хомяковым, братьями К. С. и И. С. Аксаковыми, И. Киреевским ещё в середине XIX века. Наследником этой идеологии, своеобразно трактующей реалии Древней Руси, в значительной степени считал себя генерал М. К. Дитерихс, и не только по праву сугубо идейного преемства, но и как не очень отдалённый родственник Аксаковых [95].

При этом сам М. К. Дитерихс мотивирует необходимость претворения этого идеала отнюдь не одними отвлечёнными основаниями, а практической пользой для обстоятельств управления, могущих возникнуть позже:

«Непоколебимо исповедуя, что избранный мною историческо-национальный путь на основе объединения Церкви и Земли, при милости к нам Всевышнего Творца, приведёт к желанной цели, поставленной мне Земским Собором, я не могу не подготавливать уже теперь Приморской области к тому положению, которое создастся, когда я, а со мною и государственный центральный аппарат Внешних Дел, двигаясь на Запад, покинет пределы Приморской области. Прочное обезпечение тыла, при недостатке людей для полезного и полного управления им из центра, настоятельно повелевают теперь же прочно поставить систему местного самоуправления и использования местных средств, при теснейшей общегосударственной его связи и зависимости в будущем от моей единоличной центральной власти» [96].

Во втором пункте Указа обозначается традиционная для России форма церковно-административного деления, где за низовое основание брался церковный приход:

«2. Основной городской, земской и казачьей административной единицей местного самоуправления должен быть приход. Граждане прихода, отказавшись от всякого дробления на партии различных политических принципов, а исповедуя лишь те национальные начала, кои были установлены Земским Собором, объединяются вокруг приходской церкви, как основы своей веры и духовного единения. В духовном отношении каждое вероисповедывание имеет свои приходские объединения. В гражданском отношении административной единицей является приход данного района по преобладающему количеству граждан одного вероисповедывания. Граждане, не исповедывающие чисто и свято никакой религиозной веры, не могут быть гражданами Приамурского Края и будут подлежать выселению из его пределов» [97].

Правитель Края повелевает разработать Земской Думе «Положение о Приходах и приходском управлении Приморской области» на основе ряда основополагающих принципов, изложенных в Указе. Например:

«Приход управляется Советом, во главе которого стоят: по духовному руководству — местный Пастырь Церкви, а по всему гражданскому управлению — назначаемый из числа прихожан Председатель. Члены Совета выделяются жеребьем, производимым Пастырем».

Далее детализируются порядок формирования приходского Совета:

«Жеребий по группам производится по пропорциональности, устанавливаемой законом по отношению к общему числу членов, подлежащих назначению в состав Совета… Кроме сего, для граждан, проживающих в Крае более 7 лет, пропорциональность в три раза больше, чем для граждан, проживающих в Крае меньше этого срока» [98].

Для М. К. Дитерихса важна укоренённость на земле, в данной местности людей, получающих бразды самоуправления. Он справедливо полагает, что от таких можно ждать бóльшего знания местных дел и порядков, и бóльшей ответственности перед прихожанами-соседями, чем от людей пришлых, с малоизвестной или неизвестной вовсе биографией.

Тут сказывается и знание порядков, которые царили в местных советах разного уровня при большевиках, когда на руководящих должностях оказывались разного рода комиссары из столичных и губернских центров, которые совершенно не считались ни с коренными обычаями, ни с интересами местных жителей. А мера ответственности таких пришельцев в лучшем случае определялась пресловутыми «партийной дисциплиной» или «революционной законностью», а не нуждами рядового населения.

Кроме того, генерал учитывал возможность образования приходских Советов не только при Патриархийных православных храмах, но в мини-анклавах с иным юрисдикциями и вероисповеданиями — например, в приходах старообрядцах или в магометанских общинах: «В духовном отношении каждое вероисповедывание имеет свои приходские объединения. В гражданском отношении административной единицей является приход данного района по преобладающему количеству граждан одного вероисповедывания» [99].

Безусловно, решение опереться на приход как на низшую административную единицу было очевидной новацией, оригинальной социально-политической технологией, которая должна была наиболее эффективно противостоять большевистской системе местных советов. Реализовать в полной мере реформу местного самоуправления в Приамурском Земском Крае за столь краткий период времени с 15 Августа по 17 Октября 1922 года М. К. Дитерихсу и его помощникам не удалось. Но много лет спустя аналогичная идея опоры на приход и церковную общину в период развала и крушения советской государственности — в 1990-1994 годах — активно рассматривалась православной общественностью в рамках Всесоюзного и потом Всероссийских съездов православно-патриотических сил, а также в системе действовавшего между этими съездами Предсоборного совещания по подготовке Всероссийского Земского Собора.

В 1993-1994 годах участниками монархических соборных движений даже выдвигалась идея Всероссийского Приходского Совещания, проведение которого могло бы выявить православные общественные силы, способные расширить соборное движение. Причём эти общественные инициативы имели духовную поддержку некоторых представителей Высшего Священноначалия Русской Православной Церкви, в первую очередь, таких как Иоанн (Снычев), Митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский, и Вениамин (Пушкарь), ныне Архиепископ, а тогда Епископ Владивостокский и Приморский. Но в целом Священноначалие Русской Православной Церкви Московского Патриархата эту инициативу православной общественности тогда не поддержало.

Но сама идея духовной самоорганизации верующего народа на основании церковных общин и приходов среди православной общественности продолжает жить и ныне. Отдельные церковные приходы становятся центрами не только сугубо вероисповедной жизни, но формируют в своих рамках весь спектр бытийного уклада — от совместного воспитания и обучения детей, до создания различных производственных баз разных профилей и обезпечения значительного числа прихожан рабочими местами и постоянной работой, в которую прихожане бывают вовлечены целыми семьями.

В иных, чем сейчас, социально-политических условиях и при наличии официальной поддержки Святейшего Патриарха, Священного Синода такие пока исключительные приходы и общины могут очень быстро стать образчиками самоорганизации православного населения в остальных храмах и общинах Русской Православной Церкви. Аналогичные процессы происходят и в мусульманской среде, при этом отнюдь не в ваххабитской транскрипции, как полагают многие популярные С.М.И., а на основе многовековых общинных обычаев именно российского мусульманства.

Это свидетельствует о том, что социально-организационный замысел (как теперь говорят, «ноу-хау») М. К. Дитерихса относительно основополагающего принципа местного самоуправления не был случаен, а проистекал из онтологических свойств православной (или просто религиозной) общины.

Кстати, на этой подспудной черте нашего народа — на тяге к общинной жизни на вероисповедных основах, в 1990-1998 годах паразитировали многочисленные западные и восточные секты с тоталитарными принципами организации и суггестивными методами обработки сознания, наживаясь на доверчивости рядовых сектантов, присваивая их имущество и трудовые усилия. Руководители тех тоталитарных псевдо-религиозных сект пользовались прорехами в Российском вероисповедном законодательстве того времени, до принятия в Октябре 1997 года нового Федерального Закона «О свободе совести».

Но когда-то это общинное качество нашего народа будет востребовано в благих целях духовной самоорганизации России. И тогда социальное изобретение генерала М. К. Дитерихса вновь будет рассматриваться как один из действенных приёмов нового государственного строительства. Но вернёмся в Приморье 1922 года.

Жертвенное служение Богу и России

Именно в духовной жертвенности М. К. Дитерихс видит единственную возможность для Воскресения России. Этому идеологическому постулату он уделяет предельно много внимания:

«Величественная, святая идеология, выдвинутая Земским Собором в основу служения задаче по борьбе с врагом Родины, требует от всех граждан Приамурского Края безконечной жертвенности в достижении общими силами окончательной победы. В этом служении своей Родине все граждане должны с глубокой Верой и полной готовностью отдать свои силы на благо строительства России, принимая на себя добровольно обязанности и работу, ранее выполнявшуюся наёмными силами и особыми оплачиваемыми Казной организациями. Только в добровольном сознании необходимости такой самоотверженной жертвенности, в добровольной взаимной помощи друг другу и мне — лежат безусловные залоги успеха достижения идеалов, возглашённых Земским Собором, и само Воскресение Земской Святой Руси» [100].

Исторической и современной пропаганде «святой идеологии Земского Собора» среди населения уделяется определённое внимание, в том числе и средствами популярного тогда кинематографа:

«В Никольск-Уссурийском в настоящее время передвижным кинематографом Осведомительного Отдела Штаба Земской Рати демонстрируются исторические картины: "Земский Собор во Владивостоке", "Смутное Время на Руси", "Юбилейные торжества в память Трёхсотлетия Дома Романовых", "Георгиевский праздник во Владивостоке". Сеансы привлекают громадное число зрителей. Картины демонстрируются как для частей Земской Рати, так и для населения и железнодорожных служащих и пользуются громадным успехом» [101].

Но слова «о святой идеологии» отнюдь не пропагандистская риторика для Правителя Земского Края. М. К. Дитерихс видит конкретные пути духовной мобилизации людей, остающихся пока ещё на независимой от большевиков Русской Земле, он предлагает именно социальные методики одоления смуты, а не одну вооружённую борьбу с «красными»:

«Теперь Правительство и Земская Дума приступят к практической деятельности по подготовке исторических христианско-национальных путей к достижению победы над изуверами Советской власти. Освящённые затем Церковным Собором принципы этих путей будут мною проведены в жизнь в Приамурском Земском Крае, и делегация нашего Края, избранная Земским Собором, понесёт великие заботы Собора к нашим братьям, размётанным бурею смуты по всем странам Западной Европы.

Повелеваю:

Одновременно с созывом Церковного Собора созвать Съезд представителей всех Национальных организаций Дальнего Востока, стоящих на принципах, возвещённых Земским Собором. Задачами Национальному Съезду ставлю:

1. Объединение Дальневосточных общественных организаций вокруг Церковного Собора и 2. Составление утверждаемого мною обращения к эмигрантским кругам Западной Европы в целях объединения их на тех же началах и путях с настоящим национальным движением в Земском Приамурском Крае.

Созыв Съезда Национальных организаций возлагаю на комиссию по созыву III-го Съезда несоциалистических организаций, которой впредь именоваться „Комиссией по созыву Дальневосточных Национальных организаций“» [102].

Идеи христианской жертвенности, покаяния и соборности пронизывают почти все правительственные документы, составленные генералом М. К. Дитерихсом. Так, в «Обращении Правителя Приамурского Земского Края генерал-лейтенанта Дитерихса к Гражданам Приамурского Края и Советской России» он заявляет:

«Я не поставлен Богом судить Христианский народ, а объединить всех в Христовой Вере. Поэтому, кто верит в Бога, не должен меня бояться за прошлые грехи. Все мы грешны, что забыли Бога и дали изуверам погубить нашу Родину, истерзать её и восстановить нас друг на друга в братоубийственной войне. Судить нас всех будет Единый Бог на Небе. Я зову вас всех не на вражду к другу, а только на свержение всем осатаневшей Советской власти и на работу со мной по восстановлению наших пашен, заводов, фабрик, сёл и городов. Только дружное служение и управление землёй всем народом может привести к великому Божьему чуду — Воскресению России и к её прежнему богатству и миру. Крепко верю, что только в работе всех нас, объединённых в один народ Земли Русской, Бог пошлёт милость, и мы, прогнав изуверов из евреев и воров из русских, заслужим себе прощение Всевышнего Творца. Тогда соберём людей от всей освобождённой Земли Русской в Великий Земский Собор всея Земли, который с благодарной молитвой Христу решит, кто может быть Верховным Хозяином Святой Руси. Этому Всероссийскому Собору я передам мою власть и буду иметь право на покой, но верю всем сердцем, что, как и в далёкие годы истории России, этому будущему Собору всей Земли Господь Бог подскажет, что Верховным Хозяином земли Родной, вместе со всем народом, может быть только Русский Наследственный Помазанник Бога, а не кто-либо из нас, людей простых, Всевышним Творцом к тому не определённых» [103].

Как видно, здесь опять в политических целях затрагивается «еврейская тема». Но, взывая к русскому национализму, точнее к национальному самосознанию, генерал остаётся верен себе — не выступает против всех евреев вообще (биологическим антисемитом он себя никогда не заявлял), но говорит лишь об «изуверах из евреев», то есть о цареубийцах и тех чекистах еврейского происхождения, кто запятнал себя изуверными насилиями над коренными народами России.

Основной же пафос его идеологем носит положительный посыл — не против кого воевать, а ради чего бороться и трудиться. Притом в Приказе Земской Рати № 22 от 26 Августа 1922 года он призывает своих ратников к Христианскому милосердию, прощению, совестливости и жертвенности:

«Воины Земской Рати! Зовите к себе красноармейца, зовите партизана, зовите каждого несчастного сына истерзанной Земли Русской, но гоните прочь комиссаров, воров, коммунистов и всякую нечисть, подвизающуюся в органах советской власти и вместе с нею угнетающих Русский Народ. Никому, кто верит в Бога, не чините зла и не творите мести. Не обижайте население, не трогайте чужого имущества, не грабьте, не буйствуйте и не пьянствуйте. Помните, что Вы, прежде всего, Христовы воины, сыны Христовой России, и во имя Его, во имя Святой Родины имейте твёрдость спокойно умирать с непоколебимой верой, что нет больше любви к Родине: да кто душу свою положит за братьев своих» [104].

Ничего подобного нельзя было найти в приказах предшествующих военачальников гражданской войны. То, что призыв к Христианскому милосердию и прощению не просто риторика, свидетельствуют реляции о результате военных действий в Указе № 25 от 29 Августа 1922 года:

«Приханкайский Край освобождён от советской коммунистической изуверской власти. Благодарю Бога, что при этом освобождении края войсками Земской Рати не было пролито ни одной капли крови христианского народа, но зато представители советской власти, убегая из края, сочли нужным зверски уничтожить арестованных ими Василия Трофимовича Чухно — крестьянина деревни Турий Рог, Степана Карпенко — крестьянина села Троицкого, Тимофея Аввакумовича Коротких — крестьянина деревни Черниговки, и ещё одного, личность которого не опознана. Убийство это совершено комиссаром Кузьминым и красноармейцами: Куриловым и Новосёловым из деревни Михайловки и Ситниковым из деревни Снегуровки. Из числа захваченных войсками по подозрению в сотрудничестве с коммунистами Фёклу Безрукову, Маркиана Белокурова, Петра Безрукова, Максима Березюка, Антона Глухенького, Кирилла Годуну, Николая Коргота, Александра Горюнова, Степана Журавлёва отпустить по домам под надзор соответственных сельских обществ. Гаврила Дмитриева, Василия Безсонова и Анну Урышеву, воспользовавшихся изуверской советской властью для проявления своих безнравственных натур, выслать за пределы края — в Д.В.Р. Митрофана Сурженко и поручика Георгия Курочича передать полевому суду, как дезертиров Томской Дружины, Александре Леоновой предложить уговорить своего мужа отстать от уголовной работы партизана Лебедева и вернуться к своему мирному очагу. Высылку семейств крестьян Василия и Филиппа Березюковых и отца их Силы Березюка, не сумевшего воспитать своих детей в духе Христианской Веры, утверждаю» [105].

В связи с эвакуацией японских войск из Спасска генерал выступил с воззванием, где свидетельствовал и о своей готовности пожертвовать жизнью в борьбе за свободную Россию:

«Воины, граждане, рабочие и крестьяне Приамурского Земского Края! Благодарю благость и милость Господню, приведшие меня сегодня ступить здесь, в Спасске, на землю Великой Богохранимой Самодержавной Родины, свободной сейчас и от интервента-иностранца, и от советской власти, руководимой изуверами иудейского племени. Пусть погибну я здесь от руки заблудшего лихого красного партизана или обманутого безбожными коммунистами красноармейца. Я буду счастлив умереть на твоей родной груди, моя любимая, дорогая, сейчас свободная и Святая Земля Великой Державной России» [106].

Солдаты и офицеры, прекрасно знавшие беззаветное мужество генерала М. К. Дитерихса по Русско-Японской, Первой Мiровой и гражданской войнам, понимали, что это не пустые слова. Призывая других к Христианской жертве, к Голгофе, генерал М. К. Дитерихс всегда сам был готов принести такую жертву ценой собственной жизни, на которую покушались неоднократно за время его краткого — трёхмесячного пребывания на посту Правителя Приамурского Земского Края.

Так, 5 Октября «красные» партизаны заложили меланитовый фугас на пути следования поезда Правителя из Никольска Уссурийского во Владивосток. По этому поводу газеты писали: «Это уже второй случай покушения на жизнь Правителя. В обоих случаях чудесного избавления от опасности вспоминаются слова Правителя, сказанные им на Земском Съезде в Спасске:

— Если Богу угодно, чтобы меня убили, то меня убьют, а если не угодно, то никто, как говорится в Евангелии, „даже вóлос с головы не снимет“» [107].

Пример личного мужества и призыв к жертвенности находил иногда своеобычный отклик в душах христиан. Так, в газете было такое сообщение о юной жертвовательнице:

«Неизвестная девица принесла в канцелярию Правителя золотое кольцо змейкой и две лёгкие детские золотые серёжки и отдала их для обращения в чрезвычайный фонд, состоящий в распоряжении Правителя. Назвать своё имя, а также и получить расписку жертвовательница отказалась. По докладе означенного пожертвования Правителю, Правитель повелел выразить жертвовательнице его благодарность» [108].

Прибывшая из Харбина группа добровольцев обратилась к военным с таким воззванием:

«Повинуясь зову чести воина и гражданина, мы покинули пыльный и бездушный Харбин. Мы, измученные и усталые от непрерывной борьбы за свою Родину с безпощадными врагами и жестокой судьбой, не пали духом и не склонили своей головы перед торжествующим, казалось, во всём мiре «красным» большевизмом — сильным лишь нашей разрозненностью. Мы, русские офицеры и солдаты, откликнувшиеся на призыв своих братьев из Приморья, едем туда на защиту этого последнего клочка священной Русской Земли и своего родного трёхцветного флага. Мы снова гордо и радостно едем в свои боевые отряды. Мы верим, что не обременённые семьями наши офицеры и солдаты в первую очередь последуют за нами. Довольно безславной жизни среди холодной, бездушной и презренной толпы. Уже близко, близко наш смертный враг! Громко поют русские трубы последний тревожный сигнал! Вас, офицеров и солдат, ждут ваши родные полки! Другого пути к спасению нет! Прощайте!» [109] Харбинские добровольцы уже оставили земное попечение и предуготовили себя к Христианской жертве.

Но вместе с тем генерал Дитерихс вынужден был свидетельствовать принародно, что идеи жертвенности не находили практического воплощения в тех же общественных силах, которые риторически эту жертвенность поддерживали:

«Я не считаю себя вправе быть судьёй людей, но не могу действовать и против моей совести. Я призвал интеллигенцию городов Края поставить к 10-му Октября — во имя защиты Веры Христовой и святых прав народа — рекрутов на усиление Земской Рати. И что же: Владивосток вместо 4 000 человек прислал 176, и среди них нет ни одного представителя из инициаторов тех организаций, которые выдвигали великое знамя борьбы. Где же служение идее? Где подвиг жертвенности во имя поддержания тех братьев, которые одни на своих плечах уже два года несут тяжесть искупительного Креста за грех всех граждан общественных слоёв интеллигентной России? Советская власть свою идею проводит насилием, террором и ужасом; поэтому-то она антихристова, не национальна и не народна. Идти их путями я не могу, так как тогда сошёл бы с путей Божественности национальной идеологии, чистоту которой я обязан сохранить, так же как и участь тех немногих воинов-борцов, которые выступили на защиту Края… Повелеваю: в отношении тех граждан, кои выказали себя неспособными к добровольной жертвенности жизнью и достоянием во имя идеи, возглавленной Земским Собором, не прибегать к насильственным и репрессивным мерам. Им Судья — Бог» [110].

Мужественное «Прощайте!» харбинских добровольцев не находило отклика во Владивостоке. Состоятельные граждане ещё до поражения Земской Рати готовились мирно покинуть Отечество. Но это священное «Прощайте!» эмоционально и духовно перекликается с последним Указом Правителя Земского Края № 65 от 17 Октября 1922 года:

«Силы Земской Приамурской Рати сломлены. Двенадцать тяжёлых дней борьбы одними кадрами безсмертных героев Сибири и Ледяного Похода, без пополнения, без патронов решили участь Земского Приамурского Края. Скоро его уже не станет.

Он как тело — умрёт. Но только как тело.

В духовном отношении, в значении ярко вспыхнувшей в пределах его русской, исторической, нравственно-религиозной идеологии, — он никогда не умрёт в будущей истории возрождения Великой Святой Руси.

Семя брошено. Оно сейчас упало на ещё неподготовленную почву. Но грядущая буря ужасов советской власти разнесёт это семя по широкой ниве Великой Матушки Отчизны и приткнётся оно в будущем через предел нашего раскаяния и по безконечной милости Господней к плодородному и подготовленному клочку земли Русской и тогда даст желанный плод.

Я верю в эту благость Господню; верю, что духовное значение кратковременного существования Приамурского Земского Края, оставит даже в народе Края глубокие, неизгладимые следы. Я верю, что Россия вернётся к России Христа, России — помазанника Божия, но, что мы были недостойны ещё милости Всевышнего Творца» [111].

Опыт общественного и державного созидания

Но не только идеалами одной Христианской жертвенности и прощения исполнены документы Земского Края. Важным общественно-политическим событием в его истории стало проведение в Никольске Уссурийском Съезда Дальневосточных Национальных Организаций (III-го съезда несоциалистических организаций) и подготовка к Приамурскому Церковному Собору.

23 Августа Правитель Края издаёт Указ № 22. В связи с военной необходимостью он, как Главнокомандующий — Воевода Земской Рати, вынужден перебраться ближе к линии фронта в Никольск Уссурийский. Но при этом он не хочет оставлять гражданского управления или передавать его какому-либо заместителю. В связи с этим распоряжается перевести в Никольск Уссурийский Земскую Думу и все правительственные учреждения.

25 Августа М. К. Дитерихс издаёт «Наказ Комиссии по созыву Съезда Дальневосточных Национальных Организаций», в котором повелевает:

«1. Задачей Национального Съезда ставлю объединение Дальневосточных организаций вокруг Правителя Приамурского Земского Края. 2. Национальный Съезд созвать к 15-му Сентября, причём в состав его подлежат включению представители национальных организаций Дальнего Востока, принимавших по настоящее время участие в несоциалистическом движении. 3. Представляю Съезду право ознакомления со всеми моими мероприятиями государственно-административного характера на предмет только принятия их для информации общественных кругов Западной Европы в целях объединения их в тактике проведения национально-исторических принципов идеологических Заветов Земского Собора» [112].

14 Сентября в селе Вознесенском был проведён первый Земский Съезд для выборов от Приханкайского района кандидатов в Земскую Думу. На съезде крестьяне и старшины тепло приняли Правителя Края, внимательно выслушали его речь, посвящённую устройству земского управления, и выразили готовность поддерживать М. К. Дитерихса в его борьбе и служении России [113].

На следующий день — 15 Сентября в Никольске Уссурийском был торжественно открыт Съезд Дальневосточных Национальных Организаций. Он продолжил собою линию двух Съездов несоциалистических организаций, которые состоялись во Владивостоке в 1921 году. На открытии же этого съезда М. К. Дитерихс выступил с речью, в которой прямо отобразил всю сложность материального положения Земской Рати и системы государственного управления, призывая все национальные силы принять участие в военном и государственном строительстве материальными вкладами и личными трудами.

Председателем съезда избрали профессора Никандра Миролюбова, который до того был председателем Президиума Земского Собора и который в «своей речи указывает на задачи съезда и на те общие идеологические обоснования, которыми должен руководиться съезд в своей работе».

В своих выступлениях на съезде деятели национальных организаций всячески поддерживали идеологию Земского Собора и высказывали свою готовность поддержать Правителя в его вооружённой борьбе с советской властью. «Генерал Дитерихс в своём стремлении найти выход из безнадёжного положения, опираясь на те настроения и пожелания, что проявились на Съезде, не придавая значения намеченным Съездом мерам, решил перейти от слов к делу и потребовать той действительной жертвенности, о которой всеми говорилось» [114].

Как показано выше — в главке, посвящённой идеалам жертвенности, надежды М. К. Дитерихса на деятельную помощь национальных организаций не оправдались. В тот же день 15 Сентября в Никольске проходил и Церковный Епархиальный Съезд. В связи с этим Правитель издал Указ № 36, где в частности говорилось:

«Дабы укрепить паству Приамурского Земского Края в истине и в свете отцовой и дедовской Веры, я прошу съехавшихся ныне в Епархиальный Съезд в Никольск-Уссурийском Владык Духовных Епархий собрать по возможности в ближайшее время Церковный Собор, который вольёт в Пастырей Церкви новый приток силы и мужества для смелой проповеди учения Христа и просвещения в нём граждан церковных приходов. Пусть каждый гражданин в сердце и совести своей проникнется заповедью Христа о сердобольном Самарянине, и тогда наша совместная гражданская работа на общее благо Родины и освобождение её от ложных учителей свободы и права народа приведёт к сплочению всех слоёв и сословий великого народа Российского в единую, могучую и свободную нацию под сенью благости Господней в лице единственного Хозяина Земли Русской — Помазанника Божия» [115].

М. К. Дитерихс старался охватить своей идеологической работой все слои русского общества в Приморье — духовенство, крестьянство, предпринимателей, интеллигенцию. Указ № 49 от 26 Сентября, посвящённый военному призыву и мобилизации, среди прочих пунктов содержал обращение именно к интеллигенции:

«Призывая русскую интеллигенцию к выполнению настоящей исключительной повинности, сознаю тяжесть её, но твёрдо верю, что только самоотверженным служением всей массы общественных сил великой и святой идее освобождения нашей Родины из когтей антихристовых сынов лжи мы окажемся достойными перед Всемогущим Творцом заслужить милость прощения общего греха Земли, и Господь снова благословит народ свой к восхождению по истинному пути Христову для процветания в будущем Великой Святой Руси, под историческим национально-религиозным стягом: „Вера, Царь и Народ“» [116].

Как видим, здесь ещё один вариант российской идеологической триады «Православие. Самодержавие. Народность».

Указ № 53 М. К. Дитерихса от 30 Сентября был посвящён духовной и военной мобилизации казачества на борьбу с большевизмом. Видимо, в связи с этой идеологической установкой 1 Октября прошёл Станичный сбор Гродековского округа. На станичный сбор Гродековского округа Уссурийского казачьего войска собралось 95 делегатов. В нём также принял участие Верховный Правитель Земского Края.

Вот собственно и все мероприятия, которые успел провести в Приамурском Крае его Верховный Правитель. Были запланированы также Земские Съезды Спасского, Анучинского, Никольского, Раздольнинского, Сучанского и Посьетского районов, но их провести не успели. Созыв Церковного Собора назначили на 22 Октября, но к этому времени уже полным ходом шла подготовка эвакуации войск и гражданского населения в Китай и Японию.

Открытый финал

Положение на фронте очень скоро стало просто катастрофическим. Но генерал М. К. Дитерихс не допустил ни одного дня безвластия и анархии в Приамурском Земском Крае, а около 15 Октября им была начата планомерная подготовка к эвакуации населения и военных, которая в последующие дни была проведена по строгому плану.

26 Октября Земская Рать оставила Владивосток. Значительная часть беженцев эвакуировалась через порт Посьет — самый южный населённый пункт в Приморье. Практически все желающие покинуть Владивосток и Приамурский Край до прихода «красных» смогли это сделать. Последние части Земской Рати перешли российско-китайскую границу 3 Ноября 1922 года. Всего своё Отечество в той эвакуации покинуло около 20 тысяч человек. Таков был заключительный этап пятилетней гражданской войны — с Ноября 1917 года по Ноябрь 1922 года.

В том же Ноябре была упразднена «буферная» Дальневосточная республика и начался новый — небывалый в истории России — этап государственного строительства: на бóльшей части территории Российской Империи [117] 22 Декабря 1922 года в Москве был провозглашён Союз Советских Социалистических Республик — С.С.С.Р.

В результате мирных переговоров с фашисткой Германией и пограничных войн в 1939-1941 годах из бывших имперских территорий в С.С.С.Р. вошли вся Прибалтика, Западная Белоруссия и Западная Украина, часть Финляндии, Бессарабия. Сверх того была присоединена Галиция, никогда не бывавшая в составе Империи, но некогда органично входившая в домонгольскую — Киевско-Новгородскую Древнерусскую Державу.

После Второй Мiровой войны к С.С.С.Р. присоединили Восточную Пруссию, из правителей которой в догерманские времена происходил Прусский Князь IV столетия Видевут, на старости лет ставший верховным жрецом пруссов, — дальний предок Андрея Камбилы и его прапрапраправнука Царя Михаила Феодоровича Романова.

С.С.С.Р. просуществовал целых 69 лет. Фактически С.С.С.Р. был развален на 15 независимых республик к 21 Августа 1991 года, а юридически этот развал был закреплён 8 Декабря 1991 года. Прежде — в годы перестройки рухнула советская и коммунистическая идеология, по мнению некоторых исследователей, скреплявшая С.С.С.Р. Рухнула очень просто, отнюдь не из-за спецопераций и идеологических диверсий, которых тоже было предостаточно. Просто об этой идеологии разрешили говорить правду, отменив статью Уголовного Кодекса об антисоветской пропаганде. Об этой идеологии говорилось и много лжи, и это тоже способствовало её развалу. Но развалила её не ложь, а неприглядная правда и неразрешимое противоречие между марксистским коммунизмом, отрицавшим государство, и советской государственностью, обоснованной именно марксистским коммунизмом. Не может государство, в фундаментальной идеологии которого заложен тезис об обязательном отмирании государства, существовать долго. Да и то возможно только при условии, что такая власть будет поддерживаться силой и жёстким идеологическим контролем. И в 1960-е, и в 1980-е годы советские теоретики марксизма в своих трудах продолжали повторять Марксов тезис об «отмирании государства». В условиях С.С.С.Р. эти заклинания им казались чем-то отвлечённым, не имеющим отношения к их советской, социалистической реальности. Но слова, в конце концов, мстят суесловам и оборачиваются делом. Вот советские марксисты и дозаклинались: их социалистическое государство «отмёрло», но не в коммунизм, а в какую-то «чёрную дыру». В начале же Октября 1993 года пала советская власть в Р.С.Ф.С.Р., которая вскоре по Конституции от 12 Декабря 1993 года стала называться просто Р.Ф.

Сравнительно недавно произошло внешне неяркое, но довольно знаменательное событие, о котором газеты заговорили только пять месяцев спустя. 17 Августа 2005 года увидела свет трёхтысячным тиражом анонимная политологическая книга «Проект Россия», анализирующая политическую историю нашего Отечества. В заключительной части этого аналитического труда делается вывод, что для выживания России как суверенного государства в будущем может быть только один выход — Православная Самодержавная Монархия с наследным Государем во главе.

Весь тираж этого подарочного издания был безплатно разослан всему верхнему слою современной правящей элиты Федерации — от Президента Путина и его министров до всех депутатов и сенаторов. 15 Января 2006 года текст этой книги был опубликован на аналитическом сайте «POLITHS» (http://politics.colocall.com/index.php?go=News&in=view& id=5204). В конце указан электронный почтовый адрес для откликов: project2008@mail.ru. Тем самым анонимные авторы «Проекта» демонстрируют его нацеленность на выборный 2008-й год. Кто они — новые сеятели Смуты? Или это люди, действительно радеющие о спасении Отечества и его возрождении в прежнем Державном достоинстве? Пока сказать трудно. К 17 Июня 2005 года на страницу сайта «POLITHS» с публикацией «Проекта Россия» пользователи сети обращались 4911 раз, включая два моих обращения в начале работы над данным исследованием и сейчас, когда я его завершаю. К 3-тысячному книжному тиражу за это время присоединилось ещё почти 5 тысяч читателей. «Проект» всего лишь один из спектров современных российских идеологий. Но не принимать его во внимание как нечто несущественное, маргинальное — как кляксу на полях Российской политической истории — вряд ли благоразумно и научно.

Выражаясь языком театроведов и кинокритиков, рассматриваемый здесь идеологический сюжет 1922 года пока ещё остаётся сюжетом с открытым финалом.

Предварительный итог

Подводя промежуточный для всей работы итог 3-й главы, нужно отметить, что в общем и целом документы и материалы правительства Приамурского Земского Края от 10 Августа до 17 Октября 1922 года в своём идеологическом содержании соответствуют восьми идеологемам Земского Собора, выявленным к концу 2-й главы.

В послесоборных материалах более развиты отдельные аспекты второго и третьего пунктов, а именно — Православной, вероучительной идеологии, а также идеалов религиозной борьбы с антихристианством. Это аспект религиозно-жертвенного служения Богу и России и аспект Христианского прощения. Они в правительственных документах выдвигаются едва ли не на первые места.

Более чётко и последовательно, чем в соборных документах, после Собора в правительственных документах прослеживается идея Православного Самодержавного Царя и Русского Царства. Им присущ лозунг «За Веру, Царя и Отечество». Получили некоторое конкретное развитие идеологемы «5» и «8», связанные с этапами государственного строительства и соборностью.

Но хотелось бы отметить и вот что. Реально выраженные в высказываниях соборян на Земском Соборе и в соборных документах идеологемы в своих отдельных частях и элементах порой противоречили друг другу и обнаруживали эклектичность в совокупном целом. Идеологемы же правительства М. К. Дитерихса, основанного на строгих принципах единоначалия и концентрации власти в лице Верховного Правителя Приамурского Земского Края, преодолели эту эклектичность.

Из идеологии Земского Собора Верховный Правитель взял именно то, что образует непротиворечивое целое. А то, что говорилось некоторыми влиятельными соборянами ради красного словца, различные декларации, связанные с корпоративными политическими амбициями или определёнными, в первую очередь «февралистскими», традициями «белого» движения, он решительно отмёл и забыл.

Условное заключение.
О влиянии общественной идеологии «Земского Собора» на общественно-политические монархические организации в эмиграции и на общественную жизни России в 1989-2000 годах

Этого в моей работе нет

Рассмотрение идеологии в документах и материалах Приамурского Земского Собора и Земского Правительства в данной работе пока могло подвести только к предварительным итогам. Более детальный и — самое главное — сравнительный анализ с фундаментальной опорой на базовые источники Государственных Соборов Руси XVI-XVII столетий, на идеи Русского Самодержавия в документах имперского периода России, на осмысление этих источников в трудах российских учёных XIX-XXI веков потребовал бы гораздо большего наративного пространства и более длительных по времени трудозатрат.

Здесь мне пришлось ограничиться выявлением и констатацией тех или иных идеологем, подкреплённых пространными и потому наглядными текстовыми иллюстрациями. Была предпринята попытка выявить некоторые соотношения основных идеологем, их иерархическую последовательность. Но пока это сделано на глазок — без системных количественных характеристик и контент-анализа. Поэтому, опираясь только на предварительные выводы в трёх главах, можно и заключение темы назвать пока только условным, скорее ставящим вопросы для будущего исследования.

Да и такое предполагаемое детальное исследование, по моему разумению, надо будет начинать с другого конца, не с 1922 года, а с детального разбора основополагающих и служебно-прикладных политических и государственных идей, совокупность которых составила Русскую государственную идеологию в тех самых XVI-м и XVII-м столетиях. Трудами историков и правоведов исследования в данном направлении велись ещё с середины XIX века. Достаточно вспомнить труды Б. Н. Чичерина, И. Д. Беляева, В. Н. Латкина, М. А. Дьяконова, В. О. Ключевского, Д. И. Иловайского, С. Ф. Платонова, А. И. Заозерского, А. К. Кабанова, С. Л. Авалиани, Г. А. Замятина, М. Н. Тихомирова, А. А. Зимина, С. О. Шмидта, В. Л. Черепнина, В. И. Буганова, Р. Г. Скрынникова и ряда других.

Эти и другие российские и советские учёные так или иначе затрагивали идеологическую проблематику, идейное содержание соборных мероприятий Московской Руси. Но всё же последовательного и профессионального историко-политологического анализа этих материй на конкретных примерах не было ни до революции, ни у советских учёных, ни у исследователей из русских эмигрантов, ни в современной России.

Впрочем, я не берусь так утверждать о литературе последних 4-5 лет, особенно о статьях и книгах, созданных в периферийных научно-образовательных центрах. В наше столь политизированное время исторической политологии и социальной психологии разных эпох и разных тематических направлений уделяется в несколько раз больше внимания, чем это было каких-то пятнадцать-двадцать лет назад. Но вернусь к условному заключению моей работы.

Русские военные в эмиграции

Если официальные руководители и идеологи вооружённой борьбы с большевизмом в условиях гражданской войны в своём подавляющем большинстве избегали религиозно-монархической идеологии и даже порой противодействовали её стихийному проявлению и распространению среди военнослужащих «белых» армий, несмотря на явные симпатии к этой идеологии и среди части генералитета, и в офицерской среде, то среди военных беженцев, оказавшихся в 1920 году в Европе в чуждой, наглядно нерусской среде, монархические чувства, ностальгия по Царской России и чаяния о её Воскресении вспыхнули с утроенной силой.

Многим из русских офицеров вдруг стало ясно, что четыре года братоубийственной войны прошли для них под совершенно чуждыми и непонятными лозунгами «великой» французской революции с «ответственными» министерствами (Сколько их было после Февраля 1917-го?! Даже не счесть!), с «учредиловкой» непонятно чего, с европейской «свободой» от совести и Христа, с «единой и неделимой» (Но какой же именно Россией?!).

С чувством неизбывной горечи от пережитого, от безцельного «хождения по мукам», от «бега» неизвестно куда, в первые недели, месяцы и годы «эмиграции» многие русские беженцы из среды офицерства так и не сумели справиться, приспособиться к новым условиям жизни. Были многочисленные случаи самоубийств, дуэлей (например, в Галлиполийском лагере), запойного пьянства и наркомании, сводивших ещё сравнительно молодых русских в могилу.

Но для других пробуждение ностальгии по Царской России, довоенной — России «мирного времени» [118], вызвало потребность искать среди своих соотечественников чувствующих и думающих так же. Такая ностальгия вызвала горячую потребность в идейной мобилизации и в объединении именно по монархическим убеждениям.

Впрочем, в первые месяцы эмиграции для значительной части офицеров и воинов «белой» гвардии, «белого» казачества не было нужды в специальном поиске единомышленников, поскольку они были ещё объединены в воинские подразделения, частью даже сохранявшие некоторое время при себе оружие по договорённости с властями Турции, Туниса, Болгарии, Югославии. Генерал барон П. Н. Врангель старался максимально долго сохранять объединённым костяк «белой» армии, в надежде при поддержке европейских союзников возобновить регулярный поход против большевизма и советов в России.

Эти условия военного общинного быта и создавали среду для группировки монархического офицерства. Вскоре после разоружения и расформирования частей русские военные стали организовываться в различные воинские общественные объединения, к примеру, в «Совет Союзов и Обществ бывших русских воинов, находящихся в Турции», «Союз Русских инвалидов» (в смысле — ветеранов, а не калек), «Общество кавалеров ордена Святого Георгия», «Союз офицеров Армии и Флота», «Союз участников 1-го Кубанского похода», «Общество офицеров Генерального штаба», «Общество офицеров Русского экспедиционного корпуса во Франции и Македонии», «Общество офицеров Конной Артиллерии», «Группа лиц, поддерживающих духовную связь с русскими военными за границей», «Кружок Заамурцев», «Союз офицеров Интендантской Академии», «Общество бывших пажей», «Русский Авиационный Союз», «Союз офицеров Российской Императорской Гвардии», «Российский Обще-Воинский Союз», «Корпус Императорских Армии и Флота». Возникли многочисленные казачьи станицы, которые редко представляли собой места совместного компактного проживания, как это было в прежней Россией, а были именно землячествами, члены которых порой проживали даже в разных европейских странах и встречались только по специальным случаям на праздники или для решения вопросов управления таким землячеством.

Основополагающей идеологией большинства этих воинских союзов и казачьих объединений был царизм. И если они собирались воевать за свободную Россию, то теперь уже только под прежним девизом: «За Веру, Царя, и Отечество!»

Весьма существенным фактором возрастания монархических настроений среди беженцев стала Русская Православная Церковь Заграницею Карловацкой юрисдикции. Русское духовенство традиционно держалось монархических взглядов, и республиканцы или «непредрешенцы» в этой среде были редким исключением. Даже довольно либеральный по взглядам Митрополит Евлогий (Георгиевский), не поддержавший Карловацкое объединение, нередко высказывался монархически и принимал участие в мероприятиях монархистов.

У европейских же политических наблюдателей и просто обывателей складывалось впечатление, что почти все русские эмигранты были монархистами. Даже в Париже и других крупных городах Франции, где старались селиться русские эмигранты из числа интеллигенции принципиально демократических, республиканских и других либеральных убеждений, русские офицеры-монархисты составляли подавляющее большинство. И политический или обывательский стереотип «русский — значит монархист» был наиболее устойчив, особенно на протяжении всех 1920-х годов.

Из-за этого принципиальным и достаточно известным противникам Монархии из числа российских эмигрантов приходилось оправдываться и разъяснять местным, что они вовсе не монархисты, что из России вынуждены были уезжать и социалисты разных толков, и сторонники западной версии коммунизма, и буржуазные демократы…

В Болгарии же и Югославии среди не то что военных, но и гражданских беженцев, из профессуры и другой интеллигенции, лиц, открыто декларирующих себя противниками Монархии, практически не было. Да оно и понятно. Это ведь были монархические государства. Но аналогичная картина складывалась и в демократических Чехословакии, Польше и, конечно, в Германии. Именно Германия, совсем недавно пережившая крушение империи и революционные потрясения, стала местом, куда первоначально для узких совещаний и переговоров стали съезжаться лидеры мелких монархических объединений.

Местные власти смотрели на это снисходительно, а может быть просто потому, что властям было не до русских монархистов. В стране, переживающей гиперинфляцию, русские люди даже очень скромного достатка, но имеющие в кармане деньги общеевропейского хождения — франки, английские фунты или американские доллары, которые свободно можно было выменять на местные деньги в Дании, Болгарии, Румынии, Польше или Финляндии, чувствовали себя в Германии, особенно в германской провинции если не богачами, то лицами солидного достатка и персонами грата для местного населения. Ведь сами немцы носили при походе на рынок или в лавку миллиарды марок в чемоданчиках и солдатских заплечных мешках.

Видимо, именно эти политические и житейские обстоятельства в какой-то степени объясняют то, что русские монархисты в объединительных целях собрались именно в Германии.

Рейхенгальский съезд и В.М.С.

29 Мая 1921 года в баварском городе Бад-Рейхенгале начал свою работу «Съезд Хозяйственного Восстановления России». Официальное название должно было завуалировать перед германскими властями политический характер мероприятия, но для всех его участников монархический характер собрания был известен заранее.

Съезд объединил «три течения монархической мысли: самодержавное, конституционное и парламентарное», выделил «общие для них признаки: Веру, Царя и Отечество. Внутренние разномыслия остались, но они подчинены общему заданию — народной Русской Монархии; сохраняя каждый свою самостоятельность, продолжая работу по привлечению в ряды монархистов своих возможных сторонников, оставляя до других времён споры между собой» [119]. На съезд собралось 100 участников и делегатов из 30-ти стран мiра. Среди них были Митрополит Антоний (Храповицкий), Архиепископ Евлогий (Гергиевский), Архимандрит Сергий, пять членов Сената, два Командующих Армиями, пять членов Государственного Совета, восемь депутатов Государственной Думы, четырнадцать генералов и многие другие государственные деятели. Председателем Съезда был избран Александр Николаевич Крупенский [120].

Практически все участники съезда поддержали резолюцию: «Единственный путь к возрождению Великой, Сильной и Свободной России — есть восстановление в ней Монархии, возглавляемой законным Государем из Дома Романовых, согласно Основным Законам Российской Империи» [121]. Участники съезда обратились к Императрице Марии Феодоровне с просьбой созвать Семейный Совет и решить, кому из Романовых быть хранителем Престола. Кроме того, на съезде был избран Высший Монархический Совет (В.М.С.) для координации деятельности российских монархических организаций: «Русские монархисты в Рейхенгалле создали единую организацию с обязательством подчинения избранному Высшему Совету» [122]. В первый состав «Высшего Монархического Совета» были избраны: Николай Евгеньевич Марков II-й, Александр Михайлович Масленников и князь Алексей Александрович Ширинский-Шихматов. Вскоре в В.М.С. были кооптированы А. Н. Крупенский, барон Борис Густавович Кеппен и граф Пётр Васильевич Гендриков [123]. Кроме того, было принято решение о содействии в созыве Церковного Собора из Русских Архиереев, оказавшихся вместе со своей паствой из числа беженцев в эмиграции. В том же году 21 Ноября в сербском городе Сремские Карловцы такой Собор состоялся, и Первоиерархом Русской Православной Церкви Заграницею был избран Митрополит Антоний (Храповицкий) [124].

Сам Рейхенгальский съезд не претендовал на статус Государственно-Церковного Собора, но идея старорусской государственной соборности, идеология «Земского Собора» на нём присутствовала. Это следует из того, что большинство участников съезда и потом В.М.С. не признали позицию так называемых «легитимистов», которые поддерживали претензии на Российский Престол Великого Князя Кирилла Владимiровича.

По ряду пунктов он мог рассматриваться как первоочередной претендент на Трон. Но более чем за сутки до отречения Государя Императора Николая II ещё 1 Марта 1917 года именно Великий Князь Кирилл с красным бантом на своём мундире привёл во взбунтовавшуюся Государственную Думу Гвардейский Флотский Экипаж, которым он командовал и в первейшую обязанность которого входило охранять Императора и Его Семью. Тогда же Великий Князь признал Временный комитет Государственной Думы в качестве «единственно законного правительства России», о чём тут же в стенах Таврического Дворца в присутствии Председателя Думы М. В. Родзянко публично заявил в интервью петроградским газетам. Они разнесли эту новость уже в вечерних выпусках, чем повергли в ужас и отчаяние всех верноподданных.

Бороться и проливать свою кровь за предателя Царской Присяги, прямого участника февральской революции почти никто из монархистов тогда не хотел. Очерёдность в престолонаследии остальных Членов Династии Романовых носила неявный характер, поэтому многие монархисты полагали, что претендента должен определить Государственно-Церковный Собор, подобный Московскому Собору 1613 года, поставивший на Престол родоначальника Династии Романовых Царя Михаила Феодоровича.

Сама логика этих событий в Европе 1921 года — сначала собрание монархистов, утверждающих необходимость восстановления Монархии в России, затем инициативы по проведению зарубежного Собора Архиереев Русской Православной Церкви в Европе, как бы предвосхищает ход событий в Приамурском Крае, где Земский Собор заявил о подготовке местного Собора Церковного.

Есть и другие переклички. И от съезда в Германии, и от Земского Собора во Владивостоке были обращения к Государыне Императрице Марии Феодоровне и Великому Князю Николаю Николаевичу Младшему; и в Рейхенгале, и в Приморье не признавали претензий на Престол Великого Князя Кирилла Владимiровича.

В.М.С. сразу же начинает достаточно широкую пропаганду православного монархизма с помощью периодических изданий и выпуска книг, посвящённых исторической России. Они выпускают журналы «Луч Света», «Двуглавый Орёл», еженедельный бюллетень «Высший Монархический Совет», позже «Ведомости В.М.С.» [125], стараются поддерживать связи с русской эмиграцией по всему мiру, выясняют о настроениях в России.

Публикация в еженедельнике «В.М.С.»

Члены В.М.С. стремились быть в курсе событий на Дальнем Востоке России, где как раз весной 1921 года установилась независимая от большевиков местная власть. Вероятно, у них были почтовые или даже телеграфные контакты с Харбином, а может быть, и с Владивостоком. Поэтому некоторая перекличка в идеях русских монархистов в Европе и на самом дальнем краю Азии была основана на взаимных контактах. На мой взгляд, историк В. Ж. Цветков склонен приуменьшать степень практических контактов русских монархистов по всему мiру, например, связь между монархистами Европы и Дальнего Востока:

«В Зарубежье сведения о происходящих в России событиях получали, главным образом, из иностранной прессы. Показательна, в этой связи, оценка Земского Собора и генерала Дитерихса на страницах дневника Н. В. Савича, известного политика, члена „Совета Государственного Объединения России“. Описывая подробнейшим образом все перипетии эмигрантской политической жизни, он лишь в двух предложениях говорит о Белом Приморье: „Из Владивостока сообщают, что Учредительное Собрание (!) Дальнего Востока избрало президентом (!) генерала Дитерихса (так называют Земский Собор и Правителя Приамурского Края — В. Ц.); значит, и там введётся военный режим и начнётся настоящая война с Читинской республикой (ДВР — В. Ц.)… Во французских газетах есть телеграмма из Владивостока, что по постановлению «земства», вероятно, надо понимать Земского Собора, там объявлена диктатура… власть передана генералу Дитерихсу, который главной задачей поставил борьбу с советской властью. Газета прибавляет, что настроение там определённо монархическое…“ [126]. Вот и всё, что, вероятно, было известно большинству русских в Европе о событиях на Дальнем Востоке» [127].

Как раз В.М.С. в своём еженедельном бюллетене «Высший Монархический Совет» уже 19 Сентября 1922 года в рубрике «На Дальнем Востоке» дал подробное сообщение «Земский Собор во Владивостоке» [128] объёмом в 8,5 тысяч знаков. При этом автор статьи предельно точно цитирует целый ряд документов и материалов Собора, без ошибок называет учреждённые Собором институты и должности, а также приводит имена лиц, их занявших.

Совершенно очевидно, что автор этого материала пользовался Владивостокскими газетами, кстати, одну из них — «Слово» от 11 Августа 1919 года он называет прямо. Авторские комментарии предельно близки по духу настроениям соборян. Кроме того, неизвестный корреспондент приводит отклики на Земский Собор и двух Харбинских газет — кадетской «Русский Голос» и просоветской «Новости Жизни».

Исходя из этого, можно предположить два варианта. Либо эта заметка написана непосредственным свидетелем или даже участником событий во Владивостоке, в распоряжении которого была и местная, и Харбинская пресса, потом оперативно доставлена им в Берлин, в редакцию еженедельника «Высший Монархический Совет». Либо дальневосточные периодические издания регулярно и весьма оперативно для того времени доставлялись в Европу. Предположим — по каналам дипломатической почты одной из европейских стран. Это может означать, что к такого рода каналам был доступ у монархистов как во Владивостоке (Харбине или Шанхае), так и в Берлине, где печатался еженедельник «Высший Монархический Совет».

Обращают на себя внимание такие слова из этой статьи: «Земский Собор обратился перед своим закрытием (10 Августа - 28 Июля) с воззванием ко всем русским людям, а также избрал делегацию в Японию и Западную Европу и Америку. Отъезд делегаций отсрочен до Сентября ввиду того, что к этому времени предложен созыв местного Церковного Собора».

Этот абзац предполагает, что делегация Собора в Западную Европу поедет не «на деревню дедушке», а приезд и приём её как-то готовится. И то, что об этом сообщает печатный орган В.М.С., косвенно указывает, что В.М.С. как-то причастен к данному мероприятию.

Но как бы там ни было, был ли автор материала из Владивостока или писал из Берлина, самый интригующий момент содержится в заключительном пассаже публикации «В.М.С.»: «Какова бы ни была судьба Приморья в ближайшие месяцы, — историческое значение Земского Собора во Владивостоке за ним останется. Брошенные им семена взойдут. Никакие временные успехи врага не могут теперь сделать небывшим того, что произошло этим летом: пробуждения русского национального сознания на Русской Земле» [129].

Насколько поразительным образом эти слова перекликаются с последним Указом № 65 генерала М. К. Дитерихса, который был выпущен 17 Октября 1922 года, то есть менее чем через месяц после выхода в свет номера еженедельника «Высший Монархический Совет»:

«Семя брошено. Оно упало сейчас ещё на мало подготовленную почву; но грядущая буря ужасов коммунистической власти разнесёт это семя по широкой ниве Земли Русской и при помощи безграничной милости Божией принесёт свои плодотворные результаты» [130].

Тут возможно три допущения. Заметка для «В.М.С.» могла быть написана самим М. К. Дитерихсом. Её могло написать весьма доверенное лицо, приближённое к генералу. По третьему предположению сентябрьский журнал «Высший Монархический Совет» мог дойти по дипломатическим каналам до Приморья менее чем за месяц, и его читал Верховный Правитель Края в то время, когда он уже обдумывал слова своего прощального Указа. Все эти допущения предполагают желательность дальнейших исторических изысканий в архивах, вероятно, не только России, но и дипломатических ведомств европейских стран, у которых были неформальные доверительные контакты с членами В.М.С.

Маленькая историческая загадка. Возможно, когда-то она найдёт своего открывателя — случайного счастливца или целеустремлённого пахаря архивных нив. Но выявление и уточнение характера связей между европейскими и дальневосточными русскими монархистами может пролить дополнительный свет на некоторые онтологические особенности русского царизма, часто малоприметного мiровоззрения в потоке политических событий и лиц, но неистребимо живучего в самых невыносимых условиях и невероятных обстоятельствах.

Идея «Земского Собора» среди русских эмигрантов

Русские монархические организации в Европе в 1920-1930-е годы больше вроде бы не вспоминали о Владивостокском Соборе в своих публикациях и документах, однако они постоянно обращались к историческому наследию Российской Государственности и нередко вспоминали в своих материалах о так называемых Земских Соборах и, особенно, о Соборе 1613 года, прекратившем междуцарствие и Смуту.

Идея и идеология «Земского Собора» стала значительной частью надежд и упований русских монархистов в изгнании. К этой идее обращались не только бывшие военные, ставшие общественно-политическими деятелями русского рассеяния. В неё вдумывались такие духовные писатели и проповедники, как Святитель Серафим (Соболев) — автор книги «Русская Идеология», Архиепископ Иоанн (Максимович), Архиепископ Аверкий (Таушев), Епископ Нектарий (Концевич), Архимандрит Константин (Зайцев) — автор трактата «Чудо Русской Истории», такие церковные историки и агиографы, как Н. Д. Тальберг, Е. Е. Алферьев и другие.

Светские учёные, историки и правоведы также уделяли идее Державного Собора пристальное внимание. Профессор-правовед В. Зызыкин писал о Соборах в своём труде «Царская Власть и закон о престолонаследии» (София, 1924). Великий русский философ, также много внимания уделявший правосознанию, И. А. Ильин в тридцатые годы написал трактат «Основы государственного устройства», а также «Проект Основного Закона России». В этом проекте Седьмой раздел называется «О Земском Соборе» [131].

Видимо, тогда же, в тридцатые годы в монархических изданиях получило хождение краткое изложение «Утверждённой Грамоты 1613 года». На проблему этого краткого текста несколько лет назад обратил моё внимание историк С. В. Фомин, переиздавший в 1998 году в своём двухтомнике «Россия перед Вторым Пришествием» полный текст подлинной «Утверждённой грамоты 1613 года» [132]. В результате его изысканий он не обнаружил в дореволюционных и советских публикациях подобного краткого текста и сделал предварительное, но вполне обоснованное предположение, что этот краткий текст — эмигрантский апокриф.

Напомню, в подлинной «Утверждённой грамоте» приводятся соборные клятвы верности Царю Михаилу и всем Его потомкам. Причём, по смыслу этих весьма пространно изложенных клятв, таковую верность необходимо соблюдать до скончания века, до Страшного Суда, а изменников соборной присяги должно проклинать и отлучать от Церкви.

Но большие размеры текста древней грамоты, который занимает в публикациях не один десяток книжных страниц, видимо, были неудобны для монархической пропагандистской работы. И кто-то составил краткое изложение грамоты, несколько неумело стилизовав его под старинные обороты, вероятно, просто для большей торжественности. И потом, видимо, в ходе перепечаток из одного монархического издания в другое кем-то из публикаторов этот текст ошибочно был охарактеризован как документ, составленный в том же 1613 году в виде краткого варианта большой Соборной грамоты для рассылки по городам. И действительно, в разных списках сохранились краткие грамоты, сообщавшие в те или иные российские города об «обрании» Царя Михаила, но там не было страшных клятв и проклятий изменникам. Эти краткие грамоты выполняли чисто информационную функцию и призывали организовать на местах присягу служилых новому Царю — Крестоцелование. Несколько таких грамот, например, недавно опубликовала историк Л. Е. Морозова в своём исследовании «Россия на пути из Смуты» [133].

Но краткое изложение «Утверждённой грамоты» в эмигрантских изданиях скорее всего не было злонамеренным подлогом. Зная щепетильность старых монархистов в подобных вопросах, трудно даже допустить такую мысль. Но, так или иначе, этот неясного происхождения документ, который от случая к случаю перепечатывали монархические издания, как правило, к очередной «круглой» годовщине Собора 1613 года, оказал громадное влияние на подъём монархического движения уже в самой России на рубеже восьмидесятых-девяностых годов, когда стали возможны контакты здешних православных с русскими эмигрантами.

Идея «Земского Собора» в современной России

В 1989 году внук Императора Александра III Тихон Николаевич Куликовский-Романов (сын Великой Княгини Ольги Александровны), Арбитр Высшего Монархического Совета переслал нам, московским монархистам, несколько номеров журнала «Имперский Вестник», который совместно издают две монархические организации — Российский Имперский Союз-Орден и В.М.С. [134] В одном из номеров «Имперского Вестника» и содержалась эта «апокрифическая» краткая «Утверждённая грамота». На нас её содержание произвело предельно сильное психологическое и духовное воздействие переломного значения. И воздействие вовсе не ложное, поскольку в этом кратком изложении совершенно справедливо передавалась основная суть подлинной — большой Утверждённой грамоты 1613 года, хотя и с некоторыми отклонениями в деталях, о которых здесь говорить неуместно.

Распространению и разъяснению этого краткого текста в 1989-1990 году мы отдавали не меньше сил, чем подготовке общественного сознания для канонизации Царской Семьи, тем более что феноменально тема Державного Собора и тема Царской Семьи взаимосвязаны. Года за полтора в виде листовок и публикаций в различных советских патриотических изданиях мы распространили этот текст в десятках, а то и сотнях тысяч экземпляров. Поэтому, когда в Августе-Сентябре 1990 года мы готовили проведение первого Всесоюзного съезда православно-патриотических сил, в основу этого мероприятия легла монархическая соборная идея, наиболее ярким выражением которой была эта Соборная грамота 1613 года.

Примерно тогда же ставший нам известным факт Земского Собора во Владивостоке 1922 года, который своим решением восстановил достоинство Династии Романовых как наследницы Русского Престола, в свете клятв Собора 1613 года определил развитие соборной монархической общественно-политической идеологии в России на целых десять лет вперёд.

21 Сентября 1990 года на съезде православно-патриотических сил из представителей более шестидесяти организаций — союзов, братств, общин — было учреждено Предсоборное совещание для подготовки Всероссийского Земского Собора. В последующие годы соборное движение среди православной общественности приобрело размах и разнообразие в различных модификациях — помимо Предсоборного совещания очень скоро возникли такие организации, как «Русский Собор», «Славянский Собор», «Троицкий Собор», «Русский Народный Собор» и другие.

Монархическому же направлению соборного движения, начиная с 1993 года, придала энтузиазма инициатива знаменитого русского скульптора В. М. Клыкова [135]. Осенью 1994 года в Колонном зале бывшего Дворянского Собрания Москвы (Дом Союзов) он провёл очень представительное Монархическое совещание. После него с промежутками в несколько месяцев В. М. Клыков стал созывать местные общественные «Земские Соборы» (по примеру Владивостокского) в разных регионах России — в Белгороде, Курске, Санкт-Петербурге и других городах. Конечно, эти Соборы имели только общественный статус и не имели никаких властных полномочий.

Но их проведение всякий раз сопровождались краткими приветствиями Святейшего Патриарха и личным присутствием местных Архиереев. А на первом Белгородском Земского Соборе в 1995 году присутствовало сразу два Архипастыря. Также там были и полномочные представители ещё трёх Епархиальных Владык — Санкт-Петербургского Митрополита Иоанна (Снычева), Владивостокского Епископа Вениамина (Пушкаря) и кого-то ещё.

Эти общественные мероприятия имели громадное значение именно в смысле всё более широкого распространения самых общих и ключевых представлений о государственно-церковной соборной идеологии в православной среде и в патриотических кругах.

Сейчас можно спросить любого сознательного православного прихожанина от Магадана до Калининграда, и он в нескольких ёмких словах объяснит, что такое «Земский Собор», смысл клятвы 1613 года и причины необходимости восстановления Монархии в России, причём не в любом виде, а именно в качестве Православного Самодержавного Царства.

Единственно сейчас уже никто из них уверенно не скажет, как это сделать или как это произойдёт. Тогда был один ответ и на этот вопрос — соберётся Всероссийский Земский Собор и всё устроит, и Царя определит на Престол, и федерацию преобразит в Царство. Но многочисленные общественные опыты монархистов-соборников с их надеждой на чудо, политических результатов пока не достигли. С прославлением Царской Семьи в лике Святых Архиерейским Собором 19 Августа 2000 года ресурс надежды был исчерпан. Появление нового Президента сместило целый ряд социально-психологических ориентиров, с горизонта Верховной Власти исчезла мрачная фигура свердловского разрушителя Ипатьевского дома — Б. Н. Ельцина.

Но монархическое соборное движение, продолжающее идеалы Земского Собора во Владивостоке, не исчезло как таковое. Она стало развиваться вглубь, в осмысление сущности соборности как таковой, в отходе от наивных ещё «славянофильских» представлений о Соборе как об институте представительства. Собор стал всё глубже пониматься нынешними монархистами как людское вместилище духа, где земное, волевое, материальное сопрягается с Божественными энергиями: «Изволися бо Святому Духу и нам» (Деян. 15, 28).

И данный опыт идеологического исследования получился элементом этого уже не совсем общественного процесса. Таково моё заключение, пока ещё очень предварительное.

Москва, 16 Января - 19 Июня 2006 года

Библиография

Акты Святейшего Патриарха Тихона и позднейшие документы о преемстве Высшей Церковной Власти 1917-1943 годах. Составитель М. Е. Губонин. М., 1994.

Антохин П. Из истории борьбы за власть Советов в Приморье. Владивосток, 1974.

Балакшин П. Дело Аргунова. // Русская Жизнь. 1990. 26 Июня.

Болотин Л. Е. Влияние славянофилов на социально-политическую терминологию. Значение А. С. Хомякова и К. С. Аксакова в формировании идейного содержания социально-политического термина «Земский Собор». Курсовая работа. М., 2005.

Болотин Л. Е. Впервые в России. Рецензия о книге А. Ю. Хвалина «Восстановлении Монархии в России». // Держава. № 1(2), 1995. // Болотин Л. Е. Царское Дело. М., 1996.

Болотин Л. Е. Земская реформа в России середины XVI века. По материалам земских уставных грамот и летописей. Курсовая работа. М., 2004.

[Болотин Л. Е.] Земский Собор во Владивостоке. // Земщина. Русская грамота Союза «ХВ». № 21 (38), 1991.

Большая Энциклопедия Русского Народа. Под редакцией О. А. Платонова. Том «Русский Патриотизм». М., 2003.

Брусилов А. А. Мои воспоминания. М., 1943

Варламова Л. Н. Аппарат военного управления Всероссийского Временного Правительства А. В. Колчака. 1919 г. // Белая Гвардия. 2001. N 5. С. 22-23.

Вострышев Михаил Патриарх Тихон. Серия ЖЗЛ. М., Молодая Гвардия, 2004.

Генерал Дитерихс. Редактор и составитель В. Ж. Цветков. М., Посев, 2004.

Вейсман А. Д. Греческо-Русский Словарь. СПб, 1899.

Вениамин (Пушкарь), Архиепископ Владивостокский и Приморский. «Изволися бо Святому Духу и нам…» // Десятина. Газета православных мiрян. Февраль 2001, № 2 (53).

Гермогенов К. Земские Соборы // Воин. Военный журнал. Владивосток, 1922. N 4. Май.

Даватц В. Годы. Очерки пятилетней борьбы. Белград, 1926.

Голионко В. П. В огне борьбы. Из истории гражданской войны 1918-1922 гг. на Дальнем Востоке. М., 1958.

Грицанов А. А. Идеология. // История Философии. Энциклопедия. Составитель и главный научный редактор А. А.Грицанов. Минск, Интерпрессервис; Книжный Дом. 2002. http://psylib.org.ua/books/gritz01/ideologija.htm

Даватц В. Годы. Очерки пятилетней борьбы. — Белград, 1926. (Рейхенгалле)

Дитерихс А. Ветви древа родословного // Медицинский вестник. 2002. N 22. 9 августа.

Дитерихс М. К. Записки по пути следования во Францию // Военная Быль. 1956. Январь. N 16.

Ефремов Ф. Генерал-лейтенант М. К. Дитерихс // Военная Быль. — Москва, 1993. N 3 (132). Июль-Сентябрь.

Жанен М. Отрывки из моего сибирского дневника // Колчаковщина. Из белых мемуаров. — Л., 1930.

Жиганов В. Д. Русские в Шанхае. Шанхай, 1936.

Зайцев Г. Шанхай // Родина. 1998. N 2.

Заозерский А. И. К вопросу о составе и значении Земских Соборов // Журнал Министерства Народного Просвещения. 1909, № 6. С. 319.

Иванов В. Н. Крах Белого Приморья. Из записок журналиста. Тянь-Цзинь, 1927.

Ильин И. А. Основы государственного устройства. Проект Основного Закона России. Составление, предисловие и примечание Ю. Т. Лицицы. М., 1996.

Ирошников Михаил, Процай Людмила, Шелаев Юрий Николай II. Последний Российский Император. Фотоальбом. СПб, 1992.

Кадесников Н. З. Краткий очерк Белой борьбы под Андреевским флагом. Нью-Йорк, 1965.

Куликовский-Романов Т. Н. Краткая история Высшего Монархического Совета.// Имперскiй Вестникъ. Октябрь, 1991.

Морозова Л. Е. Россия на пути из Смуты. Избрание на Царство Михаила Фёдоровича. М., Наука, 2005.

На Дальнем Востоке. (Информационное сообщение о Земском Соборе во Владивостоке) // Высший Монархический Совет. № 57, 1922, 19 Сентября.

Наумов С. Позорный конец белогвардейщины // В огне революции. Сборник статей и воспоминаний о революционных событиях на Дальнем Востоке. Хабаровск, 1927.

Петров П. П. От Волги до Тихого океана в рядах белых (1918-1922 гг.). Рига, 1930.

Петров П. П. Роковые годы. 1914-1920. Калифорния, 1965.

Политическая история русской эмиграции. 1920-1940 годов. Документы и материалы / А. Ф. Киселёв. М., 1999.

Полное Собрание Русских Летописей. Т. 1, М, 2001.

Последние дни колчаковщины. Сборник документов. М.-Л., 1926.

Россия перед Вторым Пришествием. Материалы к очерку Русской эсхатологии. Издание третье, исправленное и дополненное. Составители Сергей и Тамара Фомины. Т. 1. М., 1998.

Руднев С. П. При вечерних огнях. Воспоминания. Харбин, 1928.

Рыжиков Р. Генерал Михаил Дитерихс: забытое имя // Посев. 1997. N 7.

Священный Собор Российской Православной Церкви. Деяния. Книга 1, выпуск 1. М., 1918.

Словарь иностранных слов. Издание 11-е, стереотипное. М., Русский Язык, 1984.

Утверждённая грамота об избрании на Московское Государство Михаила Феодоровича Романова. 2-е издание Императорского общества истории и древностей Российских при Московском университете. М., 1906.

Филимонов Б. Б. Конец Белого Приморья. Роквилль (Сан-Франциско), 1971.

Хвалин А. Ю. Восстановление Монархии в России. Приамурский Земский Собор во Владивостоке. М., 1993.

Хвалин А. Ю. Государь и Дальняя Россия. М.-Владивосток, 1999.

Хвалин А. Ю. Земский Собор во Владивостоке. // Земщина. Русская грамота Союза «ХВ». № 35 (52), 1991.

Хвалин А. Ю. Прославление Царской Семьи. М., 2005.

Хисамутдинов А. А. Российская эмиграция в Азиатско-Тихоокеанском регионе и Южной Америке. Библиографический словарь. Владивосток, 2000.

Черепнин Л. В. Земские Соборы Русского Государства в XVI - XVII веках. М., Наука, 1978.

Черняев Николай. Мистика, идеалы и поэзия Русского Самодержавия. М., 1998.

Шишкин С. Н. Гражданская война на Дальнем Востоке (1918-1922 гг.). М., 1957.

Шурыгин А. П. Этих дней не смолкнет слава… // Знание. Серия "История". 1982. N 9.

Энциклопедический словарь. Т. 11. Полутом 24. Издатели Ф. А. Брокгауз и И. А. Ефрон. СПб., 1894.


Источники и периодика:

Русская Армия. Владивосток, 1922. N 159. 11 Августа.

Вечер, газета 21 августа 1922 г.

Русский Голос (Харбин, газета к/д) 11 Августа 1922.

Слово (Владивосток), 11 Августа 1922.

Земский Край, № 5, 6 Сентября 1922 года.

Уссурийское Слово, № 649, 6 Октября 1922 г.

Вестник Земского Приамурского Края, № 1, 2 Сентября 1922.

Уссурийский Край, № 133, 25 Июля 1922.

Приамурье, № 1, июль 1922.

Приамурье. Владивосток, 1922. N 1. Июль. С. 12-13.


Попутный материал. 1921 год

Новая Вечерняя Газета, 16 Июля 1921.

Новая Вечерняя Газета, 14 Сентября 1921.

Уссурийский казачий вестник. № 6, 27 Января 1921.

Примечания и сноски

[1]  Грицанов А. А. Идеология // История Философии. Энциклопедия / Составитель и главный научный редактор А. А. Грицанов. Минск: Интерпрессервис; Книжный Дом, 2002. http://psylib.org.ua/books/gritz01/ideologija.htm

[2]  Энциклопедический словарь. Т. 11. Полутом 24. Издатели Ф. А. Брокгауз и И. А. Ефрон. СПб., 1894. С. 798.

[3]  Словарь иностранных слов. Издание 11-е, стереотипное. М.: Русский Язык, 1984. С. 183.

[4]  Там же.

[5]  http://www.12voltsmagazine.com/indexr.php?id=748

[6]  Цитируется по: Хвалин А. Ю. Восстановление Монархии в России… М., 1993. С. 108; ссылается на: Вестник Временного Приамурского Правительства. № 34, 17 июня 1922 г.

[7]  Здесь имеется в виду «Национальный революционный комитет», учреждённый каппелевцами, свергнувшими во Владивостоке власть большевиков.

[8]  Хвалин А. Ю. Восстановление Монархии в России… М., 1993. С. 108.

[9]  Проблеме происхождению историографического термина «Земский Собор» посвящена моя курсовая работа на 2-м курсе: Болотин Л. Е. Влияние славянофилов на социально-политическую терминологию. Значение А. С. Хомякова и К. С. Аксакова в формировании идейного содержания социально-политического термина «Земский Собор». М., 2005. Я готовлю её публикацию на «Русской Народной Линии». А также этой терминологической проблеме было уделено некоторое внимание в моих работах «Державный Собор 1598 года» и «Земское строение Царя Иоанна Грозного», недавно опубликованных на «РНЛ».

[10]  Цитируется по: Генерал Дитерихс. Редактор и составитель В. Ж. Цветков. М., Посев, 2004, с. 363.

[11]  Цитируется по: Хвалин А. Ю. Восстановление Монархии … С. 114-115; ссылается на: Приамурье. 1922 г. № 1 (Июль). С. 14.

[12]  Гермогенов К. Земские Соборы // Воин. Военный журнал. Владивосток, 1922. № 4. Май. Цитируется по переизданию: Гермогенов К. Земские Соборы. // Генерал Дитерихс. М., Посев, 2004. С. 347.

[13]  Там же. С. 362.

[14]  Там же. С. 361-362.

[15]  Все процитированные выше документы Белого движения взяты на сайте «Белая Гвардия» http://whiteforce.newmail.ru/

[16]  Ирошников Михаил, Процай Людмила, Шелаев Юрий. Николай II. Последний Российский Император. Фотоальбом. СПб., 1992. С. 242-243.

[17]  Там же.

[18]  Цитируется по: Хвалин А. Ю. Восстановление Монархии … С. 108-111; ссылается на: Вестник Временного Приамурского Правительства. № 38, 30 Июня 1922 г.

[19]  Там же.

[20]  Цитируется по: Хвалин А. Ю. Восстановление Монархии … С. 111-114; ссылается на: Русский Край. № 349, 5 Июля 1922 г.

[21]  Положение о Приамурском Земском Соборе // Хвалин А. Ю. Восстановление Монархии … С. 108-111; ссылается на: Вестник Временного Приамурского Правительства. № 38, 30 Июня 1922 года.

[22]  Заозерский А. И. К вопросу о составе и значении Земских Соборов // Журнал Министерства Народного Просвещения. 1909, № 6. С. 319.

[23]  Черепнин Л. В. Земские Соборы Русского Государства в XVI-XVII веках. М.: Наука, 1978. С. 132.

[24]  Там же. С. 146.

[25]  Вениамин (Пушкарь), Архиепископ Владивостокский и Приморский. «Изволися бо Святому Духу и нам…» // Десятина. Газета православных мiрян. 2001. Февраль, № 2 (53).

[26]  Книга Правил Святых Апостол, Святых Соборов Вселенских и Поместных, и Святых Отец. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1992. С. 32.

[27]  Положение… // Генерал Дитерихс. М., 2004. С. 366. Курсив мой. — Л. Б.

[28]  Священный Собор Российской Православной Церкви. Деяния. Книга 1. Выпуск 1. М., 1918. С. 38-51.

[29]  Вострышев Михаил. Патриарх Тихон. Серия ЖЗЛ. М.: Молодая Гвардия, 2004. С. 350.

[30]  Генерал Дитерихс. М., 2004. С. 365.

[31]  Там же. С. 374.

[32]  Доклад Председателя Временного Приамурского Правительства С. Д. Меркулова на Земском Соборе // Хвалин А. Ю. Восстановление Монархии … С. 122-123; ссылается на: Уссурийский Край. № 137, 29 Июля 1922 г. Курсив мой. — Л. Б.

[33]  Руднев С. П. Из воспоминаний о Приамурском Земском Соборе // Генерал Дитерихс. М., 2004. С. 493-494.

[34]  Восстановление Монархии в России // Хвалин А. Ю. Государь и Дальняя Россия. М. — Владивосток, 1999. С. 76. Курсив мой. — Л. Б.

[35]  Генерал Дитерихс. М., 2004. С. 55-56, 85. Курсив мой. — Л. Б.

[36]  Там же. С. 384.

[37]  Документы № 6 и № 7 // Акты Археографической Экспедиции. Т. II. СПб., 1836. С. 13-54.

[38]  Утверждённая Грамота об избрании на Московское Государство Михаила Феодоровича Романова (1613) // Россия перед Вторым Пришествием. Материалы к очерку Русской эсхатологии. Издание третье, исправленное и дополненное / Составители Сергей и Тамара Фомины. Т. 1. М., 1998. С. 525-526. Эта публикация была сделана по отдельному изданию Грамоты: Утверждённая грамота об избрании на Московское Государство Михаила Феодоровича Романова. 2-е издание Императорского общества истории и древностей Российских при Московском университете. М., 1906.

[39]  Вейсман А. Д. Греческо-Русский Словарь. СПб., 1899. Стб. 277.

[40]  Так, слово «грамота» встречается в древнейшей «Лаврентьевской летописи»: «Тако разидеся Словеньскии языкъ темже и грамота прозвася Словенская». Полное Собрание Русских Летописей. Т. 1. М, 2001. Стб. 6.

[41]  Цитируется по: Хвалин А. Ю. Восстановление Монархии … С. 123-124; ссылается на: Уссурийское Слово. № 601, 5 Августа 1922 г.

[42]  Родился около 1530 года, Патриарх в 1606-1612 годах.

[43]  Д.В.Р. существовала с 6 Апреля 1920 года по 15 Ноября 1922 года.

[44]  Ин. 10, 16.

[45]  Хвалин А. Ю. Восстановление Монархии … С. 124.

[46]  Соловьёва С. С. Образование централизованного государства в Месопотамии. Державы Аккада и III династии Ура // История Древнего Востока / Под редакцией В. И. Кузищина. М., 2003. С. 122. — Л. Б.

[47]  Хвалин А. Ю. Восстановление Монархии … С. 125.

[48]  Руднев С. П. При вечерних огнях. Воспоминания. Харбин, 1928. Цитируется по: Генерал Дитерихс. М., Посев, 2004. С. 493. Курсив мой. — Л. Б.

[49]  В Алфавитном Списке Членов Церковного Собора он значится под № 423. Священный Собор Российской Православной Церкви. Деяния. Книга 1. Выпуск 1. М., 1918. С. 86.

[50]  «Председателем был избран приехавший из Харбина профессор тамошнего Юридического Факультета Н. И. Миролюбов, Секретарём — Председатель Русского Объединённого Студенчества студент М. Я. Домрачеев, я — Помощником Секретаря. На нас троих, в сущности, и лежала вся работа, хотя были и заместители Председателя, и Помощники Секретаря ещё». Там же. С. 492.

[51]  Дитерихс М. К. Заветы Монархическому Движению // Генерал Дитерихс. М., 2004. С. 545-593.

[52]  Парафраз из Евангелий от Апостолов Матфея и Марка: Не берите с собою ни золота, ни серебра, ни меди в поясы свои, ни сумы на дорогу, ни двух одежд, ни обуви, ни посоха. Ибо трудящийся достоин пропитания. (Мф. 10, 9-10); И, призвав двенадцать, начал посылать их по два, и дал им власть над нечистыми духами. И заповедал им ничего не брать в дорогу, кроме одного посоха: ни сумы, ни хлеба, ни меди в поясе, но обуваться в простую обувь и не носить двух одежд (Мк. 6, 7-9).

[53]  Дитерихс М. К. Заветы Монархическому Движению // Генерал Дитерихс. М., 2004. С. 572-573.

[54]  Цветков В. Ж. Генерал Дитерихс, последний защитник Империи // Генерал Дитерихс. М., 2004. С. 14. Курсив мой. — Л. Б.

[55]  Генерал Дитерихс. М., 2004. С. 491. Курсив мой. — Л. Б.

[56]  Там же. С. 495-496. Курсив мой. — Л. Б.

[57]  Акты Святейшего Патриарха Тихона и позднейшие документы о преемстве Высшей Церковной Власти в 1917-1943 годах / Составитель М. Е. Губонин. М., 1994. С. 86.

[58]  Цитируется по: Хвалин А. Ю. Восстановление Монархии … С. 123. Курсив мой. — Л. Б.

[59]  Хвалин А. Ю. Восстановление Монархии … С. 108-111; ссылается на: Вестник Временного Приамурского Правительства. № 38, 30 Июня 1922 г.

[60]  Слово «идеология» неоднократно встречается в указах и завещании М. К. Дитерихса. Так, например, в тексте его завещания объёмом около 70 000 знаков или 1,75 печатного листа слово «идеология» и его производные встречаются 74 раза. При этом в подавляющем большинстве случаев словоупотребление в положительном для М. К. Дитерихса контексте — то есть «религиозная идеология», «Самодержавная идеология», «Русская идеология». — Л. Б.

[61]  Именно этот Святой был изображён на памятной медали участников Земского Собора во Владивостоке. — Л. Б.

[62]  Петров П. П. От Волги до Тихого океана в рядах белых (1918-1922 годы). Рига, 1930. С. 210.

[63]  Филимонов Б. Б. Конец Белого Приморья. Роквилль (Сан-Франциско), 1971. С. 63, 117.

[64]  Цитируется по: Хвалин А. Ю. Восстановление Монархии … С. 124; ссылается на: Уссурийское Слово. № 601, 5 Августа 1922 г.

[65]  Слова Святителя Филарета (Дроздова), Митрополита Московского и Коломенского.

[66]  Хвалин А. Ю. Восстановление Монархии … С. 123.

[67]  Там же. С. 125.

[68]  Это сведение о девизе «За Веру, Царя и Отечество!» в пору наполеоновских войн было сообщено автору главным редактором нового полного собрания сочинений Л. Н. Толстого, доктором филологических наук А. В. Гулиным, кандидатская работа которого была посвящена историческим источникам романа «Война и мир». — Л. Б.

[69]  Видный идеолог Русского Царизма и черносотенного движения начала XX столетия Николай Черняев считал, что будто бы на самом деле авторство формулирования этой идеологической триады, ставшей классической, принадлежит Самому Государю Императору Николаю I Павловичу, Который поручил С. С. Уварову составить отчёт, посвящённый бытованию и перспективе развития названных идеалов на ниве народного просвещении и в общенациональном самосознании подданных Российской Империи. (Черняев Николай. Мистика, идеалы и поэзия Русского Самодержавия. М., 1998. С. 225-226). И я неоднократно в своих публикациях вслед за Н. Черняевым повторял это утверждение. Однако, как я потом выяснил, в докладе Государю Николаю I от 19 Ноября 1833 года сам С. С. Уваров пишет: «По вступлению моему с высочайшего Вашего Императорского Величества повеления в должность Министра Народного Просвещения, употребил я, так сказать, заглавным местом, лозунгом — моего управления, следующие выражения: „Народное воспитание должно совершаться в соединённом духе Православия, Самодержавия и Народности“», что ясно указывает на «авторство» именно С. С. Уварова ( Выделено мной. — Л. Б.Сергей Уваров Доклады министра народного просвещения С. С. Уварова Императору Николаю I. Публикация М. М. Шевченко. // Река времён. Вып. 1. М.: Эллис Лак; Река времён, 1995. С. 70).

[70]  Не пройдут!

[71]  Статьи: Зеленов. Союз «ХВ». Фелюшина // Большая Энциклопедия Русского Народа / Под редакцией О. А. Платонова. Том «Русский Патриотизм». М., 2003. С. 268, 759-762, 818. Многие подробности выборов в народные депутаты 1989 года уточнены автором курсовой работы в телефонном интервью с Т. М. Фелюшиной 8 Июня 2006 года. — Л. Б.

[72]  Указ № 1 от 8 Августа 1922 года. В другом документе, который был составлен, видимо, под влиянием генерала М. К. Дитерихса или при его участии, обнаруживается подобная формула: «Слышите ли вы голодный стон русского народа, миллионами погибающего в цепях рабской неволи у комиссаров-коммунистов, изуверов из евреев и присных с ними?» («Обращение русских людей Приамурского Земского Края» 4 Октября 1922 г.) Курсив мой. — Л. Б.

[73]  Доклад на Соборе Командующего Войсками Временного Приамурского Правительства генерал-лейтенанта Дитерихса // Генерал Дитерихс. М., 2004. С. 387. Переиздано из газеты: Русская Армия. № 156. 4 Августа 1922 г.

[74]  Там же.

[75]  Там же. С. 388.

[76]  Заседание Земского Собора 5 Августа 1922 года // Генерал Дитерихс. М., 2004. С. 392.

[77]  Цветков В. Ж. Генерал Дитерихс, последний защитник Империи // Генерал Дитерихс. М., 2004. С. 59, 85. В. Ж. Цветков отсылает на документ в Г.А.Р.Ф. — Ф. 5194. Оп. 1. Д. 4. Л. 61.

[78]  Телеграмма Президиума Земского Собора Государыне Императрице Марии Феодоровне // Хвалин А. Ю. Восстановление Монархии в России… М., 1993. С. 118; переиздано из газеты: Уссурийское Слово. № 612, 18 Августа 1922 года.

[79]  Грамота Земского Собора Правителю Приамурского Края Генерал-Лейтенанту Михаилу Константиновичу Дитерихсу // Генерал Дитерихс. М., 2004. С. 393.

[80]  Присяга, данная Правителем Приамурского Земского Края и Воеводой Земской Рати генерал-лейтенантом Дитерихсом в Успенском Кафедральном Соборе // Генерал Дитерихс. М., 2004. С. 402.

[81]  Речь Правителя генерал-лейтенанта Дитерихса // Генерал Дитерихс. М., 2004. С. 395-396.

[82]  Там же. С. 396-397.

[83]  Там же. С. 397.

[84]  Указ Правителя Приамурского Государственного объединения № 1 // Генерал Дитерихс. М., 2004. С. 402.

[85]  Там же. С. 403.

[86]  Там же.

[87]  Приказ Войскам и Флоту Временного Приамурского Правительства № 138 // Генерал Дитерихс. М., 2004. С. 411.

[88]  Положение о Приамурском Земском Соборе // Генерал Дитерихс. М., 2004. С. 365: «Параграф 14. По разрешении вопросов, составляющих задачу созыва Земского Собора, Председатель Собора назначает торжественное заседание, на котором вновь избранное Собором Приамурское Правительство приемлет власть от Временного Приамурского Правительства и принимает перед Собором присягу по приложенной при сем форме».

[89]  Указ Правителя Приамурского Государственного объединения № 2 // Генерал Дитерихс. М., 2004. С. 407.

[90]  Там же. С. 408.

[91]  Там же.

[92]  В публикации А. Ю. Хвалина последний указ обозначен номером «68», но, сверяя его с публикацией В. Ж. Цветкова, можно предположить, что это опечатка. Сравните: Хвалин А. Ю. Государь и Дальняя Россия. М.-Владивосток, 1999. С. 132 и Генерал Дитерихс. М., 2004. С. 486.

[93]  Заседание Земской Думы 14 Августа 1922 года. // Генерал Дитерихс. М., 2004. С. 420.

[94]  Указ Правителя Приамурского Земского Края № 10 от 15 Августа 1922 года // Генерал Дитерихс. М., 2004. С. 421.

[95]  Дитерихс // Большая Энциклопедия Русского Народа / Под редакцией О. А. Платонова. Том «Русский Патриотизм». М., 2003. С. 221.

[96]  Генерал Дитерихс. М., 2004. С. 421-422.

[97]  Там же.

[98]  Там же. С. 422-423.

[99]  Там же.

[100]  Там же. С. 424.

[101]  Исторические картины // Русская Армия. Владивосток. № 183. 8 Октября 1922 года. Цитируется по: Генерал Дитерихс. М., 2004. С. 474.

[102]  Там же. С. 424-425.

[103]  Обращение Правителя Приамурского Земского Края генерал-лейтенанта Дитерихса к Гражданам Приамурского Края и Советской России // Генерал Дитерихс. М., 2004. С. 427.

[104]  Приказ Земской Рати № 22 // Генерал Дитерихс. М., 2004. С. 434.

[105]  Указ № 25 // Генерал Дитерихс. М., 2004. С. 434-435.

[106]  Воззвание Правителя Приамурского Земского Края и Воеводы Земской Рати к гражданам Приамурья по случаю ухода японских войск // Генерал Дитерихс. М., 2004. С. 437.

[107]  Ко вчерашнему покушению на Правителя // Русская Армия. Владивосток. № 182. 6 Октября 1922 года. Цитируется по: Генерал Дитерихс. М., 2004. С. 474. Здесь парафраз из Нового Завета: Ни у кого из вас не пропадёт вóлос с головы (Деян. 27, 34).

[108]  Пожертвования в Фонд Правителя // Русская Армия. Владивосток. № 184. 11 Октября 1922 года. Цитируется по: Генерал Дитерихс. М., 2004. С. 478-479.

[109]  Письмо Добровольцев, выехавших из Харбина в Приморье для поступления в части Земской Рати // Там же.

[110]  Указ № 64 // Генерал Дитерихс. М., 2004. С. 482.

[111]  Указ № 68 (Видимо, ошибочно. Нужно № 65. — Л. Б.) // Хвалин А. Ю. Государь и Дальняя Россия. М., 1999. С. 132. Цитируется по: Земский Край. № 37, 18 Октября 1922 года. Курсив мой. — Л. Б.

[112]  Наказ Комиссии по созыву съезда Дальневосточных Национальных Организаций // Генерал Дитерихс. М., 2004. С. 433.

[113]  Первый Земский Съезд в с. Вознесенском // Генерал Дитерихс. М., 2004. С. 450.

[114]  Из книги: Петров П. П. От Волги до Тихого океана в рядах Белых. Воспоминания. Рига, 1930. // Генерал Дитерихс. М., 2004. С. 518.

[115]  Указ № 36 // Генерал Дитерихс. М., 2004. С. 458-459.

[116]  Указ № 49 // Генерал Дитерихс. М., 2004. С. 464.

[117]  За исключением Царства Польского, Великого Княжества Финляндского, Прибалтийских губерний и западных земель Белоруссии и Малороссии. — Л. Б.

[118]  Это выражение сожаления: «Как это было в мирное время!» — бытовало как в русской эмиграции, так и среди подсоветских старожилов, выживших, глухо, безропотно подчинившихся и приспособившихся к «советам», но сердцем так и не признавших их нравственную правоту. В устах тех задолго дореволюционного рождения стариков это выражение о «мирном времени» дожило до семидесятых, восьмидесятых и даже рубежа девяностых годов прошлого века как эвфемизм «Царской России». Для них гражданская война так и оставалась всенародной драмой с открытым финалом, которая в её холодной фазе продолжалась и продолжается. Но вот социально-психологический парадокс: в последнее десятилетие выражение «мирное время» мне неоднократно доводилось слышать уже от советских стариков, родившихся до Великой Отечественной войны, потому хлебнувших в детстве и юности её горечь. В их устах «мирное время» обозначает после Вьетнама 1971-1979 годы правления Л. И. Брежнева — до Афганистана и Олимпиады, когда реалии «холодной войны» с Западом вроде бы стали отступать перед народным тостом-заклинанием «лишь бы не было войны». Но война случилась и повлекла за собой перестройку, горячие точки, Чечню, и, наконец, теперешнюю перманентную «войну с терроризмом». — Л. Б.

[119]  Назаров М. В. Монархические движения в русской эмиграции // http://www.rustrana.ru/.

[120]  Куликовский-Романов Т. Н. Краткая история Высшего Монархического Совета // Имперский Вестник. Октябрь, 1991.

[121]  Даватц В. Годы. Очерки пятилетней борьбы. Белград, 1926. С. 48.

[122]  Назаров М. В. Монархические движения…

[123]  Куликовский-Романов Т. Н. Краткая история Высшего Монархического Совета…

[124]  Цыпин Владислав, Протоиерей. История Русской Церкви 1917-1997. Глава 11. Русская диаспора // http://www.krotov.info/history/20/tsypin/tsyp00.html.

[125]  Именно через издание В.М.С. агенты Г.П.У. запустили провокацию о наличии в Советской России разветвлённых монархических подпольных организаций «Трест» и «Синдикат». Документы этих монархических союзов были опубликованы в изданиях В.М.С., правда, с предуведомлением, что за ними может скрываться спецоперация чекистов. — Л. Б.

[126]  Савич Н. В. Дневники. 1921-1923 гг. Рукопись. Библиотека-фонд «Русское Зарубежье».

[127]  Цветков В. Ж. Генерал Дитерихс, последний защитник Империи // Генерал Дитерихс. М., 2004. С. 57-58.

[128]  Высший Монархический Совет. № 57, 19 Сентября 1922 года. Эту статью я обнаружил, просматривая неполные подшивки этого еженедельника в спецхране ГБЛ в 1989 году, и познакомил с этим текстом своих единомышленников по только что нарождающемуся в России монархическому движению, а через два года со своим предисловием я переиздал её в газете «Земщина. Русская грамота Союза ХВ», 1991, № 21 (38). — Л. Б.

[129]  Там же. Курсив мой. — Л. Б.

[130]  Указ № 68 (Видимо, ошибочно. Нужно № 65. — Л. Б.) // Хвалин А. Ю. Государь и Дальняя Россия. М., 1999. С. 132. Цитируется по: Земский Край. № 37, 18 Октября 1922 года. Курсив мой. — Л. Б.

[131]  Ильин И. А. Основы государственного устройства. Проект Основного Закона России / Составление, предисловие и примечание Ю. Т.Лисицы. М., 1996. С. 90-98.

[132]  Россия перед Вторым Пришествием. Материалы к очерку Русской эсхатологии. Издание третье, исправленное и дополненное / Составители Сергей и Тамара Фомины. Т. 1. М., 1998. С. 497-526.

[133]  Морозова Л. Е. Россия на пути из Смуты. Избрание на Царство Михаила Фёдоровича. М.: Наука, 2005. С. 289-466.

[134]  Здесь надо уточнить, речь идёт об «анти-кирилловских» юрисдикциях этих общественных организаций. Существуют ещё и «кирилловские» их варианты. Противники «кирилловцев» по традиции исповедуют соборнический путь, соборническую идеологию возрождения России. Тогда как «кирилловцы» считают, что никаких Земских Соборов для восшествия на Престол их претендента (сейчас Княгини Марии Владимировны) вовсе не нужно. Не будем углубляться в существо этих споров, пока не имеющих в настоящее время существенного значения. — Л. Б.

[135]  Вячеслав Михайлович Клыков почил совсем недавно — 2 Июня 2006 года. — Л. Б.


http://ruskline.ru/analitika/2012/02/04/ideologiya_dokumentov_zemskogo_sobora_i_zemskogo_pravitelstva_primorya_v_iyuleoktyabre_1922_goda/

http://ruskline.ru/analitika/2012/02/14/ideologiya_dokumentov_zemskogo_sobora_i_zemskogo_pravitelstva_primorya_v_iyuleoktyabre_1922_goda/

http://ruskline.ru/analitika/2012/03/07/ideologiya_dokumentov_zemskogo_sobora_i_zemskogo_pravitelstva_primorya_v_iyuleoktyabre_1922_goda/



* * *


ПОЛИТИЧЕСКОЕ ЗАВЕЩАНИЕ
ГЕНЕРАЛА М. К. ДИТЕРИХСА

По материалам информационного агентства «Белые Воины»

Шанхай, 6 мая 1924 г.

Воистину Воскресе.

Здесь с наступлением весны снова зашевелились разные организации и зазвенели в ушах различные слухи, толки, пересуды и сенсации, как это бывало каждый год. К сожалению, всё идёт по старой, неудачно испытанной дорожке, это исходит и творится от старых, никчемушных тыловых деятелей. Снова заметались по объединению общественности всё те же: Хорват и прочая плеяда личностей, агитировавшая всегда в тылу всех былых белых фронтов Сибири и Востока. На этот раз, за отсутствием территориальной почвы, подняли знамя объединения на Дальнем Востоке вокруг… всех монархических организаций. Их оказалось очень много (не по количеству членов, а по главам их), хотя, казалось бы, их не должно быть больше двух: принципов самодержавия и принципов конституционных. Один Харбин насчитывает у себя таких организаций, кажется, больше десятка, да и Шанхай не меньше. Явление грустное и объединение по этой причине, конечно, только бутафорское, а не то истинное, глубокое, русское, национальное, историческое объединение хотя бы горсточки людей, которое могло бы явиться сильным по духу, природе и чистоте, чтобы совершить перелом в настроениях масс в России, дать импульс движению, побороть социализм и поставить Россию на благодатные и истинные пути духовного, государственного и экономического возрождения.

Получал и я от… приглашение оказать содействие объединению, но ничего не ответил, а с посланцами отказался говорить на политические темы. Мой отказ вызвал, конечно, против меня в одних возбуждение, в других — злобу, в третьих — сожаление. Почему я уклоняюсь от сотрудничества с намечающимся объединением существующих монархических организаций — Вам объясню.

Ещё Достоевский говорил: «были бы братья, а братства (то есть объединения), явятся сами собой». Вот видите, у нас до сих пор в белых движениях, братьев-то и не было, то есть таких людей (конечно, в широком масштабе), которые объединялись бы во имя однородных, глубоких идей чистого порядка и проникнутых Святым Духом от начала и до конца. Единственной существовавшей идеей, владевшей, пожалуй, всеми и объединявшей нас против Советской власти, являлась одна маленькая, не чистая уже, и уже, во всяком случае, не святая идейка: это жалкая идейка мести, ненависти к большевикам. Но такая отрицательная идейка не могла создавать прочного и национального братского или государственного объединения, ибо сама по себе носила в себе, как отрицательная, элементы разрушения, раздора, зависти, что и проявилось в течение всего пятилетнего периода Белого движения. Так было на всех фронтах.

Нет нужных братьев и в современных монархических организациях и различных объединениях. И это особенно ясно в текущем движении по фиктивному объединению. Ведь ищут объединения не во имя создания однородных идей, не вокруг однородных монархических принципов, а опять-таки вокруг личностей, деятелей, не стремясь устранить основные причины, обусловившие нелепое существование огромного количества разноимённых монархических организаций.

И почему так? Да потому, что в рядах всех этих организаций, в их персональном составе, нет людей истинных и чистосердечно принимающих начала русского, исторического, национально-религиозного самодержавного монархизма. Скажу даже больше: всё это, в большинстве случаев, элементы и деятели, чрезвычайно враждебно относящиеся к принципам чистой национальной идеологии, или люди, их не понимающие, или, наконец, люди, слепые от рождения, или слепые по похотям. Так как и до 1917 г. индивидуальность монархических партий не отличалась от теперешних, то теперь понятны причины событий февраля 1917 г. и торжество проклятой жидо-утопии.

В чём же дело? Да в том, что все те, кто называет себя ныне монархистами, причисляют себя к таковым не по исповеданию принципов, понятий и религии монархизма, как идеологически мощного, объединяющего массу, общественность, государство — начал, а лишь по форме, по внешним осязаемым материальным проявлением его. При этом форма и внешность обращаются ими в сущность, исчерпывая всю содержимость их монархического чемодана. Отсюда понятие ими идеи возрождения в России монархизма является для них только в формально-аксессуарном восстановлении трона, возведении на него того или другого из Романовичей, занятие при троне определённого придворного или административного положения и приведение всех прочих граждан России к «поднози трона» путём тех же чекистских мероприятий, изменив лишь название органов: охранка, жандармерия, гвардия и так далее. Вот, мне кажется, весь запас их идеологии и всё их мировоззрение на монархизм вообще и в частности — на современные задачи монархического объединения и движения. Такой идеологией предполагается победить мировое большевицкое движение и дать России мир и благоденствие, а себе…

Этих взглядов и понятий я не разделяю, а потому к современному монархическому движению примкнуть не могу, какое бы имя не выдвигалось, как претендующее на трон, или для возглавления объединения и движения.

После осатаневшего всем чесночного духа, конечно, русского человека можно увлечь любым другим. Поэтому в ходе нашей смуты от современного монархического движения я предвижу, быть может, в недалёком будущем, появление Шуйских, Самозванцев, Петров, Тушинских воров, но не национальной работы. Как таковое, оно столь же вредно, как и работа большевиков, но, по-видимому, это движение неизбежно.

Так как, по моему глубокому убеждению, такое движение не будет отвечать интересам историко-национального характера, то я не примкну к нему и, хотя бы оставшись в одиночестве, не откажусь от той присяги, которую принимал во Владивостоке и которая согласована с моим пониманием путей работы по совести на благо народу и его историческому предназначению.

В чём же заключается идея исторического, русского национально-религиозного самодержавия, по моему мнению, каковы пути к нему, почему идея и идеология плохо проникают в современные организации, именующие себя монархическими, и зачем они, порой, вызывают к себе такое враждебное отношение со стороны наших, имя рек, монархистов?…

Попробуем побеседовать на эту исключительно важную и серьёзную для нас тему, так как от успеха разрешения вопроса идеологии, зависит разрешение вопроса и практики: что же делать?

Идеология нашего исторического, национально-религиозного государственного строительства, как и всякая идея великого мирового религиозного значения, сохраняет чистоту, полноту и осмысленность принципов в практическом применении их, лишь в начале своего возрождения, в сознаниях масс, так сказать, в период наивысшего духовного энтузиазма толпы. Периоды соблюдения за земле последователями чистоты, воспринятой идеи — недолговечны. В житейских условиях будничной обстановки, среди соблазнов, порождённых внешними формами, и условиями практического существования идеи, и чистота самой идеи, постепенно искажаясь, теряет свой основной дух, постепенно уродствуется в своей сущности, искажается разными компромиссами, теряет своё духовное влияние и значение для масс и приводит к неизбежным движениям революционного, эволюционного и реакционного характеров, приводящим к катастрофам духовного, политического и экономического значения. Так: чистота Христовой идеи продержалась в принявшей её церкви лишь около 3 веков, чистота нашей исторической монархической идеологии, по возрождении её в начале 17 века, продержалась всего-навсего менее одного столетия.

Однако, отсюда вовсе не значит, что такие идеи не гожи, несоответственны, непрактичны, а потому и не удерживаются. Отнюдь нет. За всё известное нам историческое время существования человека, идеи эти были, терялись, вновь возгорали, и хотя вновь падали, но каждое новое их утверждение на земле ознаменовалось и прогрессом в развитии чистоты восприятия идеи, что и сохраняет в нас надежду на их окончательное восторжествование в человеческом общежитии, в конечном итоге исторического существования нашей малой планеты.

Не буду уклоняться в область далёкой древности, а начну лишь с истории России, с духовных и политических элементов нашей истории, создающих и обуславливающих, по моему глубокому убеждению, весь смысл, цель и предопределение для исторического существования русского народа на земном шаре, в ряду прочих народов мира.

Для меня, для моего мировоззрения, началом всего осмысленного, великого, глубокого, одухотворённого и вселенского значения на земле является Бог, и я уверен, что и для большинства русского народа это положение, сознательно или инстинктивно, но однородно с моим убеждением. Бог захотел, чтобы на земле существовал русский народ и в середине Х-го века он создался. А так как всякое творение Бога имеет смысл, цель и предопределение, то и народу русскому, в его государственном историческом служении миру, был дан Богом вполне определённый смысл: служить на земле, сначала в своей семье, а затем и для других народов мира, хранителем и проводником величайшей идеи бытия, идеи, установленной Христом в учении о Святой Троице в Едином лице, и путём проведения в своей государственной жизни принципов, определяющих это понятие и истину, осуществить в будущем задачу великого объединения всех народов на земле… Так как ни в каком другом учении, кроме христианского, идея эта и пути к её разрешению не проведены столь полно и мощно, то одновременно с созданием первоначального государственного объединения в лице Киевского княжества, русскому народу было ниспослано Богом принять и Христианскую веру, и именно в её чистейшем в идеологическом отношении учении, в учении Восточной Православной Церкви.

В основах учения Христа и лежат основные принципы русской государственной власти и начала идеологии исторического национально-религиозного самодержавного монархизма. Никакие иные начала, по моему глубокому убеждению, русский народ не может принять (сознательно или безсознательно) и никакими только внешними, безыдейными формами монархизма нашего народа не обманешь на продолжительное время, не увлечёшь серьёзно и, главное, не удержишь надолго. Поэтому и нынешние монархические движения, как исходящие в основаниях не от Христа, а лишь от внешних эмблем и тех или других комбинаций и побуждений — обречены, в конечном итоге, на провал.

Так как в основе русской идеологии о своей государственности стоит Христос, то и начинать всякое возрождающее движение, в том числе и монархическое, необходимо с поднятия в русском народе основ чистоты и святости законов Христа и его наставлений. Мне отвечают на это: всё это так, но это слишком долгий и сложный путь, и другие успеют использовать современное шаткое положение советской власти, не разбирая, насколько шатко её положение, а на первое отвечаю с глубокой и горячей верой: пусть. Ничто не удержится в русском народе, что не со Христом и не от Христа. Рано или поздно, если только Господу угодно простить временное отклонение русского народа от Христа, он вернётся прочно только к началам своей исторической, национально-религиозной идеологии, идущей от Христа и со Христом. А что я не увижу это спасение, а только мои потомки… Так разве для себя я вёл братоубийственную войну и готов снова к ней? Разве для восстановления своих генерал-лейтенантских привилегий и для владения хутором Фоминским под Москвой?… Что же из того? «Была бы Русь Святая и торжествовала бы предопределённая ей от Бога цель».

А нам… Дал бы Бог сыграть лишь роль пчелы в улье на своём веку и умереть, хотя бы и не видя всего заполненного сота, не сознавая, что сот не был заполнен негодным материалом для долгого хранения, и не подделкой его, лишь для скорейшего завершения формы.

Из учения Христа вытекают и четыре основных положения русского, исторического, национально-религиозного самодержавия. Мне трудно в письме развить в полной мере мои мысли, так как тогда письмо обратилось бы в обширный религиозно-политико-философский трактат. Но мне хочется, дорогой мой друг, познакомить Вас и всех тех, кто связывал в прошлом своё участие в братоубийственной войне с моим именем, идя за мной с некоторой верой в чистоту руководивших моим сердцем и умом побуждениями, ознакомить, хотя бы кратко, с общими идеями моего религиозно-политического кредо, так как при нём я остаюсь и теперь, и не откажусь от него и в будущем. Вы и многие другие, продолжающие относиться ко мне, как к своему руководителю, имеете право и должны знать в корне, как мыслю я о связующей нас всех жажде дальнейшей деятельности, в целях скорейшего возрождения дорогой Родины вообще и в частности, её монархической идеологии, и какие пути я только и могу, по совести, признать соответствующими, честными и чистыми для достижения, в конечном результате, начала возрождения зари новой светлой жизни для Святой Руси и народа, и почему никакими иными путями и организациями увлечься не могу.

Христос говорит Пилату: «ты бы не имел никакой власти надо мной, если бы не было дано тебе свыше», а Апостол Павел развивает это положение Христа уже совершенно определённо в земном, социальном отношении: «всякая власть — от Бога суть».

Исходя отсюда, исповедуя Христово учение всеми фибрами своей души, первым положением русской национальной исторической идеологии о своей государственной власти является непременным понятие о помазанничестве на царство и никто иной не будет прочно принят народом за Главу своего государственного представительства как Помазанник Божий. Помазанничество Божье, по истории религии, ведёт за собой и Божье избранничество Помазанника. В этом отношении основные законы Императора Павла, как акты личные, а не народного творчества, о престолонаследии, в корне разошлись с духом основного положения идеологии народа. Правда, что Павел руководствовался хорошими побуждениями, и хотел устранить влияние на сей важный акт человеческих страданий. Но тем не менее, побуждения всё те же вытекали из человеческих принципов, а не духа Божеского положения, и потому нарушали духовные права народа как выявителя Божеской воли на земле. «Я смотрю не так, — говорит Господь пророку Самуилу при избрании Давида, — как смотрит человек; ибо человек смотрит на лицо, а Господь смотрит на сердце». Законы Императора Павла установили именно престолонаследие по лицу, по человечески, а не по Божьи, по сердцу, выявителем чего может быть только или церковь, или массовая воля народа (и чаще — объединение их), которой в таких случаях, по выражению летописца, «он (Бог) вложит в сердца всех людей едину мысль и утверждение».

Боже упаси Вас подумать, что этими словами я устанавливаю наличие в идеологии русского исторического самодержавия выборные начала, для царя. Ради Бога, постарайтесь уяснить себе сущность и дух этого краеугольного камня русского национально-религиозного начала, напрячь Ваше духовное мировоззрение, отрекшись совершенно от влияния земных европейских формочек. Выборное начало носит в себе все признаки человеческого, гражданского характера, почему и выявляется, главным образом, в том, что выдвигаются те или иные, по личным человеческим вопросам, кандидаты. Их баллотируют по политическим настроениям, и, получивший большинство голосов, признаётся как избранный народом. В нашем «единении мысли и утверждении в сердцах», основой всего является человеческое, не политическое начало, уже потому, что единение должно последовать полное и не в умах людей, не по политическим расчётам, а в сердцах — в источнике духовных, Божеских импульсов человеческого существа. Это явление высшего мистического порядка проявляется при первоначальном избрании, как истинное чудо, в исключительной обстановке и в исключительные времена, а не сухие выборы обыденных условий разума, по законам, установленным самим человеком. Наше «обирание» Царя есть следствие религии, а гражданское «избрание», «выборы» — есть следствие политических условий и человеческих законов. Поэтому при «обирании» начинают не с выставления кандидатов, а с определения принципов, морально-религиозных и национальных свойств, которым должен удовлетворять тот, на кого могло бы пасть избранничество и Помазанничество Божье.

И вот, это-то идеологическое религиозное мировоззрение русского народа, основные законы Императора Павла нарушили в корне, что и легло в основу последующей истории крушения прямой династии Романовых. Поэтому и теперь я не могу никогда согласиться с какой-либо теорией наших современных монархических организаций, выдвигающих, или хотя бы мечтающих, о том или ином кандидате, ибо вижу в этом основное крушение принципов исторической национальной идеологии и основное посягательство на религиозные права народа. Раньше, чем думать об избрании Царя, надо проникнуться всем существом мистическим актом «обирания» и подходить к делу восстановления монархии в России с чистейшей совестью в смысле полного отказа от узурпаторства прав народа в этом деле. Иначе мы не добьёмся видеть Россию снова Великой, Самодержавной, Христовой державой, так как и Бог не попустит изменения и единственный проявитель его воли на земле — народ, не примет нас.

Я получаю сейчас брошюры, даже целые книжки дорогого издания, с подробным разбором основных законов и определением юридических прав тех или других из Членов дома Романовых на прародительский престол. Если бы эти монархисты стояли на правильной и прочной почве национальной идеологии, то они не выказывали бы себя такими слепцами. Ведь с того момента, как Император Николай II отрёкся от престола и своим актом изменил самодержавные основные законы Императора Павла на конституционные положения, а мы все, во главе со всей плеядой Великих Князей, приняли его отречение и санкционировали отпад от самодержавных принципов, основные законы Императора Павла потеряли всякую свою силу на веки вечные и члены дома Романовых утратили всякие права на престолонаследие по принципам основных законов.

Если бы современные монархисты глубоко и горячо исповедывали религию русского национального монархизма, то молились бы они теперь, со всем пылом и страстностью, не о восстановлении царя, а о возрождении к монархизму народа, ибо русский, национальный, исторический, самодержавный монархизм тем и отличается от европейского монархизма, что он определяет собой не политическую, а, если можно так выразиться, религиозную форму правления, не переходящую, однако, в то, что принято понимать под теософическим и к какой имеет стремление Западная Церковь, во главе со своими папами.

Затем ещё одно из существеннейших понятий: монархизм Российского Государства определяется не тем, что во главе формы правления стоит монарх, в лице ли Императора, Царя или Князя — это безразлично, а тем, что весь народ исповедует для своего государственного строительства и управления собой принципы и положения, вытекающие из учения Христа, из коих первым краеугольным основанием является понятие о покое государственности на идее Помазанничества Самодержца и Самодержавии воли народа. Как тот, так и другой их этих углов основного камня исходят, по идеологии народа, от Божественных начал, а потому к чистоте и целостности их выявления народ относится как к святыне и всякое посягательство на то или другое умаление будет прежде всего кощунственным в отношении народной души.

Для европейцев это основное положение совершенно непонятно и неприемлемо: давно отойдя от чистоты учения Христа, в социальном приложении европейцы почти органически утратили способность понимать нас с нашими мистическими влияниями, проявляющимися в нашем государственном, общественном и бытовом мировоззрении. Видя мощность творческого духа русского народа и не находя в себе самих объяснений для оправдания такого явления с точки зрения открытого им лишь человеческого понимания, европейцы, невольно, вне зависимости от того или другого состояния русской государственности, прежде всего, инстинктивно боятся русского народа, боятся до самоунижения, подлости и безумия. И до тех пор, пока этот инстинктивный страх будет существовать и появляться, как и сейчас, мне будет ясным, что в русском народе не умерли начала Христова учения и нельзя терять надежды увидеть его снова у ног Христа и со Христом в его историческом, государственном строительстве.

«И сказал ему диавол: „Тебе дам власть над всеми моими царствами и славу их, ибо она предана мне, и я, кому хочу, даю её“».

«Как вы можете веровать, когда друг от друга принимаете славу, а славы, которая от Единого Бога, не ищете».

Вот и ещё положение учения Христа, которое определяет сущность и дух второго из оснований национально-религиозной, самодержавной идеологии русского народа.

Если наша идеология признаёт власть только от Бога, то она не допускает, именно по Божественности власти, чтобы власть стремилась или принимала земную славу, славу от людей, и этим самым как бы низводила, унижала покоящуюся на ней славу от Единого Бога и выраженную исключительно мистическим актом Помазанничества. В этом втором основании идеологии русской государственности кроется и весьма глубокий социальный смысл: слава на земле для всех, приемлющих понимание власти от Бога, не может быть приписываема одному лицу — Главе Государства, и слава земная не должна пленять Помазанника, так как он не должен забывать, что исшёл от избранничества Бога, выявленного единомыслием в сердцах народа. Поэтому Помазанник и не может выделить себя на земном своём поприще в земной славе, от славы всего народа.

Истинно исповедывал в начале своего царствования это основание Великий Пётр Первый. Как полны, величественны и национальны по народной монархической идеологии его слова, сказанные в день Полтавской битвы: «А о Петре ведайте, что жизнь ему не дорога, жила бы только Россия в благоденствии и славе». Тогда как сознательный Помазанник Божий, он не стремился к личной славе, она не нужна была ему в отдельности; он желал славы только для всей России, для всего народа. Себе же только он признавал славу от Бога, поему и была жизнь ему недорога.

Но позже натура и обстоятельства уклонили Царя Петра от чистоты исповедания принципов идеологии русского народа и положений Христова учения. Уже в 1711 г., в создании Сената, это уклонение сказалось рельефно, резко. Сенат, будучи уродливым подражанием западническим парламентским формам правления, в то же время являлся однобоким посягателем на религиозно-самодержавные права народа, исключив совершенно его волю, как выявителя Божеской воли из управления государством. Последующие шаги царя вели, главным образом, к ломке старых форм и порядков (быть может, тогда уже несовершенных с точки зрения идеологии), но так, до конца своей жизни, он продолжал отходить, шаг за шагом, от путей, предопределённых русскому народу Богом, а учреждением в 1721 г. Синода окончательно завершил свой исторический отход от национально-религиозных путей России в среде мировой жизни народов. С этого акта русский народ деспотической властью земного царя, отрывался от Христа и ставился на пути к Антихристу. Наконец, и в личном своём творчестве, Пётр принял титул Императора, принял славу от людей, славу земных царств, славу от диавола. Народной идеологии Помазанничества от Бога было нанесено этим актом страшное оскорбление и святотатство, послужившими следующими стихийными силами к развитию исторической катастрофы династии Романовых.

Повторяю, дорогой друг, что пишу Вам, по возможности, короче, бросая лишь идеи, не развивая их совершенно обсуждениями и всесторонним освещением. Но возьмите хорошее руководство по истории, Платонова или Ключевского, проштудируйте их положения и трактования в применении к моим идеям и, я думаю, они удовлетворят Вас. Мне же в этом втором основании нашей идеологии хочется остановиться на двух высказанных мыслях, которые требуют некоторого пояснения от меня самого.

Первая: можно думать, что я исключаю совершенно родовую преемственность Помазанников на престол России, в случаях прекращения или прерывания царствования династии?

Нет, я её не исключаю, но не выдвигаю, не желая узурпировать воли народной в установлении в будущем принципов «обирания» царя и не имея к тому прямых поводов и указаний в учении Христа. Если же обратиться к истории нашей религии вообще, а в частности — к истории её приложения в государственной жизни русского народа, то принцип родовой преемственности власти устанавливается, безусловно, положительно, почему, думаю, Земский Собор 1613 г., самый глубокий и всенародный из всех бывших Соборов, в числе принципов, установивших, кто может быть царём на Руси, выдвинул обязательным принципом и родовую преемственность, однако, не связывая его ни с каким юридическим старшинством членов рода. В данном случае, слава Помазанничества постигает избранника по Божьей воле, выявляемой во всенародной воле, а потому мы и не должны ныне нарушать идеологии национально-религиозного монархического направления русского народа предвзятым и необоснованным выдвижением кандидатов по своему вкусу, и, тем более, что народные массы до сих пор далеко не убеждены в гибели Императора Николая II, Наследника Цесаревича Алексея и Великого Князя Михаила Александровича.

Второе: Вы можете думать, что, говоря об исключении Петром воли народной из управления государством, и этим я как бы устанавливаю, что монархизм наш должен включать в себе какие-то принципы конституционных или парламентских систем и форм правления, подобно существующим на западе?

Боже избави Вас от такого предположения. Я менее всего приемлю и перевариваю, по своему мировоззрению, принципы конституционно-демократических учений и считаю, что конституционал-демократизм в целом и в каждом из своих членов, являются наиболее яркими выразителями тех житейских элементов, про которые народное слово «выражается метко»: «Ни Богу свечка, ни чёрту кочерга». По моему разумению, если за истинное начало всего во Вселенной признавать Бога, то и наша социальная жизнь должна строиться на законах, исходящих из религии, а тогда сердце и ум приведут неизбежно к самодержавной монархической форме в идеологическом трактовании нашего народа. Если же отрицать Бога как начало всего, то ни к чему иному нельзя будет применить людское сожительство, как к социалистическому коммунистическому строю, устанавливаемому путём насилия и деспотии сильнейших над слабейшими. Всякие же серединки являются ублюдками и крайне неустойчивыми компромиссными положениями человеческих объединений, которые Достоевский метко охарактеризовал выражением: «единение во имя спасения животишек».

Самодержавный монархический строй правления по духу национально-религиозной идеологии русского народа определяется не тем, что во главе человеческого сообщества становится неограниченный самодержец в политическом отношении, а все остальные члены государства являются его безличными и безвольными подданными, а тем, что весь народ, по своему существу и духу, является сам Самодержцем своего управления и, естественно, выдвигает во главу своего Правления одного из своих самодержавных членов, избираемых Богом и Помазанным на царство. Если было бы иначе, то монархический строй просто обращался бы в другую деспотию и ничего общего с учением Христа не имел. Принципы русского национально-религиозного самодержавия чрезвычайно идеальны и чрезвычайно просты с точки зрения положения учения Христа и чрезвычайно трудно усваевыми и проводятся в жизнь людьми при уклонении и искажении основных положений учения Христа. При воцарении Михаила Фёдоровича Романова идеология такого самодержавия продержалась в полной своей идеальной чистоте в течение первых 10 лет его правления и дала совершенно исключительные результаты в быстром и мощном восстановлении государства, разрушенного почти совершенно Смутным временем тех же принципов, что и нынешний большевизм. Царь Алексей Михайлович в первую половину своего царствования тоже понимал её в полной мере и лишь церковный раскол, переведённый на светскую почву, положил начало уклонения нашего монархического правления от идеологического понимания национально-религиозной сущности и формы государственного строя.

«Рождённое от плоти есть плоть, а рождённое от Духа есть дух».

Сотворённое на земле от людей будет земное, человеческое, приходящее в своём существе и относительной мере, а сотворённое на земле от Бога, во имя Бога, будет Благостным, истинным, духовно-содержательным и вечным.

И вот, идеология национально-религиозного самодержавия русского народа, исходящая из учений Божеских законов, указывает нам и путь к Рождению «от духа», к творчеству своего земного государственного бытия благодатным, истинным и духовным содержанием.

В чём же этот путь?

«Я — в Отце и Отец во мне. Видевшие меня видели Отца. Я в Отце моём и Вы во мне и я в Вас… Суд мой праведен, ибо не ищу моей воли, но воли пославшего меня Отца».

Что это определяет в нашем земном государственном приложении? Какие начала кладёт это учение в идеологически понятные социальные человеческие сообщества вообще и в нашем самодержавном объединении в частности?

Возьмём первичный вид человеческого сообщества, семья: муж и жена. Он в ней и она в нём: только тогда и возможна гармония супружества, охранение человечности, культурности, духовности, семейного очага и благодатное творчество семейного бытия.

Достигается это равенство, как и в равенстве Отца и Сына, не путём измышленных человеком социальных законов о равноправии, а путём единственного по величию и всеобъемлемости Божескому закону — закону любви… Жена подчиняется и сливается в одно с мужем по любви. Муж видит в жене равноправное существо и не отделяет себя от неё по той же любви. Любовь — не долга, а любовь дара, дара Божия и потому безконечно сильная, справедливая, гордая, кроткая, смиренная. Муж творит, судит, зная и любя волю жены; жена творит и исполняет, зная и любя волю мужа. Муж руководит семьёй через творение жены, любя её волю; жена творит семью и очаг, любя волю своего мужа.

Любовь, любовь дара, а не долга — вот двигатель, работа и покой всему в самодержавном очаге семьи, в самодержавном строе государства народа, в самодержавном обществе людей всего мира. Самодержец творит волю не свою, а волю любимого им по дару народа, так как для него эта воля выявляет Божественную волю, которой он был избран на Помазанничество. Самодержавный народ вторит волю не свою, а своего любимого по дару Помазанника, так как воля его есть отражение воли Божеской, воли всего народа, «обиравшей» его на царство не по политическим измышлениям и вкусам, а по сердцу, по вере в Божественное начало своей власти.

Вот поэтому, в национально-религиозной идеологии русского народа о своём самодержавии, Помазанник Божий правит государством, а самодержавный народ управляет им.

Править — это есть понятие о действиях морально-духовного свойства, а управлять — понятие о действиях материально-исполнительного характера. Правит Царь, управляет Земский Собор.

Вот это положение и составляет коренное отличие внутреннего содержания Земских Соборов Святой Руси от идеи парламентов, учредилок и прочих представительных органов конституционного мало-христианского Запада. Поэтому и состав Земских Соборов в корне отличен от состава представительных органов Запада. Первый — пропорционально-сословный, а потому и всенародный. Вторые — политические, а потому и партийные. Только Земский Собор и имеет моральное право именоваться органом действительно народного представительства, а ни в коем случае не партийной учредилки, палаты, думы и тому подобных западноевропейских человеческих измышлений, существующих для фальсификации народных волеизъявлений и обмана масс.

Когда в народных массах ярко вспыхивает и разгорается пламя Христовых законов и поучений, и существо человека стремится к нему всеми фибрами своей облагораживающейся души, то самодержавная идеология не встречает никаких затруднений, трений и препятствий в своём государственном применении. Творчество государства в эти периоды отличается поразительной продуктивностью, культурностью и благодатностью. Одновременно с улучшением общенародного благосостояния масс облагораживаются, смягчаются и совершенствуются и её моральные и духовные силы. Поэтому-то социалистические противники самодержавного монархизма так и стремятся всегда, прежде всего, подорвать, опоганить, умалить в народных массах прочность и чистоту Христовой веры. И нам, исповедующим начала национально-религиозного самодержавия русского народа, нужно, прежде всего, и больше всего, отложив всякое иное попечение и свои личные похоти, посвятить свои силы на служение Христу, на служение не по форме, как мы это делали в последние столетия царствования дома Романовых, а с полным самоотвержением, с величайшим горением и истинным исповеданием законов Его учения, с полной готовностью умереть за Его имя, как служили ему Апостолы.

Антихрист силен, не менее силен, чем Христос. Слава его — слава земная, пленительна, ощутительна для слабого человечества, тогда как слава Единого Бога — лишь в самом человеке, в его верности, духовной и моральной, в его совести. И хотя врата ада никогда не одолеют Церкви Христа, но лишь для тех, кто будет верен по вере и чтит Христа не на словах, а на деле. Поэтому и для русского народа, в теперешнем его и нашем состоянии, врата ада опасны, и как некогда для Израиля, так ныне и для России могут стать пророческими слова Христа, если мы вовремя не раскаемся и не вернёмся к истинной и творческой любви Христовой: «Се, оставляется вам дом ваш пуст… Потому, сказываю вам, что отнимется от Вас Царство Божие и дано будет народу, приносящему плоды его».

Вот чем определяется лицо и дух идеологии русского народа о национально-религиозном самодержавном строе. Это тоже не столько политическая, сколько духовная форма правления, всецело вытекающая из религии, а потому не о царе нам нужно теперь мечтать, а о просветлении самих себя и русского народа в заветах Христа, дабы сохранить за русским народом Царство Божие. Это тезис идеологии самодержавности русского народа, несмотря на всю простоту его, если мы только являемся действительно христианами по духу, наименее усваивается и терпится современными монархическими организациями, а потому, по моему убеждению, бóльшая часть их является не русскими, не православно-христианскими и не самодержавно-монархическими, а следовательно, и не последователями исторических национальных задач русского народа. Насколько они чужды духа национальной идеологии, указывает хотя бы постоянное применение ими в своих обращениях «к истинным русским людям», пошлейшей из поговорок жандармско-полицейского монархизма: «За Богом — правда, а за Царём служба не пропадут». Мечтать о воскресении России с такой приманкой, которую Антихрист расширил до: «грабь, всё твоё» — совершенно безцельно. Никого на заманишь и никого не обманешь. Русский же народ может быть только или самодержавным народом Христа, или народом самодержавного царя Антихриста.

Соотношение Помазанника-Самодержца с самодержавным народом русским определяется и словами Христа своим ученикам: «Кто из вас хочет быть бóльшим, тот будь другим слугой».

Это третье основное положение русской национально-религиозной идеологии, вытекающее из учения Христа. Каждый из нас, приняв веру Христа не только по форме, но и всем сердцем, всем рвением, всей душой, верующей и жаждущей великого и святого предопределения России, не может не стремиться служить другому, чем только может, имея к тому импульс в любви к своему брату по вере, по родине, по идеям мирового значения. Тем более, Глава Государства, Помазанник, правит для блага народа, а не для своей личности, не для себя. Он являет высший пример служения другим и потому должен быть прост, скромен и легкодоступен. Эти качества Помазанника были исторически особенно ценимы народом, так как через них, для простого человека, легче всего и нагляднее подтверждалась идеология, быть может, и принимавшаяся им только инстинктивно, но, безусловно, глубоко и душевно. И в своём религиозном мировоззрении русский народ ценит обрядовую сторону Восточной Православной Церкви за простоту его общения с Богом через доступность служений Церкви, но при безусловном исповедании глубокого мистицизма обрядов, так и в вопросах своего государственного строительства ему необходима реальная простота общения с Помазанником, царём-батюшкой, при наличии религиозного элемента в самом представлении о лице Помазанника.

Начиная с Екатерины I, к этому основному положению нашей идеологии, начали относиться всё бóльшие и бóльшие ограничения и Помазанник Божий всё дальше, по тем или иным причинам, отдаляется от простоты общения с народом, восходя по ступеням политического монархизма к образу личного Самодержца, то есть претворяясь в деспота и утрачивая духовное обязательство служения людям вопреки примеру, данному самим Христом ученикам и впитанному в себя идеологией народа. Это послужило третьим основанием исторически назревшей катастрофы над Романовской династией. Николай II сердцем учитывал этот греховный и антинациональный уклон Помазанника от народа и неоднократно, в течение своего царствования, пытался приблизиться к массе в духе национальной идеологии. Но было уже поздно: боярство, с одной стороны, европеизаторы-интеллигенты, с другой, и охранно-жандармские сети с третьей, при отсутствии у Николая II достаточно сильной гражданской воли, не дали ему выполнить то, что подсказывало ему сердце искренне и верно исповеданного Помазанничества и катастрофа дома Романовых разразилась с необычайной жестокостью народа, потерявшего идеологические пути ко Христу и направленного по путям искажённого его учения к руслу ложной земной славы Антихриста.

Могут ли теперь те из членов дома Романовых, которые участвовали в отторжении Помазанника от народа, сами по себе подойти просто к народу, столь доступного ему по духовному и реальному общению так, как это вытекает из идеологии народа? Могут ли они быть искренними, чистыми и честными слугами других, когда готовы восстановить аксессуарные положения монархического строя, опираясь не на силу Христовой любви к народу, а на штыки и материальное закабаление различных иностранных «друзей» и интервентов? Ведь и сейчас ещё, здесь, на Дальнем Востоке, всё это монархическое объединение лелеет мечты о своём выступлении в связи со всякими фантастическими планами и предположениями о предстоящих выступлениях японцев, Чжан Цзолина и прочих, думаю, что и на Западе оптимистические вожделения, по крайней мере большинства монархических элементов, покоятся на тех же антинациональных принципах, или в виде расчётов на иностранные штыки, или на иностранную финансовую поддержку, что, по существу, в народных и государственных интересах, одно и тоже.

Здесь, мне кажется, что всеми, именующими себя монархистами, в их стремлении к деятельности, к движению в Россию, больше руководит ненависть к советской власти не по духу и содержанию её, а потому, что она причинила нам всем столько материального ущерба и личных оскорблений и унижений. Искренние же стремления восстановить самодержавие народа, то есть вернуть его на пути народа Христа, послужить ему слугами и возлюбить его до подчинения его воскресенной Христовой воле своей воли, своей личности, своей жизни — как-то не видится ни в чём, не чувствуется сердцем.

Но пока мы не найдём в себе именно такой чистоты, честной и безкорыстной любви для служения своему народу, мы не сможем слиться с ним. А без такого слияния нельзя создать той монолитной, духовной силы, общие усилия которой — свергнут Антихриста и дадут нам возможность по силе веры вернуться к ногам Христа, как пал к Его ногам исцелённый им, до конца уверовавший в него, больной бесноватый.

Вот четвёртое основание, и самое существенное, исходящее из положения учения Христа в исторической, национально-религиозной идеологии русского народа. Вся чистота, вся сила, вся крепость идеологии в приложении её к реальному гражданскому строительству русской государственности, только и может осуществиться всеобъемлющим чувством любви, объединяющим всех русских людей в одну семью — семью нашего Небесного Царя и Его Сына Иисуса Христа. Никакими социалистическими, демократическими или иными земными законами и измышлениями человеческого разума, а порой и безрассудка, нельзя достигнуть более или менее прочного и истинного проведения в жизнь идеологических положений русского, национально-религиозного, самодержавного государственного строительства, полного духовных и мистических элементов. Только одна новая заповедь о любви, данная Христом, является единственным верным путём и прочным фундаментом для строительства и существования Величественного, Святого и Самодержавного здания Российского Государства. Любовь, которую предлагает Христос, есть дар, не долг; каждый человек, при добром желании и стремлении, может достигнуть этого дара, если в сердце своём положит основанием поступать с другими так, как хотелось бы, чтобы поступали с ним и готовность всегда послужить, помочь ближнему, не ожидая себе за это прибыли, славы земной. И если каждый будет исповедывать те же начала и идти теми же путями, то продуктивность, сотрудничество, духовные и физические силы государственного объединения будут развиваться с исключительной лёгкостью, простотой, приводя к прогрессивному и исключительно культурному возрождению.

Не подлежит сомнению, что совершенная любовь Христа есть идеал, достижение которого для нас, грешных, трудно. Но пути к ней не закрыты и постоянно наше деловое стремление к этим путям вполне возможно, легко и отрадно. А уже и такое приближение к идеалу даёт свои благие результаты в нашем искреннем стремлении возродить снова Россию Христа и вернуть народ русский на пути истинного, религиозного предназначения и служения. Вспомните только, какое маленькое приближение к идеалу Христовой любви установил для нас сам Христос, учитывая наши человеческие слабости, но стремясь облегчить наш путь к принятию Его и не терять надежды на возможность достижения Его: «кто примет одного из этих малых детей во Имя моё, тот меня принимает». Неужели людям трудно достичь в себе дара даже такой капли той великой и безконечной по милости любви Христа, которую он определяет в словах: «Нет больше любви, да кто душу свою положит за друзей своих… Любите врагов ваших, благословите проклинающих вас, благотворите ненавидящих вас, молитесь за обиженных на вас и гонящих вас…, ибо если вы будете любить любящих вас, какая вам награда. Не тоже ли делают и мытари».

Это полнота Христовой любви. Конечно, идеальность её трудно досягаема, но, повторяю, пути к ней уже не так трудны. Нам трудно, например, любить врагов наших, трудно благотворить ненавидящих нас, трудно молиться за гонящих нас. Но это не совсем так. Откажитесь хотя бы от личной мести, от личной расправы, как мы это делали до сих пор, и уже некоторая капля любви, любви, хотя бы и отвлечённой, будет вами проявляться ко всем этим людям. Разве это так трудно для каждого из нас лично? Вы скажете: это утопическая любовь, утопичные мечты, не применимые к реальной, практической земной жизни. А я вам говорю: нет. Ничего утопического здесь нет и личная месть, личная расправа, при национальной борьбе за идеологические начала, в реальном земном положении должна быть заменена народным судом, народной совестью, приближающей суд на земле к суду Божьему. Так и было в нашем историческом прошлом. И посмотрите, как не утопичен был такой суд, как строг и вместе с тем справедлив он в своём приговоре: он осудил даже свержение с престола царя Шуйского, признавая это свержение «общим земским грехом», хотя Шуйский был поставлен на царство горстью приближённых, воспользовавшихся Смутой, и не отвечал тем принципам идеологии о Помазаннике, которые исповедывались самим Судебно-Земским Собором 1613 г.

Нет, возрождение русского народа и восстановление России Христа, с утверждением национально-религиозного самодержавного строя государства на Христовых заповедях любви — не утопия, а единственная по существу и единственная по силе возможность. Вы, как бывший простой строевой офицер-боец, правда, были всегда готовы в минувшей военной борьбе положить свою жизнь. Но как?… По долгу честного, искреннего солдата. В этой готовности много доблести и чести, достойных искреннего уважения и поклонения. Но всё же это не то, о чём говорит Христос и к чему он нас призывает в своей «Новой Заповеди». А скажите мне, много ли из тех, кто ныне стоит во главе разных монархических организаций, было в Вашем положении во время военной борьбы и было готово ежеминутно положить жизнь, хотя бы и по тем побуждениям, что и Вы?… Так могут ли они быть готовыми теперь, в действительности (а не в прокламациях), отдать душу свою за друзей своих по любви Христовой? А без этой истинной готовности тщетны их попытки идти на борьбу с Антихристом и не вернуть им России к России Христа. Для такой победы нужна сила духа, даже больше, той силы, которая управляла Вами в реальной готовности отдать свою жизнь по долгу.

Что антихристово царство падёт, я в этом ни минуты не сомневаюсь. Что оно, может быть, уже падает и наши монархические организации совершат своё торжественное шествие к Москве и достигнут кремлёвского трона — я допускаю. Но это не то. Это не воссоздаст истинной России Христа с её религиозной идеологией и её предопределением от Бога. Не вижу и не чувствую я всем моим существом, сердцем, душой и пониманием в массе ныне шумящих монархических организаций, не только идеалов любви по заветам Христа, но даже простой человеческой любви по долгу друг к другу, как к братьям по несчастью и судьбе.

Вражды же много, внутренней, да и внешней. И страшно, страшно в преддверии новых испытаний и страданий русского народа.

Теперь, в заключение, мне остаётся свести отдельные мысли, здесь изложенные, в одну цельную идею моего понимания исторической национально-религиозной идеологии русского народа, в связи с его духовным мировоззрением и предопределением по Божьему соизволению, а затем закончить мыслями о тех путях, которые могли бы, по моему крайнему разумению, помочь нам прийти к желанной нами всеми конечной цели — восстановления истинной исторической национальной Святой Руси — России Христа…

Я уже говорил в начале письма, что зарождение существования на мировой исторической арене Российского Государства обязано воле Божьей, которой, одновременно, предопределены смысл, значение и цель нашему государственному и национальному образованию, в связи с проведением в мир начал учения Христа в духе Восточной Православной Церкви.

Земное учение Христа покоится на 3 началах, установленных и преподанных нам самим Христом: вера в Триединую Ипостась Бога; вера в Воскресение Христа из мёртвых и вера в истину Его вторичного пришествия, связанного с началом жизни будущего века. Понятие о Триединой Ипостаси Бога определяет сущность начала всякого благодатного и истинного бытия в мире. Бог Отец, Бог Сын и Бог Дух Святой: Творчество, Любовь и Дух.

Не может быть благодатным и истинного творчества без любви и духа; не может любовь стать благодатной и истинной без творчества духовного и не может выявляться и благодатный и истинный дух без творчества через любовь. Три начала, сливающиеся в благодатное и истинное бытие в одно нераздельное целое начало.

Такое точно начало тоже было положено Богом через принятие учения Христа русскому народу в основу его национально-религиозной идеологии о своём государственном строительстве и в основы сущности и духа его самодержавного, монархического правления. Вера, Помазанник Божий и Самодержавный народ: Творчество, Любовь и Дух.

Великая и Святая, Благодатная и истинная Россия Христа требует теснейшего единения и теснейше зависит друг от друга между Верой, Помазанником Божьим и Самодержавным Народом. Умалите в применении нашей идеологии одно из этих начал за счёт другого или откажитесь от какого-либо из них вовсе: государственное единение России теряет сейчас же благодать и истину бытия, обрекшись на разложение моральное и физическое, приводящие к полной гибели бытие. Не может Помазанник Божий сохранить в глазах и сердцах народа чистоты принципов Христовой веры, если уклонится от сотрудничества с Самодержавной волей народа, так как этим самым утратит для народа духовность своего Помазанничества; и не может самоуправляться русский народ и охранить в себе чистоту тех же принципов Христовой веры, отвергнув Помазанника Божия, так как утрачивает любовь во Христе друг к другу и, следовательно, к своей вере. Как в том, так и в другом случае, основы идеологии подрываются в корне и Россия, переставая быть Россией Христа, становится на скользкий путь, ведущий к вратам ада.

Таким образом, первым, основным моим пониманием национально-религиозной, исторической идеологии русского народа является непременное наличие в строе его государственного управления и правления 3 самостоятельных и равносильных начал власти: Веры, Царя и Народа, но находится в теснейшем внутреннем духовно-идеологическом слиянии и сотрудничестве. Сущность, дух и значение второго и третьего из этих начал власти мной были изложены уже выше, исходя из основ учения Христа и Божественности происхождения власти. Сущность же, дух и значение Веры, как первого начала власти — творчества — определены ясно и точно самим Христом в его словах: «Я пришёл творить не свою волю, а волю пославшего меня Отца». Его же воля заключалась в подтверждении и соблюдении на земле людьми «законов и пророков». Следовательно, и роль Веры, как начала власти, должна заключаться в творении на русской земле воли Бога, то есть в направлении творчества государственного сообщества русских людей по руслу законов Божьих, заповедей Христа и наставлениях Пророков в духе и любви Нового Завета.

Основы веры Христовой определяют и сами принципы благодатной и истинной формы государственного правления в идеологии русского народа: единство власти во главе церкви, единство власти во главе правления и коллегиальность власти во главе управления: Патриарх, Царь и Земский Собор — три начала русского, национально-религиозного, самодержавного монархизма. Эти три начала государственной формы и сущности правления проходят через всю историю политического бытия русского народа, вплоть до первой половины царствования Алексея Михайловича включительно. Временами, под влиянием различных династических и «земских» грехов, благодатность и истинность этих трёх начал уклонялась по своему существу и духу от чистоты основной идеи, установленной верно, и тогда назревали на Руси политические беды. Но иногда чистота их выражения чрезвычайно приближалась к идеалу, что вызывало исключительно мощное и прогрессивное творчество Государства на почве развития своего благополучия и мирового значения.

Не могу вдаваться здесь в подробности практического осуществления исповедуемого мной понятия национально-религиозной идеологии народа, к которому принадлежу я сам. Подчеркну лишь ещё раз, что Помазанник Божий является Самодержавным Правителем, сословный Земский Собор — представительным при нём органом Самодержавного Народа и по функциям — органом управляющим, то есть исполнительным, а Патриарх — строгим, но справедливым Самодержавным творцом, претворяющим и ведущим любовью и духом Христовой веры волю Помазанника Божьего и Самодержавного народа в путях и духе законов Нового Завета Христа.

Не думайте, что реальное осуществление самодержавного строя по моему пониманию поведёт к становлению на земле для русского народа рая и благоденствия, подобного идиллической жизни в аркадийских садах. О нет… Путь государственной жизни народа был чреват терниями и страданиями, но были времена и действительной благодати бытия. И жизнь Помазанника Божьего не может не быть полной самоотверженного страдания. Заговорив о настоящей теме моего письма, я вовсе не имел ввиду выставлять рецепты для приятной земной жизни, как это мнят обыденно различные политические партии, рекламируя и предлагая свои программы обывательскому уму и сердцу. Наоборот, я более чем уверен, что именно наиболее чистое приложение идеологии народа, как его гражданской жизни, неизбежно поведёт к необходимости переживать и наиболее земные человеческие страдания, лишения и угнетения, как для органов власти государства, так и для всего самодержавного русского народа. Иначе и не могло бы быть, если только ему суждено было действовать народом Христа, а всему государству в целом — Россией Христа. Иначе он не имел бы и величественного и славнейшего предназначения от Бога: повести за собой, в конечном пределе служения, весь мир — к миру Христа для вечной жизни. Повторяю ещё раз, что ведь в нашем земном существовании мы в состоянии лишь приблизиться к путям идеалистической братской любви Христа и путём упорнейшего труда над собой и страдания в борьбе за этот идеал — постепенно совершенствоваться, но окончательное совершенство достигнется нами только к жизни будущего века. Времена её никому не известны, но пути к ней известны: «Я есмь путь» — указал ученикам Христос, и для нас Россия Христа, Народ Христа — единственный в мире путь к этой будущей жизни, в которой уже не будет «болезней и печалей», ибо все люди станут братьями.

Тяжёлой, безотрадной и безпросветной была бы жизнь русского народа без данного ему Богом высокого предопределения и вне его исторической, национально-религиозной идеологии и вечной борьбы за неё в государственном бытие. Тяжёлой, безпросветной, безотрадной, дикой и деспотичной представляется многим людям и жизнь русского народа по его идеологии, в настоящем её трактовании. Не только все социалистические партии, но и многие монархические организации, в погоне и стремлении к славе от людей, ведут ожесточённую и злобную борьбу против национально-религиозных основ нашей исторической государственной формы правления. Различными положениями и законами социального взаимоотношения между людьми они пытаются заменить единственно благодатный и истинный Божеский закон о любви, и пытаются построить на земле братство не путём любви и духа, а односторонними, однобокими, узкими и несправедливыми измышлениями слабого человеческого разума. Упорство и настойчивость этой исторической борьбы, ведущей начало от познания людьми добра и зла, понятно: это борьба начал Антихриста с началами Христа. И в этой борьбе русскому народу, с образованием его в Х веке, была предназначена великая, Святая и славная задача — быть воинами Христа, блюстителем и проводником в мире начал учения Христа.

Да будет милость Божья и да вернёт он снова Россию к России Христа! Россия, Россия, верующая истинно в Христа, Россия Великая, Россия Державная, Россия Святая живёт, борется, страдает, падает, воскресает и возвеличивается, стремясь не к славе от людей, а к славе от Единого Бога. Иначе она не могла бы быть православной. В этом движимом её духе кроются причины непонимания России другими народами и теми из её собственных сынов, для которых глубина, искренность, страстность и всеобъемлемость Православия утратили своё значение, перестали быть их плотью, кровью и духом. Подобно Антихристу перед Христом, издеваясь над идеологией народа, они, в действительности, её не понимают, а потому только и могут бояться её.

Служение русского народа, в его мировом предопределении, уподобляется служению в мире Христа. Это такое же неукоснительное славное служение веры, наполненное страданиями, унижениями, отвержениями и крестными страстями, каким является служение Христа, по Его Евангелию. За весь период исторического бытия Российского Государства никто, ни один народ, никакая другая вера, не хотят видеть в России — России Христа. Не было, кажется, в Европе и Азии народа, который не пытался бы уничтожить Россию, стереть её с лица земли, поколебать в ней Христианскую веру, умалить значение её идеологических начал. От диких татарских племён до культурных европейцев, от древнего Израиля до новоиспечённой живой церкви, все народы мира, окружавшие Россию, все иные религиозные исповедания, не исключая и неправославных христианских, с одинаковым ожесточением пытались попрать, унизить Россию Христа или путём порабощения её силой, или путём необъяснимой, садической нетерпимости к её национально-религиозным началам государственного строительства.

Но тщетно…

Христос Воскресе!…

Наирадостнейший клик из всех и всяких других приветствий, которыми обмениваются православные русские люди в Великий день Святого Христова Воскресенья. Это самый величественный из праздников для нас, православных христиан. Мы глубоко чтим и свято исповедуем все двунадесятые праздники, мы радостно, весело встречаем день праздника Рождества Иисуса Христа. Но ни один из праздников не несёт нам столько света, столько духовной радости, горячей надежды и безконечных упований, как день Воскресения Христа.

Христос Воскресе — это утверждение Божественности Христа, учение которого мы приняли, и которое являлось, в течение почти 2000 лет, основой всего нашего духовного миропонимания и бытия.

Христос Воскресе — это вечный луч надежды христиан в достижении обещанной вечной жизни.

Христос Воскресе — это символ победы добра над злом, любви над смертью.

Христос Воскресе — это радостное знамение возможного возрождения к добру и жизни всякого начала, творения и действия в благостных и истинных путях Господних.

Христос Воскресе — это солнце нашей духовно-моральной Вселенной.

Вот почему Православная вера, в отличие от прочих христианских учений, так исключительно светло и свято чтит память этого величественнейшего дня всемирной жизни и истории, как истины, без которой христианство обратилось бы в самое ужасное язычество.

Так и в государственной жизни русского народа, исходящей в своей национально-религиозной идеологии из основ учения Христа, неколебимая и радостная вера в Воскресение Христа, несёт всем твёрдым и крепким в Христовом законе русским людям вечное утешение во всех страданиях и лишениях, сопутствующих борьбе Святой Руси с врагами Христа и неувядающую, светлую надежду и веру в достижение окончательной победы, в своём великом историческом предзнаменовании. Вдумайтесь в величие и святость исторической работы народа, к которому, по благости Господней, принадлежите и Вы: проникнитесь мыслью, что и Вы, в споспошествовании своему народу в его святой всемирной работе, можете внести и свою каплю мёда. Чем тогда представятся все наши лично переживаемые горести и беды?… Ничтожеством, по сравнению с той каплей блага, которую может внести каждый из нас в общее творение народа.

Не раз в своём историческом прошлом русский народ грешил, падал и уклонялся от Христа в бездну, к вратам ада. Но всякий раз, опомнившись, прозревал в своём духе, пройдя весь путь крестного страдания и очистившись, сознавая в себе ниспосланного Христом, верующего в него, духа истины и воскресения к новой светлой жизни во Христе, к творению России Христа. Ничто до сих пор не смогло затемнить в нём духа истинного начала своего национального предопределения, как, верю, не заглушён он в нём окончательно и сейчас. И ничто не может заглушить Его и в будущем. «Дух истины пребудет с вами до скончания веков», — сказал Христос своим ученикам, отходя от них, до времени, к своему Отцу. Это третье из основных положений Христова учения, впитавшееся в плоть и кровь русского народа не только через веру православную и религиозную идеологию, но принятую природой народа даже ещё раньше принятия Христианства и государственной идеологии ещё в период его языческого состояния. «Ляжем костьми за Русь, мёртвые сраму не имут» — говорит Святослав своим дружинникам, стремясь укрепить в них дух истинной любви, любви к братьям до готовности отдать за них душу.

Наличие духа истины в моральной природе русского человека, развитого в нём Творцом всего на земле, нашло народ в вполне подготовленным для принятия и утверждения последующих двух основных начал того единственного истинного учения о путях к началу всякого начала, из которого вытекает затем, естественным и логическим порядком, окончательно усовершенствованная историческая национально-религиозная идеология его государственного строительства. Из истории России не видно, чтобы чистые принципы этой идеологии выковывались ими, либо единичными, земными учителями, единичными представителями государственного главенства. Наоборот, попытки в этом отношении со стороны отдельных Царей и Князей (за исключением попытки гениальнейшего Иоанна Грозного), понижали чистоту принципов, удаляя их от начал учения Христа. Идеология выковывалась самим народом, его мистическим институтом, руководимым духовной истиной. По причине малой любви, она не отличалась устойчивостью и продолжительностью периодов царствования чистых начал в государственном бытии, но зато, после каждого падения и саморазрушения, она воскрешалась самим народом же с большей силой, яркостью, чистотой и святостью, как только обстоятельства давали народу возможность несколько вновь осознать себя и возобновить самостоятельное творчество своей государственности в духе истины Христовой веры… Вот почему, в силу исторического наследия духа истины за народом самодержавие Русского Государства определяется не самодержавием Главы власти, а самодержавием всего самого русского народа. И ныне, до возбуждения вопроса о восстановлении царя, монархические организации, при серьёзности, честности и национальности своих помыслов, и понимании, должны были бы, после забот о вере, подумать и отдаться всеми помыслами и сердцем, работе по возвращению народу путей и способности проявить в полной и свободной мере его исторических самодержавных прав в управлении возрождаемой государственностью. А к самодержавному правителю народ подойдёт уже сам через историческое «Божье соизволение» и в горении и пламенной вере, готовности снова пасть очищенным к ногам России Христа.

Кончая набросок идеи и мыслей, захватывающих ныне всё моё существо и доводящих до томительной боли ожидания и терпения, ввиду поступающих ко мне запросов от разных, пока немногочисленных лиц: «Что же делать? Какими путями идти?» — я считаю возможным и необходимым высказаться ныне и в этом отношении, как подсказывают мне сердце, совесть, разум, любовь к своему народу и страстное желание увидеть Россию хотя бы у начала путей к России Христа. Пусть многое в моих мыслях покажется Вам поначалу слишком бредовым, отвлечённым, нереальным и непрактичным. Верую, верую всем, что есть хорошее и доброе в Вашем сердце, что это только кажется, я лично страстно и убеждённо верю в благодатность и истинность для русского народа именно моего толкования национальной идеологии и я пойду к России только по началам Христовой веры, как бы не казались другим мои шаги слишком долгими, слабыми в отношении реальности и сомнительными с точки зрения практического их осуществления в ряду понятий и работы других политических деятелей.

Совершенно искренне, не задумываюсь над тем, как, когда и чем свергнуть большевицкую власть, я верю, что свержение антихристовых начал не под силу человеческому разуму и его начинаниям, если на то не будет Божьей воли и Божьего благословения. Я с возмущением отношусь ко всем походам на Россию с единственной идеей ненависти и мечтами силой физической завоевать положение в среде зарубежного русского народа. С негодованием встречаю всякие предположения и планы заграничной эмигранщины о водружении на трон того или иного из кандидатов.

Всё, о чём я сейчас молю Бога, всей жадной, но грешной душой, всем сердцем и помышлением, это: «Боже, дай развить в себе силу и чистоту Твоей любви, пошли эту милость и благость, ибо только эта любовь может привести к тому исключительному служению другим, которое вдохновляет, воодушевляет и сплачивает людскую массу на такое же служение друг другу и тем — несчастным нашим зарубежным братьям, — которое только и в состоянии пробудить в народе стремление и жажду вернуться к Тебе, к Тебе Единственному, истинному пути воскресения Великого, Святого, Твоего русского народа».

«Царство Небесное внутрь вас есть», — сказал Христос. Да, я осознаю его в себе; я верю, что оно во мне, как верю и в то, что во мне самом живёт Христос и Антихристос. И вся жизнь наша, во всех проявлениях своих, выявляет постоянную борьбу в нас этих двух начал, и только путём постоянного укрепления себя в духе истины и любви мы достигнем возможности одолевать начало антихристово и приближаться в себе самом к вечной жизни в Царстве Небесном. Эта работа над самим собой необходима для последующей работы в служении своему народу, с задачей вернуть его к Народу Христа и вернуть ему его историческое самодержавное право самоуправляться.

Об этом самоусовершенствовании я уже говорил Вам и писал в брошюре «Что делать». Из получаемых теперь писем вижу, что, по благости Господней, во многом начал пробуждаться тот Дух истины, которого раньше мы в себе не осознавали. Пойдём же дальше по этому благому и многообещающему Христову пути. Сделаем, с горячей молитвой милости Господней, второй шаг… Кто почувствовал в себе способность или желание, или готовность к самоусовершенствованию в Духе учения Христа, кто способен совершенно отказаться от «славы от людей», славы диавола, кто стремится к России не ради себя, не ради своих расчётов, благ и богатств, а ради народа, ради его славы и богатства, ради чистого, искреннего и национального служения ему до конца, кто всем сердцем, всем разумением и всей крепостью разделяет дух, существо и пути исторической, национально-религиозной идеологии русского народа о своей государственности — тот откликнись, отзовись: будем братьями Братства Святого Воскресения, в которое мы все так верим и которого так пламенно жаждем для братьев русского народа, чтобы послужить ему и помочь вернуть Россию на пути России Христа.

В чём же выразится служение братьев своему народу сейчас, при отсутствии средств, при отсутствии возможности быть среди народа, при отсутствии нашего территориального объединения в условиях современной эмиграции?

«Не берите с собой в дорогу ничего», — говорил Христос, посылая на служение своих учеников, и действительно, служение в духе и любви людей по учению Христа не нуждается в средствах, не так необходимо и непосредственное общение. Сила его в искренности, чистосердечии, вере, истинности и любви в слове и деле.

Очистившись предварительно исповедью и причастием к служению Христу, укрепляясь через них в любви и чистосердечии к народу, пусть каждый из братьев распространит это письмо среди тех своих друзей и близких, которые по духу тоже способны быть братьями Святого Воскресения. Распространяясь дальше, от одного к другому, уже и не только между верными, будет российское Братство, начнёт проникать Слово Истины и за рубеж, к народу, армии, власти. Пусть каждый из братьев сам от себя, в духе настоящих мыслей и идей, по силе слова, красноречия, а главное, по силе убеждения, страстного желания и чистосердечия, дополняет, развивает основные положения, руководствуясь и исходя всегда только от начал учения Христа. И если будет благословение и воля Божья над нашим служением, слово принесёт свои плоды и достигнет Духа истины русского народа.

Да не смущают никого такие мысли, что он не сможет говорить сам от себя. Это заблуждение. С горячей верой и желанием служить своему народу, речь польётся сама, ибо «устами Вашими будет говорить Дух Святой». Да не смущает ничьё сердце и тот соблазн, что он может не видеть результатов своего служения. Это грех. Служение наше, если будет истинным — будет как слово Божье и славы, которой нам надо искать — славы Единого Бога.

Если будет Божья воля, при первой возможности, перенесём служение в среду народа и здесь, помимо укрепления учения Христа, должно начаться служение народу в целях восстановления его самодержавных прав. Для этого нет надобности порочить советы, если только сам народ не откажется от них. Но состав советов должен перестроиться в пропорционально сословный, а сами советы должны сгруппироваться вокруг служителей церкви или светских людей, сильных в вере. Всеми мерами самодержавное творчество в преобразованных и очищенных от политиканов, советах, должно быть ограждено братьями и творчество народа направляется тогда само по твёрдому и верному руслу объединённого сотрудничества веры и народа, одному, без светского вмешательства церкви в практическое самоуправление народа.

На этом кончаю это письмо. Помните, что пора серьёзно задуматься над идеями, изложенными в нём, и отдать себе ясный отчёт: «что же, христианин ли я русский или нет?» Если нет, то нет меня и в России, ибо Россия не может быть ничем иным, как Россией Христа. Если же да, то не ставьте Ваши свечи под стол, а ставьте на стол, дабы светили они всем. Помните и другие слова Его: «Кто постыдится меня, того постыжусь и я». Как крепок этот стыд в нас и как исковеркал он Россию Христа! Если ныне не чувствовать, что только сила духовного оружия может исторгнуть русский народ из предверия к вратам ада, то значит, не нам причислять себя и к сынам России, распятой за свои грехи, как была распята Царская Семья за грехи Романовых. Мы же тогда представим собой лишь ту накипь, тех бесенят, которые, по слову Христа, вошли в свиней и бросились с крутизны в море, где и погибли. Очистившийся же от нас больной всё же вернётся к ногам Христа.

Пусть это чудо Христово, великого для России знамения, будет всегда в нашей памяти, и, приступая к служению народу, понесём на наших хоругвях и в наших сердцах великие слова Литургии: «Возлюбим друг друга, да единомыслием исповедуем».

Да просветит Господь Ваше сердце и озарит благодатью и истиной к служению народу и России в истинных путях Православной Христовой веры. Я же всем сердцем приветствую Вас ещё раз светлым и радостным Пасхальным приветствием:

Воистину Христос Воскресе.

М. Дитерихс


[ГАРФ, фонд 5881, опись 1, дело 298, листы 1-22 (из книги «Генерал Дитерихс», М., Посев, 2004)]

http://www.rusk.ru/vst.php?idar=321702#2



* * *


АДМИРАЛ А. В. КОЛЧАК —
НЕИЗВЕСТНЫЕ СТРАНИЦЫ БИОГРАФИИ

По материалам Православного информационного агентства «Русская линия»

Русская линия, 04.02.2005

Александр Васильевич Колчак родился 4 (16) ноября 1874 года. Его отец — Василий Иванович Колчак стал героем обороны Севастополя в годы Крымской войны. Выйдя в отставку в чине генерал-майора артиллерии, он написал известную книгу «На Малаховом кургане».

А. В. Колчак закончил Морской Кадетский Корпус с премией адмирала Рикорда. В 1894 г. он был произведён в мичманы. В 1895 г. — в лейтенанты.

КОЛЧАК — ПОЛЯРНЫЙ ИССЛЕДОВАТЕЛЬ (начало карьеры)

С 1895 по 1899 гг. Колчак трижды бывал в кругосветных плаваниях. В 1900 г. Колчак принял участие в экспедиции по Северному Ледовитому океану с известным полярным исследователем бароном Эдуардом Толлем, пытавшимся найти легендарную затерянную «Землю Санникова». В 1902 г. А. В. Колчак добивается от Академии Наук разрешения и финансирования экспедиции по розыску оставшихся зимовать на Севере барона Толля и его спутников. Подготовив и возглавив эту экспедицию, Колчак с шестью соратниками на деревянном китобое «Заря» обследовал Ново-Сибирские острова, нашёл последнюю стоянку Толля и установил, что экспедиция погибла. Во время этой экспедиции Колчак тяжело заболел и едва не скончался от воспаления лёгких и цинги.

КОЛЧАК В ГОДЫ РУССКО-ЯПОНСКОЙ ВОЙНЫ

Александр Васильевич Колчак, как только началась Русско-японская война (не вылечившись до конца) — в марте 1904 г. отправляется в Порт-Артур служить под началом адмирала Макарова. После трагической гибели Макарова — Колчак командует миноносцем «Сердитый», совершившим ряд смелых нападений на сильнейшую эскадру противника. В ходе этих боевых операций было повреждено несколько японских кораблей и потоплен японский крейсер «Такосаго». За это он был награждён орденом Св. Анны 4-й степени. В последние 2,5 месяца осады Порт-Артура Колчак успешно командует батареей морских орудий, которые нанесли самые большие потери японцам. За оборону Порт-Артура Колчак был награждён Золотым оружием с надписью «За храбрость». Уважая его храбрость и талант, японское командование одному из немногих оставило Колчаку в плену оружие, а потом, не дожидаясь окончания войны, предоставило ему свободу. 29 апреля 1905 г. Колчак вернулся в Санкт-Петербург.

ВОЕННАЯ И НАУЧНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ КОЛЧАКА с 1906 по 1914 гг.

В 1906 г., с образованием Морского Генерального Штаба, Колчак стал начальником его Статистического отделения. А затем возглавил подразделение по разработке оперативно-стратегических планов в случае войны на Балтике. Назначенный военно-морским экспертом в 3-й Государственной Думе, Колчак вместе с коллегами разработал Большую и Малую судостроительные программы воссоздания Военно-морского флота после Русско-японской войны. Все выкладки и положения Программы были настолько безупречно выверены, что власть без проволочек ассигновала нужные средства. В рамках этого проекта Александр Васильевич Колчак в 1906-1908 гг. лично курировал постройку четырёх броненосцев.

В 1908 г., по предложению известного полярного исследователя Вилькицкого, Колчак организует морскую экспедицию вдоль берега Сибири. Эта экспедиция положила началу освоения Северного Морского пути. Для этого при активном участии Колчака в 1908-1909 гг. разрабатывается проект и организуется строительство знаменитых ледоколов «Вайгач» и «Таймыр». В 1909-1911 гг. Колчак снова в полярной экспедиции. В результате им были получены уникальнейшие (не устаревшие до сих пор) научные данные.

В 1906 г. за исследования Русского Севера Колчак награждается орденом Св. Владимира и «Большой Константиновской медалью», которой были удостоены всего три полярных исследователя, включая Фритьофа Нансена. Его имя было присвоено одному из островов в районе Новой Земли (ныне остров Расторгуева). Колчак стал действительным членом Императорского Географического общества. С этого момента его стали называть «Колчак-полярный». Картами Русского Севера, составленными Колчаком, пользовались советские полярники (включая военных моряков) вплоть до конца 50-х годов.

В 1912 г. Колчак был приглашён контр-адмиралом фон Ессеном на службу в Штаб Балтийского флота. Фон Эссен назначает Колчака на должность флаг-капитана оперативной части Штаба. Вместе с фон Эссеном Колчак разрабатывает планы подготовки к возможной войне с Германией на море.

КОЛЧАК В ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЕ

Блицкриг на суше против Франции кайзеровское верховное командование рассчитывало начать внезапным вероломным и сокрушительным ударом по Российской Столице — Санкт-Петербургу с моря. Огромный германский флот на Балтике под командованием Генриха Прусского готовился в первые дни войны (как на параде) войти в Финский залив. Германские корабли, неожиданно подойдя вплотную к Санкт-Петербургу, должны были обрушить на Правительственные и военные учреждения ураганный огонь 12-дюймовых крупповских сверхмощных орудий, высадить десанты и в течении нескольких часов захватить все важнейшие объекты Столицы и вывести Россию из войны.

Этим наполеоновским планам Кайзера Вильгельма не суждено было сбыться. В первые часы Первой мировой войны, по приказу адмирала фон Эссена и под непосредственным руководством Колчака, минный дивизион выставил 6 000 мин в Финском заливе, которые полностью парализовали действия Германского флота на подступах к Столице. Этим был сорван вражеский блицкриг на море, спасены Россия и Франция.

В 1941 г. по инициативе Наркома ВМФ адмирала Николая Герасимовича Кузнецова (изучавшего действия Балтийского флота в ходе Первой мировой) этот план был повторён в первые дни Великой Отечественной Войны для организации обороны Финского залива и Ленинграда.

Осенью 1914 г. при личном участии Колчака была разработана уникальнейшая (не имеющая аналогов в мире) операция по минной блокаде немецких Военно-морских баз. Несколько Русских эсминцев пробрались к Килю и Данцигу и выставили на подходах к ним (под носом у немцев) несколько полей минных заграждений.

В феврале 1915 г. уже капитан 1-го ранга Колчак, как командир полудивизиона особого назначения, лично предпринял повторный дерзкий рейд. Четыре эсминца вновь подошли к Данцигу и выставили 180 мин. В результате этого, на минных полях (выставленных Колчаком) подорвалось 4 германских крейсера, 8 эсминцев и 11 транспортов. Позже историки назовут эту операцию Русского флота самой удачной за всю Первую мировую войну.

Во многом благодаря таланту Колчака, потери Германского флота на Балтике превышали наши потери в боевых кораблях в 3,5 раза, а по числу транспортов в 5,2 раза.

10 апреля 1916 г. Колчаку присваивается чин контр-адмирала. После этого его минная дивизия разгромила караван германских рудовозов, шедших под мощным конвоем из Стокгольма. За этот успех Государь произвёл Колчака в вице-адмиралы. Он стал самым молодым адмиралом и флотоводцем России.

26 июня 1916 г. Колчак назначается командующим Черноморским флотом. В начале июля 1916 г. эскадра Русских кораблей (в ходе операции, разработанной Колчаком) настигает и в ходе боя тяжело повреждает германский крейсер «Бреслау», который до этого безнаказанно обстреливал русские порты и топил транспорты на Чёрном море. Колчак успешно организует боевые операции по минной блокаде угольного района Эрегли-Зонгулак, Варны и др. турецких вражеских портов. К концу 1916 г. турецкие и германские корабли были полностью заперты в своих портах. Колчак записывает в свой актив даже шесть вражеских подводных лодок, подорвавшихся возле Османских берегов. Это позволило Русским кораблям совершать все необходимые перевозки по Чёрному морю, как в мирное время. За 11 месяцев своего командования Черноморским флотом Колчак добился абсолютного боевого господства Русского флота над вражеским.

ФЕВРАЛЬСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ

Адмирал Колчак начал подготовку Большой Босфорской десантной операции, с целью захвата Константинополя и выведения Турции из войны. Эти планы прерывает февральская революция. Приказ №1 Совета солдатских и рабочих депутатов отменяет дисциплинарную власть командиров. Колчак пытается активно бороться против революционной пораженческой агитации и пропаганды, ведущейся левоэкстремистскими партиями на деньги Германского Генерального Штаба.

10 июня 1917 г. Временное правительство (под давлением леворадикальной оппозиции) отзывает опасного адмирала в Петроград, чтобы сплавить подальше инициативного и популярного флотоводца. Члены Правительства выслушивают доклад Колчака о катастрофическом развале армии и флота, возможной будущей потере государственности и неизбежности установления в этом случае прогерманской большевистской диктатуры. После этого, Колчака направляют в США, как эксперта с мировым именем по минному делу (подальше от России). В Сан-Франциско Колчаку предложили остаться в США, обещав ему кафедру минного дела в лучшем военно-морском колледже и богатую жизнь в своё удовольствие в коттедже на берегу океана. Колчак сказал «нет». Кругосветным путём он двинулся в Россию.

ОКТЯБРЬСКИЙ ПЕРЕВОРОТ И ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА

В Иокогаме Колчак узнаёт об Октябрьском перевороте, ликвидации Ставки Верховного Главнокомандующего и начатых большевиками переговорах с немцами. Адмирал едет в Токио. Там он вручает британскому послу просьбу о приёме в Английскую действующую армию хоть рядовым. Посол советуется с Лондоном и Колчака направляют на Месопотамский фронт. По дороге туда, в Сингапуре, его настигает телеграмма русского посланника в Китае Кудашева. Колчак едет в Пекин. В Китае он создаёт Русские вооружённые силы для защиты КВЖД. В ноябре 1918 г. Колчак прибывает в Омск. Ему предлагают пост Военного и морского министра в Правительстве Директории.

Спустя две недели Белые офицеры совершают переворот и арестовывают левых членов Директории — социалистов-революционеров (которые после февраля 1917 г. в союзе с большевиками, левыми эсерами и анархистами активно участвовали в организации развала Императорских армии и флота, богоборческой антиправославной агитации и пропаганде). После этого, был сформирован Совет Министров Сибирского Правительства, который предложил Колчаку титул «Верховного Правителя России».

КОЛЧАК И РУССКАЯ ПРАВОСЛАВНАЯ ЦЕРКОВЬ

В январе 1919 г. Святейший Патриарх Тихон благословил Верховного Правителя России адмирала А. В. Колчака на борьбу с безбожными большевиками. При этом, Патриарх Тихон отказал в благословении командованию Добровольческой армии Юга России, так как среди них были главные виновники отречения от престола и последующего ареста Государя Николая II в феврале 1917 г., включая генералов Алексеева и Корнилова. Адмирал Колчак был фактически непричастен к этим трагическим событиям. Именно поэтому в начале января 1919 г. (перейдя линию фронта) к адмиралу Колчаку приехал священник, посланный Патриархом Тихоном. Священник привёз Адмиралу личное письмо Патриарха с благословением и фотографию образа Св. Николая Чудотворца с Никольских ворот Московского Кремля, которые были зашиты в подкладке крестьянской свитки.

Икона Святителя Николая на Никольской башне Московского Кремля, расстрелянная большевиками

ТЕКСТ ПОСЛАНИЯ ПАТРИАРХА ТИХОНА К АДМИРАЛУ КОЛЧАКУ

«…Как хорошо известно всем русским и, конечно, Вашему Высокопревосходительству,» — говорилось в этом письме, — «перед этим чтимым всей Россией Образом ежегодно 6 декабря в день зимнего Николы возносилось моление, которое оканчивалось общенародным пением „Спаси Господи люди Твоя“ всеми молящимися на коленях. И вот 6 декабря 1918 г. верный Вере и традиции народ Москвы по окончании молебна ставши на колени запел: „Спаси Господи.“ Прибывшие войска разогнали молящихся, стреляя по Образу из винтовок и орудий. Святитель на этой иконе Кремлёвской стены был изображён с крестом в левой руке и мечом в правой. Пули изуверов ложились кругом Святителя, нигде не коснувшись Угодника Божия. Снарядами же, вернее, осколками от разрывов, было отбита штукатурка с левой стороны Чудотворца, что и уничтожило на Иконе почти всю левую сторону Святителя с рукой, в которой был крест.

В тот же день по распоряжению властей антихриста, эта Святая Икона была завешана большим красным флагом с сатанинской эмблемой. На стене Кремля была сделана надпись: „Смерть вере — опиуму народа“. На следующий день, 7-го декабря 1918 г., собралось множество народу на молебен, который никем не нарушаемый подходил к концу. Но, когда народ, ставши на колени, начал петь „Спаси Господи!“ — флаг спал с Образа Чудотворца… атмосфера молитвенного экстаза не поддаётся описанию! Это надо было видеть, и кто это видел, он помнит и чувствует сегодня. Пение, рыдания, вскрики и поднятые вверх руки, стрельба из винтовок, много раненых, были убитые… и… место было очищено.

На следующее раннее утро по Благословению моему Образ был сфотографирован очень хорошим фотографом. Совершенное Чудо показал Господь через Его Угодника Русскому народу в Москве. Посылаю фотографическую копию этого Чудотворного Образа, как Моё Вам, Ваше Высокопревосходительство, Александр Васильевич — Благословение — на борьбу с атеистической временной властью над страдающим народом Руси. Прошу Вас, усмотрите, досточтимый Александр Васильевич, что большевикам удалось отбить левую руку Угодника с крестом, что и являет собой как бы показателем временного попрания Веры Православной. Но карающий меч в правой руке Чудотворца остался в помощь и Благословение Вашему Высокопревосходительству, и Вашей христианской борьбе по спасению Православной Церкви и России».

Адмирал Колчак, прочитав письмо Патриарха, сказал: «Я знаю, что есть меч государства, ланцет хирурга. Я чувствую, что самый сильный — меч духовный, который и будет непобедимой силой в крестовом походе — против чудовища насилия!»

По настоянию сибирских епископов в Уфе было создано Временное Высшее Церковное Управление, которое возглавил архиепископ Омский Сильвестр. В апреле 1919 г. Омский Собор Духовенства Сибири единогласно конституировал Адмирала Колчака временным главой Православной Церкви на освобождённых от большевиков Сибирских территориях — до времени освобождения Москвы, когда Святейший Патриарх Тихон сможет (не стесняемый безбожниками) полноценно приступить к своим обязанностям. При этом, Омский Собор постановил упоминать имя Колчака во время официальных церковных богослужений. Эти постановления Собора не отменены до сих пор!

По личному указанию Колчака следователем по особо важным делам Соколовым было организовано расследование злодейского убийства Императорской семьи Романовых в Екатеринбурге.

Адмирал Колчак объявил крестовый поход. У него собралось более 3,5 тысяч православных священнослужителей, в том числе 1,5 тысячи военного духовенства. По инициативе Колчака были сформированы отдельные боевые части, состоящие только из церковнослужителей и верующих (включая старообрядцев), чего не было у Корнилова, Деникина и Юденича. Это Православная дружина «Святого Креста», «333-й имени Марии Магдалины полк», «Святая Бригада», три полка «Иисуса Христа», «Богородицы» и «Николая Чудотворца».

Создавались воинские части из верующих и духовенства других конфессий. Например, мусульманские отряды «Зелёного знамени», «Батальон Защитников Иудейской Веры» и др.

УРАЛЬСКИЕ РАБОЧИЕ В АРМИИ КОЛЧАКА

Армия Колчака насчитывала всего 150 тысяч человек на фронте. Её основной ударной силой были Ижевская и Воткинская дивизии (под командованием генерала Каппеля), сформированные целиком из мастеров и рабочих, поднявших в конце 1918 г. восстание против политики военного коммунизма, экспроприации и уравниловки. Это были самые лучшие в России и в мире высококвалифицированные рабочие военных заводов Уральских городов Ижевска и Воткинска. Рабочие шли в бой против большевиков под красным знаменем, на котором было написано «В борьбе обретёшь ты право своё». Патронов у них почти не было. Их добывали у противника в психических штыковых атаках. Уральские рабочие ходили в штыковые атаки под залихватские звуки гармошек и музыку «Варшавянка», слова к которой они сочинили собственные. Ижевцы и Воткинцы буквально наводили ужас на большевиков, сметая целые полки и дивизии.

ЗИНОВИЙ СВЕРДЛОВ (ПЕШКОВ) НА СЛУЖБЕ У КОЛЧАКА

В борьбе против большевиков у Колчака участвовал Зиновий Свердлов (Пешков) — родной брат Якова Свердлова, который был председателем ВЦИК у большевиков и правой рукой Ленина. В начале 1919 г. Зиновий направил телеграмму своему брату Якову: «Яшка, когда мы возьмём Москву, то первым повесим Ленина, а вторым — тебя, за то, что вы сделали с Россией!»

ПОДЛИННЫЕ ОТНОШЕНИЯ КОЛЧАКА С ИНТЕРВЕНТАМИ

Александр Васильевич Колчак никогда не был «марионеткой интервентов», как утверждал советский агитпроп. Отношения с «союзниками-интервентами» у него были крайне натянутые. В начале 1919 г. французский генерал Жанен приехал в Омск. От имени Ллойд Джорджа и Клемансо он предъявил Колчаку ультиматум о подчинении ему (Жанену) не только союзных, но и всех Русских Белых войск в Сибири и объявлении его (Жанена) Верховным Главнокомандующим. В противном случае Колчак не получит никакой помощи от Франции и Англии. Колчак резко ответил, что скорее откажется от поддержки извне, чем согласится на подчинение всех Русских войск иностранному генералу и АНТАНТЕ.

В сентябре 1919 г. союзники стран АНТАНТЫ потребовали удалить все Русские части из Владивостока. Колчак ответил телеграммой командующему Русским гарнизоном генералу Розанову: «Повелеваю Вам оставить все Русские войска во Владивостоке и без моего повеления их никуда не выводить. Требование союзников — есть посягательство на суверенные права России…»

В это же время генерал Маннергейм предложил Колчаку помощь 100-тысячной Финской армии в обмен на передачу Финляндии части Карельского перешейка и размещение оккупационных финских войск в Петрограде. Колчак ответил: «Я Россией не торгую!»

Адмирал пошёл только на экономические уступки АНТАНТЕ. Его Правительство разрешило размещение иностранных концессий в Сибири и на Дальнем Востоке (включая создание там свободных экономических зон) на 15-25 лет, создание промышленных предприятий и разработку природных богатств, с целью использовать капитал стран АНТАНТЫ для восстановления экономики России после Гражданской войны. «Когда Россия окрепнет и придёт срок — мы их выкинем отсюда» — сказал Колчак.

ПОЛИТИЧЕСКИЕ И ЭКОНОМИЧЕСКИЕ ЦЕЛИ КОЛЧАКА

Адмирал Колчак восстановил в Сибири законы Российской Империи. Он сам и его Правительство никогда не ставило своей целью уничтожение целых социальных групп и слоёв населения. До сих пор не найдено ни одной директивы А. В. Колчака на массовый Белый террор в отношении рабочих и крестьян. Ленинские большевики (ещё в начале Первой мировой) обещали «перевести войну империалистическую в гражданскую», а захватив власть в октябре 1917 г., открыто провозгласили массовый революционный террор и полное уничтожение всех «контрреволюционных классов» — генофонда Российской нации — офицеров, юнкеров, священнослужителей, купцов, дворян, высококвалифицированных рабочих-мастеров и зажиточных крестьян.

После завершения Гражданской войны Сибирское правительство рассчитывало добиться классового, гражданского, межнационального и межрелигиозного примирения различных слоёв населения и политических партий (без крайне левых и без крайне правых). Поэтому, в 1919 г. правительство Колчака запретило деятельность как крайне левых экстремистских партий (большевиков и левых эсеров), так и крайне правых черносотенных организаций. Была разработана уникальная экономическая программа регулируемой государством рыночной экономики, в том числе создание индустриальной базы в Центральной и Западной Сибири, освоение пахотных земель и природных богатств, приращение населения Сибири к 1950-70 гг. до 200-400 миллионов человек.

ГИБЕЛЬ АДМИРАЛА КОЛЧАКА

В 1919 г. (осознав грозящую Советской власти катастрофу) большевики вынуждены были отказаться от экспорта мировой революции. Все боеспособные части Красной армии, предназначенные для революционного завоевания Центральной и Западной Европы, были брошены на Восточный Сибирский фронт против Колчака. К середине 1919 г. против 150-тысячной Колчаковской армии действовала более полумиллионная группировка Советских войск, включая 50 тысяч «красных интернационалистов»: китайцев, латышей, венгров и др. наёмников. Правительство Ленина через своих тайных эмиссаров в Париже, Лондоне, Токио, Нью-Йорке начало секретные переговоры с Антантой. Большевики вынуждены были пойти на секретное компромиссное соглашение с АНТАНТОЙ о сдаче в аренду и предоставлении концессий иностранному капиталу после Гражданской войны, создания Свободной экономической зоны в виде т.н. Дальневосточной республики. Кроме того, эсерам и меньшевикам было обещано создать коалиционное с большевиками Правительство.

В самый разгар боевых действий в войсках адмирала Колчака началась страшная эпидемия тифа. Было выведено из строя более половины всех войск. В это же время «союзники» полностью прекратили поставки вооружения и медикаментов, негласно аннулировав все прежние соглашения и уже оплаченные золотом военные заказы за границей. С согласия генерала Жанена Чехословацкий корпус в самый отчаянный момент полностью перекрыл стратегическую железнодорожную магистраль Николаевск-Иркутск. Единственную артерию, связывающую тыл с фронтом. С согласия АНТАНТЫ, командование Чешским корпусом передало 6 января 1920 г. Иркутскому большевистско-левоэсеровскому Политцентру адмирала Колчака (к этому времени сложившему с себя все полномочия и передавшему их атаману Семёнову и генералу Деникину). За это генерал Жанен (с согласия Ленинского правительства) передал Чехам часть золотого запаса России. Шедшие к Иркутску на выручку Колчаку Ижевская и Воткинская дивизии (под командованием генерала Каппеля) подошли к городским предместьям слишком поздно.

7 февраля 1920 г. по приговору Иркутского Ревкома адмирал А. В. Колчак был расстрелян без суда на берегу притока Ангары речки Ушаковки. Убийство Адмирала было санкционировано (с ведома АНТАНТЫ) архисекретной телеграммой лично Ульяновым-Лениным Иркутскому Ревкому. Перед расстрелом Колчак отказался завязать глаза повязкой и подарил свой серебрянный портсигар командиру расстрельной команды.


* * *

1.  Член Союза журналистов России, участник и инвалид 2-й группы ВОВ, участник обороны Москвы, гвардии подполковник в отставке Ульянин Юрий Алексеевич.

2.  Председатель Общественного совета по защите и сохранению мемориала и памятников у храма «Всех Святых на „Соколе“», участник и инвалид 2-й группы ВОВ, участник обороны Москвы Гицевич Лев Александрович.

3.  Генеральный директор Православного похоронного Центра Русской Православной церкви Московского Патриархата, участник ВОВ, бывший партизан Кузнецов Вячеслав Михайлович.

4.  Председатель Коллегии РЕВИСТОО «Добровольческий корпус», внук штабс-капитана Виноградова Дмитрия Сергеевича — участника 1-го Кубанского «Ледяного» похода Добровольческой армии 1918 г., Ламм Леонид Леонидович.

http://www.rusk.ru/st.php?idar=6351



* * *


ИСТОРИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ

По материалам сайта историка Сергея Владимировича Волкова


Забытая война

С. В. Волков, 2004

Войну, начавшуюся 90 лет назад, современники называли Второй Отечественной, а также Великой войной. Но парадоксы общественного сознания таковы, что уже через несколько десятилетий, Первая мировая война оказалась не только в тени Второй, но была почти полностью забыта.

Между тем, уступая последней по абсолютным размерам потерь, для судеб мира она имела никак не меньшее, а, пожалуй, гораздо большее значение, чем Вторая. Не говоря о том, что без неё не было бы и Второй (в результатах 1918-го года были заложены семена 1939-го), именно она открыла новую, продолжающуюся и поныне, эпоху в мировой истории. И не только потому, конечно, что в одной из воевавших стран группе международных преступников, руководствующихся утопической идеологией, удалось осуществить свой безумный эксперимент — в конце-концов, эксперимент этот, унеся ещё несколько десятков миллионов жизней, провалился и остался в прошлом, а коммунистическая идеология обанкротилась.

Но именно война 1914-1918 гг. не только неузнаваемо изменила политическую карту Европы и вывела на мировую сцену новую великую державу в лице США, но вызвала во всех воевавших странах такие внутренние изменения — социальные, психологические и культурные, которые провели резкую грань между обществом XX века и предшествующих столетий (и в этом смысле известное выражение, что «XIX век кончился в 1914 году» вполне справедливо). Новейшая история действительно начинается с Первой мировой войны.

У нас в стране этой войне и её героям особенно «не повезло». Усилиями большевистской пропаганды Вторая Отечественная превратилась в массовом сознании в позорную «империалистическую», так что подвиги на ней русских воинов не то что даже были забыты, а вообще как бы не имели права на существование. Исходя из сущности большевистской доктрины, принципиально интернациональной и антироссийской, воевать за геополитические интересы своей державы (а тем более Российской империи) было, понятно, проявлением «несознательности», а делать это сознательно — преступлением. Поэтому участие в той войне (равно как и вообще служба в «старой армии») в «анкетном» смысле было отягчающим фактором.

Даже когда ленинским последышам, припёртым к стене логикой истории, пришлось на время забыть о мировой революции и приняться изображать из себя патриотов, Первая мировая так и не была «реабилитирована». С известного времени стало можно прославлять героев Полтавы, Измаила и Бородина, с некоторой оглядкой («николаевский режим») защитников Севастополя, на высшем пике «сталинского ампира» — даже Порт-Артура, но не Первой мировой.

И это совершенно понятно, ибо в этой войне большевики фактически участвовали — на противоположной стороне. И чем большее место в советской пропаганде занимала «слава русского оружия», тем более неприглядно выглядели бы действия большевиков против этого оружия в 1914-1917 гг.

Ленин, как известно, призывал не только к поражению России в войне с внешним врагом, но и к началу во время этой войны войны внутренней — гражданской. Более полного воплощения государственной измены трудно себе представить, даже если бы Ленин никогда не получал немецких денег (теперь, впрочем, уже достаточно широко известно, что получал — как именно и сколько). При этом призывы Ленина к поражению России не оставались только призывами. Большевики под его руководством вели и практическую работу по разложению русской армии, а как только представилась первая возможность (после февральской революции), их агентура в стране приступила и к практической реализации «войны гражданской» — натравливанию солдат на офицеров и убийствам последних.

Естественно, что главными врагами большевиков были те, кто вёл Россию к победе, после которой о планах «революционного переустройства» пришлось бы надолго, если не навсегда, забыть. Поэтому если во всех других странах, в том числе и потерпевших поражение, подавляющее большинство генералов и офицеров окончили свои дни, окружённые почётом и уважением, часто — в глубокой старости, то русских ждала совсем другая участь.

Во время той войны многие издания помещали портреты убитых, и, вглядываясь в обрамлённые траурными рамками лица, трудно отделаться от ощущения, что этим людям, в сущности, очень повезло. Как-никак, они пали со славой в рядах своих частей, умерев с убеждением, что Россия осуществит свои исторические задачи, были с честью погребены и оплаканы. Им не пришлось испытать позора и унижения 1917 года, не пришлось, как десяткам тысяч их соратников, окончить свои дни с кляпом во рту и пулей в затылке в наспех вырытых рвах и зловонных от крови подвалах чрезвычаек, умереть, лишённым даже пенсии, от голода или влачить нищенское существование в изгнании.

Жестокий парадокс: Россия — важнейший член Антанты — одержавшей победу коалиции, столько для этой победы сделавшая и не раз спасавшая своих союзников, — была не только лишена её плодов, но и исчезла как государство, раскроена на «национальные» части и превращена в площадку для экспорта «мирового пожара». Этот революционный «удар в спину», когда победа была уже совсем близка, — поистине одна из самых трагических насмешек истории.

Сейчас, когда плоды большевистского расчленения страны сказались в полной мере и то, что называется Россией, пребывает в границах XVI века, и даже нефтью торговать не может иначе как прощая её наглое воровство лимитрофными «суверениями», а одна 3-я турецкая полевая армия обладает большими возможностями, чем все российские сухопутные войска, трудно представить себе, что 90 лет назад вопрос стоял об обладании Константинополем и Черноморскими проливами, и до осуществления заветного лозунга «Крест на Святую Софию!» оставалось едва ли более года.

Ведь Россия не проигрывала той войны. Она просто не дожила до победы, перестав существовать, уничтоженная внутренней смутой. Между тем, к 1917 г. русский фронт был совершенно благополучен, дела на нём обстояли никак не хуже, чем на западе и не существовало ни малейших оснований ни чисто военного, ни экономического порядка к тому, чтобы Россия не продержалась бы до конца войны (тем более, что не будь Россия выведена из войны, война бы кончилась гораздо раньше). Русская промышленность, разумеется, имела худшие шансы быстро приспособиться к войне, чем германская, но к лету 1916 г. кризис был преодолён, от снарядного голода не осталось и следа, войска были полностью обеспечены вооружением и в дальнейшем его недостатка не ощущалось (его запасов ещё и большевикам на всю Гражданскую войну хватило).

В ту войну противнику не отдавали полстраны, как в 1941-42 гг., неприятельские войска вообще не проникали в Россию дальше приграничных губерний. Даже после тяжёлого отступления 1915 г. фронт никогда не находился восточнее Пинска и Барановичей и не внушал ни малейших опасений в смысле прорыва противника к жизненно важным центрам страны (тогда как на западе фронт всё ещё находился в опасной близости к Парижу). Даже к октябрю 1917 г., если на севере фронт проходил по российской территории, то на юге — по территории противника (а в Закавказье — так и вовсе в глубине турецкой территории).

В той войне русские генералы не заваливали врага, как сталинские маршалы 30 лет спустя, трупами своих солдат. Боевые потери русской армии убитыми в боях (по разным оценкам от 775 до 908 тыс. чел.) соответствовали таковым потерям Центрального блока как 1:1 (Германия потеряла на русском фронте примерно 300 тыс. чел., Австро-Венгрия — 450 и Турция — примерно 150 тыс.). Россия вела войну с гораздо меньшим напряжением сил, чем её противники и союзники.

Выставив наиболее многочисленную армию из воевавших государств, она, в отличие от них, не испытывала проблем с людскими ресурсами. Напротив, численность призванных была избыточной и лишь увеличивала санитарные потери (кроме того, огромные запасные части, состоявшие из оторванных от семей лиц зрелого возраста, служили благоприятной средой для революционной агитации). Даже с учётом значительных санитарных потерь и умерших в плену общие потери были для России несравненно менее чувствительны, чем для других стран (заметим, что основная масса потерь от болезней пришлась как раз на время революционной смуты и вызванного ей постепенного развала фронта: среднемесячное число эвакуированных больных составляло в 1914 г. менее 17 тыс., в 1915 — чуть более 35, в 1916 — 52,5, а в 1917 г. — 146 тыс. чел.).

Доля мобилизованных в России была наименьшей — всего лишь 39% от всех мужчин в возрасте 15-49 лет, тогда как в Германии — 81%, в Австро-Венгрии — 74, во Франции — 79, Англии — 50, Италии — 72. При этом на каждую тысячу мобилизованных у России приходилось убитых и умерших 115, тогда как у Германии — 154, Австрии — 122, Франции — 168, Англии — 125 и т.д., на каждую тысячу мужчин в возрасте 15-49 лет Россия потеряла 45 чел., Германия — 125, Австрия — 90, Франция — 133, Англия — 62; наконец, на каждую тысячу всех жителей Россия потеряла 11 чел., Германия — 31, Австрия — 18, Франция — 34, Англия — 16. Добавим ещё, что едва ли не единственная из воевавших стран, Россия не испытывала никаких проблем с продовольствием. Германский немыслимого состава «военный хлеб» образца 1917 г. в России и присниться бы никому не мог.

При таких условиях разговоры о стихийном «недовольстве народа» тяготами войны и «объективных предпосылках» развала выглядят по меньшей мере странно: в любой другой стране их должно бы быть в несколько раз больше. Так что при нормальных политических условиях вопрос о том, чтобы «продержаться» даже не стоял бы. Напротив, на 1917 г. русское командование планировало решительные наступательные операции.

Но, как известно, не всех такое течение событий устраивало. И уже после февраля всё резко изменилось. Пользуясь нерешительностью и непоследовательностью Временного правительства, ленинцы весной, летом и осенью 1917 года вели работу по разложению армии совершенно открыто, вследствие чего на фронте не прекращались аресты, избиения и убийства офицеров. К ноябрю несколько сот офицеров было убито, не меньше покончило жизнь самоубийством (только зарегистрированных случаев более 800), многие тысячи лучших офицеров смещены и изгнаны из частей. Армия стала практически небоеспособна. Величайших трудов стоило просто удерживать войска на позициях, нести боевую службу, выделять наряды, ремонтировать позиции и т.д.

К середине декабря фронта как такового уже не существовало, по донесению начальника штаба Ставки, «При таких условиях фронт следует считать только обозначенным. Укреплённые позиции разрушаются, занесены снегом. Оперативная способность армии сведена к нулю… Позиция потеряла всякое боевое значение, её не существует. Оставшиеся части пришли в такое состояние, что боевого значения уже иметь не могут и постепенно расползаются в тыл в разных направлениях». Учитывая эти обстоятельства, говорить о «вынужденности» унизительного Брестского мира не вполне уместно, коль скоро заключавшие его сознательно довели армию до такого состояния, при котором других договоров и не заключают. Заключение его выглядит, скорее, закономерной платой германскому руководству за помощь, оказанную большевикам во взятии власти. Другое дело, что когда «мавр сделал своё дело» и российской армии больше не было, немцы не склонны были дорожить Лениным, и он был готов на всё ради сохранения власти.

Этот договор вычёркивал Россию из числа творцов послевоенного устройства мира, а для жителей союзных с ней стран однозначно означал предательство, что пришлось почувствовать на себе множеству российских граждан, оказавшихся в Европе в то время и попавших туда после Гражданской войны, нимало не повинным в ленинской политике. Жертвы и усилия России в мировой войне были обесценены одним росчерком пера, и их плодами предоставлено было пользоваться бывшим союзникам.

http://www.swolkov.narod.ru/publ/27.htm



* * *


Российское служилое сословие и его конец

С. В. Волков, 1996

Служилый слой, которым располагала дореволюционная Россия, своей структурой и основными характеристиками обязан реформам Петра Великого, хотя в ходе последних смены служилого сословия в целом не произошло. Люди, являвшиеся опорой реформатора, принадлежали за единичными, хорошо известными исключениями к тем же самым родам, которые составляли основу служилого дворянства и в ХVII веке (была нарушена разве что монополия нескольких десятков наиболее знатных родов — самой верхушки элиты на занятие высших должностей). Состав Сената, коллегий, высших и старших воинских чинов практически полностью состоял из прежнего русского дворянства (не считая иностранцев, пребывание коих на русской службе тогда в подавляющем большинстве случаев было временным). Так что прежнее дворянство (насчитывавшее на рубеже ХVII-ХVIII вв. примерно 30 тыс. чел.) составило основу и пореформенного офицерства и чиновничества, которые в совокупности и будут ниже условно именоваться «служилым сословием».

Не изменив первоначально персонального состава, реформы коренным образом изменили принцип комплектования служилого сословия, широко открыв в него путь на основе выслуги и положив начало процессу его постоянного и интенсивного обновления (в начале 1720-х годов недворянское происхождение имели до трети офицеров, во второй половине ХVIII в. около 30%, в первой половине XIX в. примерно 25, в конце XIX в. — 50-60, среди чиновников недворянского происхождения в середине ХVIII в. было более 55%, в начале — середине XIX в. — 60, в конце XIX в. — 70%), так что к началу XX в. 80-90% всех дворянских родов оказались возникшими благодаря этим реформам. Неофиты полностью абсорбировались средой, в которую вливались, и не меняли её характеристик в каждом новом поколении, но в целом это была уже новая элита, отличная по психологии и культуре от своих предшественников ХVII в. Кроме того, на состав служилого слоя оказало сильнейшее влияние включение в состав России в ХVIII — начале XIX вв. территорий с немецким (остзейским), польским, финским (шведское рыцарство), грузинским и иным дворянством, а также то, что с середины XIX в. он далеко не ограничивался дворянством (лишь до половины и менее членов его относились к личному или потомственному дворянству). В широком смысле служилое сословие охватывает не только офицерство и ранговое чиновничество, но и социальные группы, являвшиеся основными поставщиками их членов: сословия потомственных и личных дворян, «обер-офицерских детей» и почётных граждан.

Наряду с тем, что большинство членов служилого слоя России вошли в него путём собственных заслуг, их дети практически всегда наследовали статус своих родителей, оставаясь в составе этого слоя. Особенно это касается офицерства. Обычно, даже если родоначальник получал дворянство на гражданской службе, его потомки служили офицерами, и род превращался в военный, гражданское же чиновничество в значительной мере состояло из представителей служилого сословия в первом поколении. В XIX в. дворянских родов, чьи представители находились преимущественно на военной службе, было больше, чем тех, среди которых преобладали гражданские чиновники (существовали роды, представители которых из поколения в поколение служили только офицерами, во многих семьях все мужчины — отец, братья, дяди, двоюродные братья и т.д. были офицерами); родов, где было примерно равное число офицеров и гражданских чиновников, значительно меньше, чем преимущественно военных или гражданских. [Волков С. В., «Русский офицерский корпус». М., 1993, с. 273] Но к концу столетия эта тенденция ослабела. Можно отметить, что дворянские роды даже недавнего происхождения, но чисто служилые (чьи представители из поколения в поколение жили только на жалованье, не имея недвижимости) обычно превосходили по проценту членов рода, достигших высших чинов, более старые роды, владевшие собственностью. К началу XX в., при том, что многие старые дворянские роды дали по нескольку сотен офицеров и чиновников и на службе одновременно могло находиться до 20-30 представителей одного такого рода, большинство служилого сословия составляли представители родов, начавших служить не ранее середины XIX в., т.е. принадлежащих к нему в первом-втором поколении.

Служилое сословие было в целом наиболее образованной частью общества (не только до 90% деятелей российской науки и культуры происходило из этой среды, но и подавляющее большинство их сами были чиновниками и офицерами). Любопытно, что неосведомлённость в конкретных реалиях, порождает порой совершенно чудовищные по нелепости мифы, ставшие, тем не менее, общим местом в современной публицистике. Достаточно упомянуть «теорию» о происхождении интеллигенции из противостояния «образованных разночинцев» и «невежественных чиновников» (не пускавших первых в свою «касту»), тогда как на самом деле как раз этими «образованными разночинцами» чиновничество главным образом и комплектовалось.

Вопреки распространённым представлениям, служилый слой дореволюционной России был сравнительно немногочисленным (потомственные и личные дворяне и классные чиновники вместе с членами семей составляли 1,5% населения. [Корелин А. П., «Дворянство в пореформенной России». М., 1979, с. 44] Хотя в России значительная часть преподавателей, врачей, инженеров и других представителей массовых профессиональных групп интеллектуального слоя находилась на государственной службе и входила, таким образом, в состав чиновничества, общее число российских чиновников всегда было довольно невелико, особенно при сопоставлении с другими странами.

На рубеже XVII-XVIII вв. всех «приказных людей» в России насчитывалось около 4,7 тыс. чел., тогда как в Англии в начале XVIII в. при вчетверо меньшем населении — 10 тыс. В середине XVIII в. всех ранговых гражданских чиновников в России насчитывалось всего 2051 (с канцеляристами 5379). В 1796 г. ранговых чиновников было 15,5 тыс., в 1804 — 13,2 тыс., в 1847 — 61548, в 1857 — 86,1 тыс., в 1897 — 101,5 тыс., в начале XX в. — 161 тыс. (с канцеляристами 385 тыс.). К 1917 г. всех государственных служащих насчитывалось 576 тыс. чел. Между тем, во Франции уже в середине XIX в. их было 0,5 млн., в Англии к 1914 г. (при втрое-вчетверо меньшем населении) — 779 тыс., в США в 1900 г. (при в 1,5 раза меньшем населении) — 1275 тыс., наконец, в Германии в 1918 г. (при в 2,5 раза меньшем населении) — 1,5 млн. [Волков С. В., «На углях великого пожара». М., 1990, с. 34-35] С учётом численности населения, в России «на душу населения» приходилось в 5-8 раз меньше чиновников, чем в любой европейской стране. Численность офицеров в начале XVIII в. составляла чуть более 2 тыс., в середине XVIII в. — около 9 тыс., в начале XIX в. 12-15 тыс., во второй четверти XIX в. — 24-30, затем — 30-40 тыс., в начале XX — 40-50 тыс. [В т.ч. 1645 офицеров Отдельного корпуса пограничной стражи, 997 Отдельного корпуса жандармов и примерно 2,5 тыс. флота.] Военных и морских чиновников в XVIII-XIX насчитывалось 1,5-2 тыс., к 1825 г. — 5-6, в середине XIX в. — 8-9, во второй половине века — свыше 10, в начале XX в. — 12 -13 тыс.

Мировая война существенно изменила структуру и состав служилого сословия. Почти все лица, имевшие соответствующее образование и годные к военной службе были призваны в армию и стали офицерами и военными чиновниками, так что бóльшая часть служилого сословия надела погоны. Кроме того, в его состав было включено значительное число лиц, которые в обычное время не могли бы на это претендовать (широко практиковалось производство в офицеры из нижних чинов и в чиновники военного времени низших служащих по упрощённому экзамену на классную должность).

В общей сложности за войну было произведено в офицеры около 220 тыс. человек (в т.ч. 78581 чел. из военных училищ и 108970 из школ прапорщиков), то есть за три с лишним года больше, чем за всю историю русской армии до мировой войны. Учитывая, что непосредственно после мобилизации (до начала выпуска офицеров военного времени) численность офицерского корпуса составила примерно 80 тыс. человек, общее число офицеров составит 300 тысяч. Из этого числа следует вычесть потери, понесённые в годы войны. Непосредственные боевые потери (убитыми, умершими от ран на поле боя, ранеными, пленными и пропавшими без вести) составили свыше 70 тыс. чел. [Точнее — 71298, в т.ч. 208 генералов, 3368 штаб — и 67772 обер-офицера, из последних 37392 прапорщика. См.: «Россия в мировой войне 1914-1918 гг. в цифрах». М., 1925, с. 31] Однако в это число, с одной стороны, входят оставшиеся в живых и даже вернувшиеся в строй (только в строй вернулось до 20 тыс. [Кавтарадзе А. Г. «Военные специалисты на службе Республики Советов». 1917-1920 гг., с. 28]), а с другой, — не входят погибшие от других причин (несчастных случаев, самоубийств) и умершие от болезней.

Поэтому, чтобы выяснить, сколько офицеров оставалось в живых к концу 1917 г., следует определить приблизительное число погибших (убитых, умерших в России и в плену и пропавших без вести). Число убитых и умерших от ран по различным источникам колеблется от 13,8 до 15,9 тыс. чел., погибших от других причин (в т.ч. в плену) — 3,4 тыс., оставшихся на поле сражения и пропавших без вести — 4,7 тыс., то есть всего примерно 24 тыс. человек. Таким образом, к концу войны насчитывалось около 276 тыс. офицеров, из которых к этому времени 13 тыс. ещё оставались в плену, а 21-27 тыс. по тяжести ранений не смогли вернуться в строй. Следует подчеркнуть, что нас интересуют все офицеры (а не только бывшие в строю к моменту революции), поскольку когда в дальнейшем будет идти речь о численности погибших от террора, эмигрировавших, воевавших в белых и красной армиях, то в это число входят и те, кто был в начале 1918 г. в плену, и те, кто находился в России вне рядов армии. Так что цифра 276 тыс. офицеров (считая и ещё не вернувшихся в строй) выглядит наиболее близкой к истине и едва ли может вызывать возражения, [Иногда округлённо численность офицерского корпуса оценивается в 300 тыс. (Павлов В. Е., «Марковцы в боях и походах за Россию в освободительной войне 1918-1920 годов», т. 1, Париж, 1962, с. 20, 124; Елисеев Ф. И., «Лабинцы и последние дни на Кубани» // Вестник первопоходника, №43, С. 28). Встречаются мнения о 320 (Еленевский А., «Военные училища в Сибири» // Военная Быль, №61, с. 26), 400 (Сербин Ю. В., «Ген. В. Л. Покровский» // Вестник первопоходника, №25, с. 9), и даже 500 тыс. офицеров (Николаев К. Н., «Первый Кубанский поход» // Вестник первопоходника, №29, с. 24; Зиновьев Г. Е. «Армия и народ: Советская власть и офицерство». Пг., 1920, с. 12), но, либо в этом случае имеется в виду численность с военными чиновниками и врачами, либо это просто недоразумение. Примерно к таким же выводам приходит А. Зайцов; исходя из того, что на 1 мая 1917 г. в Действующей армии состояло налицо 136,6 и по списку 202,2 тыс. офицеров, следовательно, в тылу ещё по крайней мере 37 тыс. (при том же соотношении 1:50 солдат), плюс 13 тыс. в плену на август 1918 г. и 40,5 тыс. раненых, контуженных и отравленных газами, он определяет минимальную численность офицеров в 200, а более реальную — в 250 тысяч (Зайцов А. А., «1918 год». Гельсингфорс, 1934, с. 183). Цифру 250 тыс. называет и Н. Н. Головин (Головин Н. Н., «Российская контрреволюция», кн. 1. Ревель, 1937, с. 85). Эту же цифру принимает и А. Г. Кавтарадзе (Кавтарадзе А. Г., «Военные специалисты», с. 28), причём не включает сюда не вернувшихся к тому времени в строй (в т.ч. и пленных). В советской литературе приводятся цифры 240 (Спирин Л. М., «В. И. Ленин и создание советских командных кадров» // Военно-исторический журнал, 1965, №4, с. 11) и 275-280 тысяч (Буравченков А. А., «Офицерский корпус русской армии накануне Октябрьской революции» // Интеллигенция и революция, XX век. М., 1985, с. 147).] тем более, что она полностью согласуется с тем, что известно о численности офицерского корпуса Действующей армии (она охватывала 70-75% всех офицеров). [На 1 января 1917 в ней было 145,9 офицеров и 48 тыс. военных чиновников, на 1 марта — 190,6 и 56,6, на 1 мая — 202,2 и 60,0, на 25 октября — 157,9 и 107,6 соответственно. Флот в январе 1917 г. насчитывал 5,2 тыс. офицеров, в конце года — примерно 6 тыс., к январю 1918 г. — 8,4 тыс. (См.: Спирин Л. М., «В. И. Ленин и создание советских командных кадров»; Гаврилов Л. М., «О численности русской армии в период февральской революции» // История СССР, 1964, №2; Гаврилов Л. М., Кутузов В. В., «Перепись русской армии 25.X.1917 г.» // История СССР, 1972, №3; Доценко В. Д., «Эхо минувшего» // Н. З. Кадесников., «Краткий очерк Белой борьбы под Андреевским флагом». Л., 1991, с. 6; Березовский Н. Ю., «Военспецы на службе в красном флоте» // Военно-исторический журнал, 1996, №2, с. 54).] Численность врачей и иных военных чиновников (увеличившаяся почти вдвое за вторую половину 1917 г.) составляла около 140 тыс. человек. Таким образом, вместе с гражданскими чиновниками численность служилого слоя не превышала в это время 600 тыс. чел.

Будучи основной опорой российской государственности, этот слой встретил большевистский переворот, естественно, резко враждебно. Хотя в сопротивлении непосредственно участвовала лишь часть его, но среди тех, кто оказывал сопротивление установлению большевистской диктатуры в стране, представители служилого сословия (вместе с потенциальными его членами — учащейся молодёжью) составляли до 80-90%. [Именно такой состав имела на первых порах Добровольческая армия и аналогичные ей формирования на других фронтах (из 3683 участников Первого Кубанского похода к этой категории относилось более 3 тыс., на Востоке осенью 1918 г. из 5261 штыков Среднесибирского корпуса офицерами были 2929 и т.д.).] Судьбы представителей служилого слоя складывались различным образом (в значительной мере в зависимости от места проживания и семейного положения); можно выделить следующие группы:

1.  погибшие в годы гражданской войны, в т.ч.
а)  расстрелянные большевиками в ходе красного террора,
б)  погибшие в составе белых армий,
в)  мобилизованные большевиками и погибшие во время нахождения на советской службе;

2.  эмигрировавшие, в т.ч.
а)  с белыми армиями в 1919-1922 гг.,
б)  самостоятельно, начиная с весны 1917 года;

3.  оставшиеся в СССР, в т.ч.
а)  расстрелянные непосредственно после гражданской войны,
б)  расстрелянные в ходе репрессий 1928-1931 годов,
в)  уцелевшие к середине 1930-х годов.

Систематического изучения судеб членов российского служилого слоя никогда не проводилось. Такое исследование предполагает составление базы данных на всех его представителей, живших к концу 1917 года. Проведение его, в принципе, вполне посильно (в настоящее время, например, составлена неполная база данных на лиц, служивших в офицерских и классных чинах в Императорской России, охватывающая свыше 500 тыс. чел.), но потребует обработки слишком большого круга весьма различных источников. Пока же даже приблизительный количественный анализ судеб представителей служилого сословия вызывает большие затруднения, поскольку только по некоторым из перечисленных выше групп имеются данные, позволяющие составить общее представление об их численности, а о доле остальных остаётся судить по «остаточному» принципу. Некоторым подспорьем является база данных на участников Белого движения в России (к настоящему времени около 130 тыс. чел.), позволяющая составить представление о доле погибших и эмигрировавших офицеров и чиновников. Ниже будет сделана попытка обобщить некоторые имеющиеся данные.

Служилое сословие стало, естественно, главным объектом красного террора. Наиболее массовые убийства (помимо регулярных расстрелов в Москве, Петрограде и губернских городах) имели место в начале 1918 года в Крыму (не менее 3 тыс. чел.), в Одессе, Донской области и в Киеве (около 5 тыс. чел., главным образом офицеров). [По сведениям Украинского Красного Креста общее число жертв исчисляется в 5 тыс. чел., из коих большинство — до 3 тысяч, офицеров (Стефанович М. Л., «Первые жертвы большевицкого массового террора» (Киев — январь 1918 г.) // «Часовой», №502, с. 15-16). Называются также цифры в 2 тыс. (Мельгунов С. П., «Красный террор в России». М., 1990, с. 46; «Доклад Центрального Комитета Российского Красного Креста» // Архив Русской Революции, т. VI, с. 340), около 5 тыс. (Матасов В. Д., «Белое движение на Юге России. 1917-1920 годы». Монреаль, 1990, с. 59) и даже 6 тыс. погибших офицеров (Розеншильд-Паулин В., «Участие в Белом Движении. Жизнь за рубежом» // Гоштовт Г. А., «Кирасиры Его Величества в Великую войну», т. 3. Париж, б.г., с. 131).] Анализ списков расстрелянных в 1918-1919 годы в различных городах свидетельствует, что его представители составляли огромное большинство жертв, не говоря уже о ставших жертвами толпы и самочинных расправ в конце 1917 — начале 1918 года. Встречаются сведения, что из 1,7-1,8 млн. жертв террора офицеры составили 54 тыс. (включая, очевидно, и расстрелянных сразу после гражданской войны), а представители умственного труда — до 370 тыс.; [Мельгунов С. П., «Красный террор в России». М., 1990, с. 87-88] есть основания полагать, что не менее трети их состояли на государственной службе.

Наибольшее количество данных по годам гражданской войны имеется о военной части служилого сословия — офицерах и военных чиновниках. На судьбы этой части служилого слоя оказывал влияние целый ряд обстоятельств: нахождение в конце 1917 — начале 1918 года ещё значительной их части на разложившемся фронте, а части в плену в Германии и Австрии. Большинство офицеров стремилось пробраться к своим семьям, чтобы хоть как-то обеспечить их существование. Семьи кадровых офицеров проживали в это время в абсолютном большинстве там, где располагались до войны их воинские части. Подавляющее большинство их стояло в губернских городах центральной России, находившихся под властью большевиков. (Это обстоятельство, кстати, послужило главной причиной, по которой большевики смогли впоследствии мобилизовать столь значительное число офицеров.) Практически все штабы и управления, равно как и разного рода военные организации, также располагались в столицах и крупнейших городах. Большинство интеллигенции, из которой в значительной части происходили офицеры военного времени, также проживало там. Поэтому естественно, что именно в них (и прежде всего в центах военных округов — Петрограде, Москве, Киеве, Казани, Тифлисе, Одессе, Омске, Иркутске, Ташкенте) скопилось наибольшее количество офицеров. Хотя цифры по конкретным городам называются разные, но порядок их примерно одинаков. В Москве насчитывалось до 50 тыс. офицеров; на конец октября называется также цифра около 55 тыс. и много незарегистрированных [Нестерович-Берг М. А., «В борьбе с большевиками. Воспоминания». Париж, 1931, с. 39] — или 56 тыс., [Мамонтов С., «Походы и кони». Париж, 1981, с. 53] в Киеве — 40 тыс., в Херсоне и Ростове — по 15, в Симферополе, Екатеринодаре, Минске — по 10 тыс. и т.д. [Николаев К. Н., «Первый Кубанский поход» // Вестник первопоходника, №29, с. 24] По другим данным, в Киеве было 19,5 тыс. офицеров, в Пскове 10, в Ростове 9,5 тыс. [Еленевский А., «Перечисление войсковых частей Поволжья и Сибири в 1918-1919 годах» // Военная Быль, №89, с. 38] По третьим — в Киеве 35-40 тыс., в Херсоне — 12, Харькове — 10, Симферополе — 9, Минске — 8, Ростове около 16 тыс. [Поляков И., «Донские казаки в борьбе с большевиками» // Вестник первопоходника, №6, с. 26; Число офицеров в Киеве определялось также в 30 тыс. чел. (Доклад начальнику операционного отделения германского восточного фронта о положении дел на Украине в марте 1918 года // Архив Русской Революции, т. I, с. 291).]

Наибольшее число офицеров и военных чиновников служило в белых формированиях и учреждениях на Юге России (в т.ч. в добровольческих формированиях 1918 г. на Украине). Общее число офицеров, убитых в белой армии на Юге, можно определить, исходя из потерь основных добровольческих частей. Численный состав Корниловской, Марковской, Дроздовской дивизий был примерно одинаков. Потери убитыми корниловцев и дроздовцев исчисляются в 14 и 15 тыс. чел., причём для корниловцев известно точное число офицеров — 5,3 тыс. [Критский М. А., «Корниловский ударный полк». Париж, 1936, с. 227] Потери марковцев несколько ниже, но зато в марковских частях была выше доля офицеров (в корниловских и дроздовских она была одинакова), причём изначально, в 1918 г., когда потери были наибольшими, это были чисто офицерские части. Таким образом, в рядах этих трёх «цветных» дивизий погибло примерно 15 тыс. офицеров. С алексеевцами и другими добровольческими частями (численность которых, вместе взятых, равна каждой из трёх дивизий) — 20 тыс. Гвардейские и кавалерийские полки Императорской армии, возрождённые на Юге, потеряли по 20-30 офицеров, т.е. всего примерно 2 тыс. В других пехотных частях ВСЮР и Русской Армии офицеров было относительно немного, как и в казачьих войсках. Очень сильно насыщены офицерами были артиллерийские, бронепоездные и другие технические части (от трети до половины состава), но они несли сравнительно меньшие потери. Поэтому общее число убитых офицеров едва ли превысит 30 тыс. С потерями от болезней — до 35-40 тысяч.

В первый период войны — практически в течение всего 1918 г. в плен обычно не брали, особенно офицеров. В дальнейшем, особенно после того, как начались мобилизации офицеров в Красную Армию, тех, кто не был после пленения сразу же убит, стали иногда отправлять в тыл, а некоторых даже пытались привлечь на службу в красные части, но до осени 1919 г. речь может идти лишь о нескольких десятках человек. Однако довольно много попало в плен в начале 1920 г. при агонии белого фронта на Юге. Хорошо известны трагические последствия бездарно проведённых эвакуаций Одессы и Новороссийска, в которых скопились почти все отходящие белые части. В Одессе, в частности, попало в плен около 200 офицеров, [Варнек П. А., «Эвакуация Одессы Добровольческой армией в 1920 г.» // Военная Быль, №106, с. 16-17] много их было захвачено в Екатеринодаре, при эвакуации Новороссийска в плен попало по данным красного командования 2,5 тыс. офицеров. [Кравченко В., «Дроздовцы от Ясс до Галлиполи», т. 1. Мюнхен, 1973, с. 392. По паническим слухам, распространявшимся в невоенных белых кругах под влиянием Новороссийской катастрофы, там было захвачено в плен чуть ли не 10 тыс. офицеров (Валентинов А. А., «Крымская эпопея» // Архив Русской Революции, т. 5, с. 343), причём в советских работах именно эта курьёзная цифра часто приводится вместо данных красного же командования.] Некоторые потери пленными были в ходе весенне-осенней кампании 1920 г. В общей сложности на Юге России всего в плен попало к осени 1920 г. около 7 тыс. офицеров.

В Крыму при Врангеле насчитывалось всего 50 тыс. офицеров. Из примерно 150 тыс. эвакуированных было примерно 70 тыс. военнослужащих, и это вполне согласуется с тем, что в армейских лагерях, после того, как все сверхштатные штаб-офицеры, больные, раненые и престарелые были отпущены из армии, разместилось 56,2 тыс. чел., из которых офицеров могло быть до 15-20 тыс. (учитывая, что к 1925 г., когда в армии осталось 14 тыс., офицеров из них было 8 тыс.). Отпущено в Константинополе было, следовательно 14 тыс. — в большинстве офицеров (проведённая осенью 1922 г. перепись офицеров, зафиксировала примерно 10 тыс. офицеров — почти все из служивших на Юге России, но не бывших в рядах армии после ноября 1920 г.). [«Российская эмиграция в Турции, Юго-Восточной и Центральной Европе 20-х годов». М., 1994, с. 62-63] Всего, стало быть, из Крыма эвакуировалось до 30 тыс. офицеров, и около 20 осталось в Крыму. Кроме того, после эвакуаций Одессы и Новороссийска за границей осталось около 15 тыс. офицеров, и около 3 тыс. нелегально вернулись в Россию. [«Российская эмиграция в Турции, Юго-Восточной и Центральной Европе 20-х годов». М., 1994, с. 10-11.]

Судьбы офицерства белых армий, исходя из приведённых выше данных и подсчётов по имеющейся базе данных по персоналиям (около половины всех белых офицеров), можно приблизительно представить следующими цифрами. На Юге России в Белом движении приняло участие примерно 115 тыс. офицеров, из которых 35-40 тыс. погибло, до 45 тыс. эмигрировало (15 тыс. до осени 1920 г. и 30 из Крыма), и до 30 тыс. (около 7 тыс. пленных до осени 1920 г., около 20 тыс. оставшихся в Крыму, и около 3 тыс. вернувшихся в 1920 г.) осталось в России.

На Востоке воевало 35-40 тыс. офицеров, из которых погибло до 7 тыс. (примерно 20%), столько же эмигрировало, а большинство осталось на советской территории.

На Севере из 3,5-4 тысяч офицеров погибло не менее 500, осталось (попало в плен) 1,5 тыс. (свыше трети), а половина эмигрировала (в большинстве до начала 1920 г.).

На Западе страны в белых войсках (Северо-Западная армия, Русская Западная армия Бермондта-Авалова и формирования в Польше) участвовало в общей сложности около 7 тыс. офицеров, из которых погибло не более 1,5 тыс. (ок. 20%), а подавляющее большинство (здесь не было проблем с эвакуацией) оказалось за границей, на советской же территории осталось менее 10%.

Из участников антисоветского подполья (приблизительно 7 тыс. офицеров, не считая тех, кто потом воевал в белых армиях) удалось уцелеть и выбраться за границу лишь немногим (не более 400-500 чел.). Таким образом, из примерно 170 тыс. офицеров, участвовавших в Белом движении около 30% (50-55 тыс. чел.) погибло, до 58 тыс. оказалось в эмиграции и примерно столько же осталось на советской территории.

Таким образом, на Южном фронте антибольшевистской борьбы (Добровольческая и Донская армии, ВСЮР, Русская армия) воевало около 68% всех офицеров-белогвардейцев, на Востоке — свыше 22%, на Севере — 2,5%, на Западе и в подпольных организациях — по 4%. Юг даёт до 73% всех погибших, Восток — около 13%, подполье — до 12%, Запад — менее 3% и Север около 1%. Среди белых офицеров-эмигрантов на Юге воевало примерно 78%, на Востоке — более 10%, на Западе около 7% и на Севере чуть более 3%. Из оставшихся в России на Юг приходится немногим более половины, на Восток — свыше 40%, на Север 2-3% и на Запад — менее 2% всех белых офицеров. Под «оставшимися в России» имеются в виду как попавшие в плен, так и оставшиеся на советской территории и растворившиеся среди населения. Подавляющее большинство их также погибло, будучи расстрелянными сразу, как в Крыму или на Севере (где они были истреблены за несколько месяцев почти поголовно) или в последующие годы.

Несколько тысяч офицеров (в основном местные уроженцы) служили в армиях возникших на окраинах России государств — до 3 тыс. в украинской, несколько тыс. в польской, по нескольку сот в литовской, латышской, эстонской, по 1-1,5 тыс. в финляндской, армянской, грузинской и азербайджанской. Служившие в армиях государств, сохранивших независимость, естественно, остались за границей, из служивших в петлюровской армии эмигрировала примерно половина, но из служивших в закавказских армиях абсолютное большинство осталось в СССР.

Большевиками на 1.09.1919 г. было мобилизовано 35502 бывших офицера, 3441 военный чиновник и 3494 врача, всего же с 12 июля 1918 по 15 августа 1920 г. — 48409 бывших офицеров, 10339 военных чиновников, 13949 врачей и 26766 чел. младшего медперсонала, [«Директивы командования фронтов Красной Армии (1917-1922)», т. 4. М., 1978, с. 274; «Военные специалисты» // Гражданская война в СССР. Энциклопедия, с. 107; Зайцов А. А., «1918 год», с. 183] т.е. 72697 лиц в офицерских и классных чинах. Кроме того, некоторое число офицеров поступило в армию до лета 1918 г., а с начала 1920 г. была зачислена и часть пленных офицеров белых армий, каковых в 1921 г. было учтено 14390 человек (из них до 1.01.1921 г. 12 тыс.). [Ефимов Н., «Командный состав Красной Армии» // «Гражданская война 1918-1921 гг.», т. 2. М., 1928, с. 97, 107] Цифра в 8 тыс. добровольцев, которая столь широко распространена в литературе — вполне мифическая, и не подтверждается никакими реальными данными. [Она возникла из упоминания в беседе Н. И. Подвойского с Ф. В. Костяевым в 1921 г. о том, что будто бы предложивших свои услуги офицеров было бы достаточно для укомплектования то ли 9-10, то ли 20 дивизий (Кавтарадзе А. Г., «Военные специалисты», с. 70, 116, 166, 212).] Тем более, что речь идёт о лицах, предложивших свои услуги до Брестского мира с единственной целью противодействия германскому нашествию, которые после марта в большинстве ушли или были уволены. [Армия насчитывала тогда всего 150 тыс. человек и в любом случае не нуждалась в таком количестве комсостава. Те из них, кто не ушли в белые армии, были призваны после начала мобилизаций и вошли в число мобилизованных.] Но, во всяком случае, до мобилизаций 2-3 тысячи офицеров могло служить у большевиков. Цифры призыва — 48,5 тыс., равно как и 12 тыс. бывших белых офицеров следует признать вполне достоверными как основанные на документальных списочных данных. Но ими практически и исчерпывается весь состав когда-либо служивших у большевиков офицеров, т.к. даже приняв во внимание несколько тысяч добровольцев, всего служило не более 63-64 тыс. офицеров и более 24 тыс. врачей и военных чиновников. К концу войны офицеров никак не могло быть более этого числа, ибо несколько тысяч перешло к белым и погибло, а состояло в армии в это время, как и указывается в ряде работ, 70-75 тыс. чел. вместе с врачами и чиновниками. Офицеров в этом случае должно быть примерно 50 тыс., что вполне реально отражает потери. В общей сложности из числа служивших у красных офицеров погибло не более 10 тыс. человек.

Таким образом, из общего числа офицеров русской армии примерно 170 тыс. (около 62%) воевало в белых армиях, у большевиков (без учёта взятых в плен бывших белых) — 50-55 тыс. (около 20%), в армиях новообразованных государств — до 15 тыс. (5-6%) и более 10% — свыше 30 тыс. не участвовало в гражданской войне — главным образом по той причине, что в подавляющем большинстве (свыше 2/3 «не участвовавших») они были истреблены большевиками в первые месяцы после развала фронта (конец 1917 — весна 1918 гг.) и в ходе красного террора.

Во время гражданской войны погибло 85-90 тыс. офицеров. Свыше 60% этого числа (50-55 тыс. чел.) падает на белые армии, свыше 10% (до 10 тыс. чел.) — на красную, 4-5% на национальные и 22-23% (около 20 тыс. чел.) на жертвы антиофицерского террора. В эмиграции оказалось примерно 70 тыс. офицеров, из которых до 83% — эвакуировались с белыми армиями (58 тыс. чел.), до 10% служили в армиях новообразованных государств, а остальные не участвовали в войне (в подавляющем большинстве это не вернувшиеся в Россию из-за революции бывшие пленные мировой войны и офицеры русских частей во Франции и на Салоникском фронте). На советской территории в общей сложности осталось около 110 тыс. офицеров. До 53% (57-58 тыс. чел.) из них служили в белых армиях (включая тех, что после плена служили в красной), чуть больше 40% (45-48 тыс. чел.) служили только в Красной Армии и остальные 7-8% примерно поровну делятся на тех, кто служил в петлюровской и закавказских армиях и кому удалось вовсе уклониться от военной службы.

В общей сложности в 1914-1922 гг. офицерские погоны носило примерно 310 тысяч человек. В округлённых цифрах — 40 тыс. (около 13%) из них были кадровыми офицерами к началу мировой войны, ещё столько же были призваны из запаса, 220 тыс. (71%) подготовлено за войну и до 10 тыс. (чуть больше 3%) произведено в белых армиях. Из этого числа 24 тыс. (около 8%) погибло в мировую войну, до 90 тыс. (около 30%) — в гражданскую (до эвакуации белых армий), 70 тыс. (22-23%) оказалось в эмиграции и 110 тыс. (35-36%) — на советской территории. Остаётся ещё добавить, что из оставшихся в России (а также вернувшихся из эмиграции, откуда за всё время с 1921 г. возвратилось примерно 3 тыс. офицеров) от 70 до 80 тысяч было расстреляно или погибло в тюрьмах и лагерях в 20-30-е годы (от трети до половины этого числа приходится на 1920-1922 гг. — главным образом в Крыму и Архангельской губернии).

Что касается гражданской части служилого сословия, то его потери погибшими в годы гражданской войны в процентном отношении не столь велики, как офицерства, но также составляют несколько десятков тысяч человек. Учитывая, что ранговых чиновников насчитывалось не более 250-300 тыс., а в эмиграции оказалось не менее 500-600 тыс. лиц, принадлежащих к образованному слою, среди которых, если исключить членов семей, государственных служащих могло быть до трети, то окажется, что в СССР могло остаться не более 150-200 тыс. представителей гражданской части служилого сословия. Немалое число лиц этого слоя, обладавших высоким уровнем образования, были вынуждены по социально-политическим причинам переместиться в низшие слои служащих (став конторщиками, учётчиками, счетоводами и т.п.).

Советская власть проводила последовательную политику вытеснения этого элемента из интеллектуальной сферы, однако далеко не сразу могла осуществить её в полной мере. Отношение к нему характеризовалось такими, например, высказываниями: «Разве мы спокойны, когда наших детей учат господа от кокарды? …Разве не внутренние чехословаки — инженеры, администраторы — пособляют голоду? …Очень жаль, что мы ещё нуждаемся во вчерашних людях: надо поскорее, где можно, избавиться от их фарисейской помощи». [«Известия Олонецкого губернского Совета», 11.10.1918] Планы избавления от нежелательных элементов простирались до того, что ведущими теоретиками предлагалось упразднение вовсе некоторых видов деятельности, которыми могли заниматься лишь преимущественно старые специалисты. Например, «при условии твёрдого обеспечения классового состава суда — предоставить суду судить по своему рабочему сознанию без всяких подробных уголовных кодексов»; чтобы оставить без работы нашедших себе занятие в этой сфере образованных людей старой формации, предлагалось отменить прописку, паспорта и регистрацию брака, предельно упростить систему образования, отменив ряд предметов (в частности, преподавание языков), которые «довольно часто преподаются как раз обломками прежних господствующих классов» и т.д. [Довольно подробный перечень таких мер см., напр.: Ларин Ю., «Интеллигенция и Советы». М., 1924]

Придя к власти, большевики провозгласили в качестве основной линии «слом старого аппарата» и уничтожение чиновничества, но такой слом, естественно, не мог быть осуществлён без воцарения полной анархии. Поэтому, если был почти полностью заменён персонал карательных и юридических структур и органов непосредственного административного управления, то остальные большевики в первые месяцы не только не разрушили, но и были весьма обеспокоены тем обстоятельством, что чиновники не желали с ними сотрудничать. Персонал их не только не был разогнан, но всеми средствами, в т.ч. и под угрозой расстрела, его пытались заставить работать по-прежнему. В конце-концов им это в некоторой степени удалось, и ведомства продолжали функционировать за счёт присутствия там значительной части прежнего состава.

Материалы переписи служащих Москвы 1918 г. свидетельствуют о наличии в большинстве учреждений не менее 10-15% бывших чиновников, в ряде ведомств их доля повышается до трети, а в некоторых учреждениях они абсолютно преобладали (например, в Наркомате путей сообщения 83,4%, Наркомфине — 94%), в ВСНХ бывшие чиновники составляли в 1919 г. — 62,7%, 1920 — 54,4%, 1921 — 48,5%. [См.: Ирошников М. П., «Председатель Совнаркома и Совета Обороны В. И. Ульянов (Ленин). Очерки государственной деятельности в 1917-1918 гг.», с. 425-426; он же: «Председатель Совнаркома и Совета Обороны В. И. Ульянов (Ленин). Очерки государственной деятельности в июле 1918 — марте 1920 гг.», с. 281-282.] Так что практические задачи государственного выживания до известной степени препятствовали полной реализации теоретических посылок, поскольку требовали наличия хотя бы минимального числа отвечающих своему прямому назначению специалистов, и до самого конца 20-х годов советская власть была ещё вынуждена мириться с преобладанием в государственном аппарате старой интеллигенции, в том числе и некоторого числа представителей служилого сословия. Особенно это касалось наиболее квалифицированных кадров и в первую очередь науки и профессорско-преподавательского состава вузов (практически целиком принадлежавшего до революции к ранговому чиновничеству).

В 1929 г., когда власти намеревались перейти к радикальным изменениям в составе интеллектуального слоя, была проведена перепись служащих и специалистов страны, охватившая 825086 чел. по состоянию на 1 октября. [Данные этой переписи см.: Бинеман Я., Хейнман. «Кадры государственного и кооперативного аппарата СССР». М., 1930] Ею был учтён и такой фактор, как служба в старом государственном аппарате, причём выяснилось, что доля таких лиц довольно высока. Процент служивших в старом государственном аппарате сильно разнится по ведомствам от 2% до более трети, причём наибольшее количество таких лиц служило в наркоматах всех уровней, особенно Наркомпочтеле (40,4% всех его служащих), Наркомфине (21,6%), и Наркомземе (15,2%), а также в Госбанке, в Госплане доля их составляла 13,6%. Всего перепись насчитала служивших в старом аппарате 74400 чел. (из коих следует вычесть 4389 лиц, принадлежавших в прошлом к обслуживающему персоналу и не входивших в состав чиновничества), в т.ч. 5574 чел. относились к высшему персоналу. Они составили 9% всех советских служащих. Здесь надо учесть, что, во-первых, старый государственный аппарат был сам по себе в несколько раз меньше, во-вторых, за 12 послереволюционных лет не менее половины его персонала должна была естественным путём уйти в отставку по возрасту, и в-третьих, он понёс огромные потери в годы гражданской войны от террора и эмиграции. Приняв во внимание эти обстоятельства, можно сделать вывод, что подавляющее большинство чиновников, оставшихся в России и уцелевших от репрессий, в то время всё ещё служило в советском аппарате.

В конце 20-х годов, когда положение советской власти окончательно упрочилось, она перешла к политике решительного вытеснения представителей старого образованного слоя из сферы умственного труда, что отразилось в первую очередь на тех из них, кто служил в дореволюционном государственном аппарате. 1928-1932 гг. ознаменованы, как известно, политическими процессами над специалистами, массовыми репрессиями и повсеместной травлей «спецов» во всех сферах (в т.ч. и военной, именно тогда по делу «Весны» было уничтожено абсолютное большинство служивших большевикам кадровых офицеров). Известная «чистка» аппарата государственных органов, кооперативных и общественных организаций, начатая в 1929 г., способствовала удалению абсолютного большинства представителей старого служилого сословия из этих учреждений, затронув и научные, откуда также было уволено немало нежелательных для властей лиц. Характерно, что списки таких лиц, объявлявшиеся для всеобщего сведения, включали в подавляющем большинстве именно бывших чиновников и офицеров. [См., напр., сообщение о результатах деятельности комиссии, работавшей в АН СССР: «Правда», 20.09.1929]

В результате этих мер к середине 30-х годов с остатками дореволюционного служилого слоя, остававшимися ещё в СССР, было практически полностью покончено. Отдельные его представители, ещё остававшиеся в живых и даже, как исключение, на советской службе, не представляли собой ни социального слоя, ни даже особой группы, так что о каком-либо участии старого служилого сословия в формировании советского истэблишмента, сложившегося как раз в конце 20-х — 30-е годы, говорить не приходится.

Процесс истребления и распыления российского служилого сословия (офицеров и чиновников) сопровождался таким же процессом уничтожения всего социального слоя, служившего «питательной средой» — наиболее обычным поставщиком кадров для него. Сколько-нибудь полные подсчёты потерь численности входящих в этот слой социальных групп не производилось, но исследование, например, родословных росписей нескольких десятков дворянских родов показывает, что численность первого послереволюционного поколения (даже с учётом того, что к нему причислены и лица, родившиеся, но не достигшие совершеннолетия до 1917 г., т.е. в 1900-х годах) составляет в среднем не более 30-40% последнего дореволюционного. Среди живших к моменту революции, доля погибших в 1917-1922 годах и эмигрировавших в среднем не опускается ниже 60-70%, а среди мужчин часто составляет до 100%. Таким образом можно констатировать, что искоренение российского служилого сословия в революционные и последующие годы носило радикальный характер, существенно превышая, в частности, показатели французской революции конца XVIII века.

http://www.swolkov.narod.ru/publ/07.htm



* * *


Белое Движение и Императорский Дом

С. В. Волков, 1998

Настоящая статья имеет целью осветить позицию Белого движения по отношению к легитимизму и взаимоотношения возглавителей основного ядра русской военной эмиграции с Российским Императорским Домом. Это представляет некоторый интерес в т.ч. и потому, что в последнее время получили широкое распространение весьма извращённые представления на этот счёт. Кроме того, в связи с активным обсуждением в 1990-е годы вопросов престолонаследия, в условиях роста общественных симпатий к Белому движению проявилась тенденция, опираясь на авторитет последнего, противопоставить его легитимизму вплоть до утверждений, что права «кирилловичей» на престол изначально отвергались наиболее достойной частью эмиграции и не более значили в общественном мнении, чем претензии всяких иных лиц. Поэтому хотелось бы обратить внимание хотя бы на основной аспект этой проблемы — что именно стояло за позицией белого военного руководства и что это значило в смысле признания или непризнания принципа легитимизма. Под Белым движением понимается совокупность антибольшевистских сил, сражавшихся на всех фронтах и на завершающем этапе борьбы воплощавшееся Русской Армией ген. Врангеля, а с 1.09.1924 г. — созданным на её основе Русским Обще-Воинским Союзом (РОВС) и его руководителями.

Как хорошо известно, в годы гражданской войны Белое движение не выдвигало монархического лозунга, и с точки зрения интересов его борьбы против большевизма это было по ряду причин совершенно правильно. Прежде всего, не следует забывать о той степени дискредитации монархической идеи и «старого режима» вообще, которая реально имела место после февраля и в течение ближайших к нему лет. И без того «старый режим» был пугалом, которым большевики успешно пользовались. В этом приходилось отдавать себе отчёт и руководителям монархического движения в эмиграции. Кроме того, в начале борьбы, когда император находился в заточении, провозглашение монархического лозунга спровоцировало бы немедленную расправу с ним, а после его гибели лозунг терял смысл, ибо не может быть монархии без претендента. Вопрос же о претенденте был долго неясен, ибо недоказанность смерти великого князя Михаила Александровича не позволяла заявить о своих правах и великому князю Кириллу Владимировичу.

Главное же состояло в том, что пока речь шла о реальной борьбе с большевиками и оставалась надежда на успех (а она была, поражение Белого движения не было фатальным), важно было привлечь все антибольшевистские силы, ради чего приходилось мириться даже с проявлениями казачьего сепаратизма и существованием лимитрофных государств в Прибалтике и на Кавказе. Действуя на окраинах страны при отсутствии военной промышленности и запасов оружия и снаряжения (всё это полностью осталось в руках большевиков), белые армии в огромной степени зависели от помощи союзников, чьи правительства под давлением внутренних сил относились к возможности выдвижения лозунга восстановления монархии крайне отрицательно.

Широко распространённый миф о монархических настроениях крестьянства, которым долгие годы тешили себя в эмиграции многие монархисты и на базе которого возводились едва ли не все построения целого ряда монархических группировок (прежде всего движения «народной монархии» И. Л. Солоневича и его последователей), оставался всего лишь мифом. Как ни парадоксально, «монархические настроения» (как общая тенденция тяготения к временам дореволюционной России) стали проявляться с конца 20-х годов, после «великого перелома» коллективизации, «раскулачивания», голода и т.д., но никак не ранее. Результаты выборов в Учредительное Собрание однозначно свидетельствуют о практически безраздельном эсеровском влиянии в деревне. Именно на это обстоятельство (а не на мифические монархические симпатии, об отсутствии которых современники хорошо знали) и были вынуждены ориентироваться белые вожди, боясь оттолкнуть крестьянство. Чисто крестьянских восстаний было великое множество, но ни одно сколько-нибудь заметное движение не происходило под монархическим лозунгом. Даже Тамбовское, Западносибирское и Кронштадтское восстания шли под совсем иными.

Непредрешенческая позиция, хотя и была теоретически ущербна, в этих условиях представлялась единственно возможной. Наиболее очевидным доказательством правильности непредрешенческого лозунга было то, что белые армии с монархическим знаменем всё-таки были (Южная и Астраханская), однако по изложенным выше причинам уже к осени 1918 г. потерпели полный крах, хотя и оперировали в великорусских крестьянских районах Воронежской и Саратовской губерний.

Однако невыдвижение открыто монархического лозунга не отменяет того факта, что практически все руководители и абсолютное большинство наиболее дееспособных участников борьбы — прежде всего офицеры, на самопожертвовании которых только и держалось Белое движение, — были монархистами. Белое движение вобрало в себя чрезвычайно широкий идейно-политический спектр противников большевизма, объединив самые разные силы — от последовательных монархистов до революционных в прошлом партий эсеров, народных социалистов и эсдеков-меньшевиков. Но настроения и идеология массы рядовых участников движения и особенно его ударной силы — офицерства вовсе не были пропорциональны настроениям политиков. П. Н. Милюков полагал, что среди собравшегося на юге офицерства не менее 80% были монархистами, другие считали это преувеличением, [Мельгунов С. П., «Гражданская война в освещении П. Н. Милюкова». Париж, 1929, с. 70] но того факта, что большинство офицеров было настроено монархически и в целом дух белых армий был умеренно-монархическим, никто тогда не отрицал.

Тем более это было очевидно для самих руководителей Белого движения. Как отмечал А. И. Деникин, «Собственно офицерство политикой и классовой борьбой интересовалось мало. В основной массе своей оно являлось элементом чисто служилым, типичным „интеллигентным пролетариатом“. Но, связанное с прошлым русской истории крепкими военными традициями и представляя по природе своей элемент охранительный, оно легче поддавалось влиянию правых кругов и своего сохранившего авторитет также правого по преимуществу старшего командного состава. Немалую роль в этом сыграло и отношение к офицерству социалистических и либеральных кругов в наиболее трагические для офицеров дни — 1917 года и особенно корниловского выступления». Непредрешенчество в этих условиях было данью как традиционным представлениям о неучастии армии в политических спорах, так и конкретным обстоятельствам и настроениям в стране. В одном из писем ген. Алексеев совершенно искренне определял своё убеждение в этом отношении и довольно верно офицерские настроения: «Руководящие деятели армии сознают, что нормальным ходом событий Россия должна подойти к восстановлению монархии, конечно, с теми поправками, кои необходимы для облегчения гигантской работы по управлению для одного лица. Как показал продолжительный опыт пережитых событий, никакая другая форма правления не может обеспечить целость, единство, величие государства, объединить в одно целое разные народы, населяющие его территорию. Так думают почти все офицерские элементы, входящие в состав Добровольческой армии, ревниво следящие за тем, чтобы руководители не уклонялись от этого основного принципа». [Деникин А. И., «Очерки русской смуты», с. 225]

Кроме того, уже за годы войны произошло огромное «поправение», и лозунг непредрешенчества всё более понимался не столько как альтернатива монархическому, сколько как замена республиканскому, который в условиях того времени (названных выше) пришлось бы провозглашать, если бы требовалось «определиться». Нет ни малейшего сомнения, что в случае победы над большевиками реальная власть оказалась бы в руках именно этого офицерства, и монархия в той или иной форме была бы восстановлена. Так что если поставить вопрос, что несло России Белое движение в смысле государственного строя, то ответ можно вполне дать словами Деникина: «Конституционную монархию, возможно, наподобие английской». Это обстоятельство стало со временем вполне очевидно как большевикам, так и эсерам, которые в конце-концов перешли в оппозицию Колчаку и на сторону красных.

Тем не менее, в годы войны никакого отдельного монархического движения вне Белого движения не существовало («профессиональные монархисты» в лице «Союза русского народа» и т.п. организаций в ходе событий 1917 г. и после них обнаружили свою полную несостоятельность, несерьёзность и неспособность), оно было частью Белого движения (остатки отдельных «монархических» армий также влились в Добровольческую армию Деникина). С ещё большей определённостью монархические настроения проявились в эмиграции, где связь офицеров — носителей монархической традиции с массой военнослужащих, вместе работавших на стройках и шахтах, стала ещё теснее. И когда в эмиграции монархическое движение открыто заявило о своём существовании как особая политическая сила, руководство Белого движения (т.е. практически Армии) должно было определить к нему своё отношение.

Поскольку сутью и смыслом существования Белого движения была борьба с установившейся в России коммунистической властью, его позиция по любому вопросу всегда исходила из интересов этой борьбы, и всякое явление рассматривалось прежде всего с точки зрения, как оно может повлиять на перспективы этой борьбы. Возглавленная в первые годы эмиграции Главнокомандующим ген. Врангелем, она сводилась к тому, чтобы ликвидировать коммунистический режим в России, без свержения которого были бессмысленны любые разговоры о будущем России, и тем более монархии. Поэтому Белому движению органически было присуще стремление обеспечить как можно более широкую коалицию антибольшевистских сил. Отсюда его непредрешенчество, отсюда же и продолжение этой линии в эмиграции, выражавшейся в том, чтобы не отталкивать даже часть сторонников, прежде всего военных, определённым принятием монархического лозунга. Объективно такая позиция была абсолютно правильной — по крайней мере до того момента, пока сохранялась хоть малейшая надежда на продолжение вооружённой борьбы (т.е. до начала 30-х годов).

Как писал Врангель П. Н. Краснову: «Вы не можете сомневаться в том, что по убеждениям своим я являюсь монархистом и что столь же монархично и большинство Русской Армии. Но в императорской России понятие „монархизм“ отождествлялось с понятием „родины“. Революция разорвала эти два исторических неразрывных понятия, и в настоящее время понятие о „монархизме“ связано не с понятием о „родине“, а с принадлежностью к определённой политической партии. (Т.е. констатировалось, что после революции монархизм перестал быть общепринятым и превратился в знамя только некоторой группы лиц.) Нужна длительная работа, чтобы в народном сознании оба эти понятия вновь слились воедино. Пока этот неизбежный процесс не совершиться… пока оба эти понятия не станут вновь однородными, пока понятие „монархизма“ не выйдет из узких рамок политической партии, Армия будет жить только идеей Родины, считая, что её восстановление является реальной первоочередной задачей». [Даватц В., «Годы». Белград, 1926, с. 61] Потом и Н. Е. Марков (25.01.1925 в №134 Еженедельника ВМС) пришёл к пониманию этого: «Все истинные монархисты должны весь свой разум, всю свою волю, всю действенность и силы свои направить прежде всего на свержение злобных поработителей русского народа, затем на убеждение народа в необходимости и благотворности для России полновластной монархии и наконец на всенародное призвание законного Царя из Дома Романовых», т.е. задачи ставились именно в той последовательности, о которой говорил Врангель.

Организационно и идейно монархическое движение в эмиграции впервые осмелилось заявить о себе только в мае-июне 1922 г. на Рейхенгалльском съезде (да и то упоминание о «законном Государе из Дома Романовых» было по тем временам большой смелостью), однако переговоры избранного на нём Высшего Монархического Совета во главе с Н. Е. Марковым с членами династии оказались безрезультатными. Великий князь Николай Николаевич наотрез отказался возглавить монархическое движение. В том же году и Земский Собор во Владивостоке, созванный ген. Дитерихсом, провозгласил задачу воссоздания монархии, но без упоминания о том, кто должен занять престол.

В дальнейшем с заявлением о своих правах великого князя Кирилла Владимировича и нежеланием ВМС признать их в монархическом движении обозначился глубокий раскол. При этом ВМС, не называя имени «законного Государя», предъявил претензии на подчинение ему армии, и когда таковые были отвергнуты, начал интриговать против Главнокомандующего. Однако позиция последнего была вполне логичной: монархизм армии, с одной стороны, не мог быть «беспредметным», с другой стороны, она не могла принимать участия в дебатах о праве на престол того или иного лица: высшей целью её существования было сохранения себя для борьбы, т.е. сохранения как армии, связанной железной дисциплиной и не могущей быть ареной партийных распрей, хотя бы и монархических. (Этого иммунитета против партийных притязаний правых групп были лишены, впрочем, офицеры, не принимавшие участия в войне или воевавшие на других фронтах и в эмиграции находившиеся вне армии.)

Опасность для армии представляло и отсутствие единства в монархическом движении, принятие монархического лозунга грозило расколоть армию по «внутримонархическому» признаку: как ни парадоксально, армия, приняв единый монархический лозунг, грозила расколоться пополам (это в миниатюре произошло после манифеста Кирилла Владимировича об объявлении себя Императором — Белградский Союз Участников Великой Войны, принявший лозунг «За Веру, Царя и Отечество», раскололся почти надвое). В этих условиях Врангель вынужден был отдать приказ от 8.09.1923 г. №82, категорически запрещавший всем офицерам, находящимся в составе армии (а равно членам офицерских союзов, каковые все включались в состав армии), состоять в каких бы то ни было политических партиях. Объяснял Главнокомандующий это так: «Ставя долгом своим собрать и сохранить Русскую Армию на чужой земле, я не могу допустить участия её в политической борьбе. Воин не может быть членом политической партии, хотя бы исповедующей те же верования, что и он. И офицер старой Императорской Армии не мог состоять членом монархической партии, так же, как не мог быть членом любой другой… Значит ли это, что каждый из нас не может иметь своих политических убеждений?… Конечно, нет. Мы, старые офицеры, мы, служившие при русском Императоре в дни славы и мощи России, мы, пережившие её позор и унижение, мы не можем не быть монархистами. И воспитывая будущее поколение русских воинов… мы можем лишь радоваться, что они мыслят так же, как и мы». [Даватц В., «Годы». Белград, 1926, с. 80-81] И этот приказ был принят к исполнение всеми воинскими организациями и союзами, за исключением расколовшегося СУВВ.

Позиция ВМС была, конечно, более чем зыбкой, достаточно сказать, что ВМС, пытаясь прибрать к рукам армию и развернувший кампанию против противившегося этому Врангеля, выступая против Владимира Кирилловича, ориентировался на великого князя Николая Николаевича, тогда как, во-первых, сам последний знаменем ВМС себя делать отнюдь не желал, а во-вторых, между ним и Главнокомандующим были самые тёплые отношения.

Значило ли это однако, что Главнокомандующий и всецело преданные ему армия и военные круги сомневались в законности прав великого князя Кирилла или склонны были предпочесть им другого кандидата на престол? Для такого утверждения не обнаруживается абсолютно никаких оснований. Это было предметом борьбы внутри самого монархического лагеря, спором между различными монархическими «партиями», это ВМС противился открытому признанию этих прав, но не Армия, руководство которой как раз и стремилось избежать раскола такого рода. Невозможно привести ни одного заявления, из которого бы явствовало, что Армия не признавала законность прав великого князя Кирилла, или что она рассматривала как более предпочтительную или хотя бы равноценную какую-либо иную кандидатуру на престол.

«Воглавление» Николаем Николаевичем армии всегда рассматривалось только как средство для более эффективной борьбы с большевистским режимом, а не как приготовление к занятию им престола. В мае 1923 г. (когда парижский Союз Участников Великой Войны ввёл в устав девиз «За Веру, Царя и Отечество», что произвело в военных кругах сильное впечатление) Врангель (хотя Николай Николаевич тогда не находил возможным открытое своё выступление) заявил: «Если бы Великому Князю удалось объединить вокруг себя русских людей, я, зная, каким обаянием Его имя пользуется среди нас, был бы счастлив повести Армию за ним». Однако речь в данном случае совершенно не шла о претензиях на престол, и даже о возглавлении монархического движения, а только о верховном возглавлении армии членом Императорского Дома. Более того, такое возглавление в принципе не только не противоречило правам Кирилла Владимировича, но даже и предполагалось самим последним.

В последовавшем за актом 26 июля 1922 г., о возложении на себя Кириллом Владимировичем блюстительства российского престола особом обращении к армии (впервые со времени революции к ней обращался член Императорского Дома) он говорил: «Молю Бога о том, чтобы, просьбе моей вняв, верховное главнокомандование над Русской Армией принял ЕИВ Великий Князь Николай Николаевич». [Даватц В., «Годы». Белград, 1926, с. 88] Т.е. сам великий князь Кирилл выразил пожелание того, далее чего никогда не заходил и Врангель. Кстати, и когда ВМС вёл агитацию за «возглавление» великим князем Николаем Николаевичем, в военных кругах это понималось не как «блюстительство», а как принятие им верховного командования. Так что по сути и спорить было не о чем. В принципе, если бы Николай Николаевич согласился, то Главнокомандующий не имел никаких оснований не подчиниться этому решению.

Дело, однако, было в том, что непредрешенческую позицию в духе Белого движения занял сам Николай Николаевич. Но если Белому движению, как движению, ведущему практическую борьбу с советским режимом только и возможно было принять её (коль скоро в его рядах были далеко не одни монархисты), то для члена Императорского Дома это выглядело в лучшем случае нелепо, а в худшим — как предательство самой монархической идеи. При том, что претензий на престол он не выказывал (даже когда Николай Николаевич решил, наконец, публично выступить, речь шла о том, чтобы «стать во главе национального движения», а не о престоле). (Его позиция напоминает высказывание некоторых ныне здравствующих представителей семьи Романовых.) Тем не менее, 16.11.1924 после получения письма Марии Фёдоровны с отрицательным отношением к действиям великого князя Кирилла, Николай Николаевич заявил о возглавлении им армии и всех военных организаций, что было принято последними, руководствующимися прежде всего интересами антибольшевистской борьбы.

Между тем манифест 5.04.1924 г. призвал всех воинских чинов «присоединиться к законопослушному движению, Мною возглавляемому, и в дальнейшем следовать лишь Моим указаниям», а 30.04. объявлялось «Положение о Корпусе Офицеров Императорских Армии и Флота», чем как бы формировалась армия, враждебная ВМС. Русской Армии этот призыв почти вовсе не коснулся, и в КИАФ вступили в основном старые генералы и штаб-офицеры, (многие уже и к 1917 г. находившиеся в отставке), не принимавшие по старости участия в борьбе, бывшие пленные, оставшиеся в Европе и часть белых офицеров других армий. 31.08.1925 манифест возвещал о восшествии на престол Императора Кирилла Владимировича. Таким образом подавляющая часть военной эмиграции осталась обособленной от легитимистского движения, что, впрочем, вовсе не означала враждебного к нему отношения. Эта ситуация продолжалась до смерти великого князя Николая Николаевича и ген. Врангеля.

Целый ряд членов Императорского Дома были близки РОВСу и головному органу белой мысли журналу «Часовой». Прежде всего это был Сергей Георгиевич Романовский, герцог Лейхтенбергский, сам участник Белого движения. Он тесно сотрудничал с РОВСом вплоть до смерти. В числе других членов Императорского Дома, связанных с РОВСом (посещавших в начале 30-х гг. молебны по случаю основания Добровольческой армии, присылавших приветствия его органам печати и т.п.) были Андрей Владимирович, Анастасия Николаевна, Дмитрий Павлович (с декабря 1931 г. почётный председатель СРВИ), Гавриил и Вера Константиновичи. «Часовой» откликался на юбилеи и кончины лиц Императорского Дома (Александра Михайловича 1933 №99, Ольги Александровны 1932 №83).

РОВС мог признать великого князя Кирилла своим непосредственным главой уже в начале 30-х годов, если бы не младоросское влияние, сквозившее в его заявлениях, абсолютно неприемлемых для РОВСа и отрицавших самую суть Белой борьбы. Характерно, что ген. Шинкаренко, издавший в 1930 г. брошюру «Что же мы должны делать?» и отвечавший на этот вопрос — объединяться вокруг великого князя как национального вождя и созывать Национальный Зарубежный съезд, в 1932 г. после новогоднего обращения Кирилла Владимировича, составленного младороссами, дал ему резкий отпор, как покушающемуся на самую суть борьбы с угнетателями России. [«Часовой», 1939, №88] В принципе же возглавление всей военной эмиграции Кириллом Владимировичем рассматривалось как совершенно естественное дело. Вспоминая об этом, Е. Тарусский (соредактор журнала) писал в 1939 г.: «Две дороги Династии и Армии снова слились в одну. Императорский Дом должен принять верховное возглавление всего российского воинства за рубежом». При этом особо подчёркивались, что «Династия выше всего и всех» и выдвигались исходя из этого два требования: 1)  она должна быть вне эмигрантской политики; 2)  не возглавлять ни одну из организаций». [«Часовой», 1939, №227, с. 24]

Положение коренным образом изменилось в конце 30-х годов. Когда младоросские заблуждения и иллюзии были вполне преодолены, позиция Главы Династии оказалась тождественной идеалам Белого движения, и, таким образом, все препятствия к непосредственному объединению вокруг него отпали. С 1938 г. «Часовой» уже в каждом номере публиковал сообщения «От главы Императорского Дома», сведения о жизни членов семьи великого князя (помолвке Киры Кирилловны), помещал на обложке портреты Кирилла Владимировича, фотографии посещения им Галлиполийского Собрания в Париже 16.12.38, корпуса-лицея в Версале, о его болезни и кончине (один из номеров был полностью посвящён его памяти). Великий князь Владимир Кириллович несколько раз принимал редактора «Часового» В. В. Орехова, а в журнале можно было встретить такие, например, строки: «Отвечая на приветствия, редакция «Часового» рапортует Династии, Армии и Флоту: «Находящееся под сдачей Российское Национальное Знамя сдам на Русской Земле Разводящему» Кто разводящий? Император Всероссийский». [«Часовой», 1939, №227] Любопытно, что когда после похищения ген. Миллера РОВС переживал тяжёлые времена, в члены Военного Совещания для возглавления и реформы РОВСа предполагалось ввести Бориса и Андрея Владимировичей, С. Г. Романовского, Гавриила Константиновича и Никиту Александровича. [«Часовой», 1939, №207]

Наконец, приказом №5 от 9.02.1939 г. глава РОВСа ген. Архангельский, объявляя Обращение великого князя Владимира Кирилловича (гласившее, в т.ч.: «РОВС, являясь наибольшим ядром русского зарубежного воинства, должен особенно стремиться к сохранению своего единства и сплочённости. Когда настанет момент, Я призову всех к исполнению своего долга перед Родиной и Мне отрадно знать, что РОВС готов откликнуться на Мой призыв. Я высоко ценю героическую борьбу, которую вели Белые Армии на всех фронтах и не сомневаюсь, что чины Союза готовы и ныне отдать свои силы на освобождение и восстановление России на её исторических началах.») ввёл его в общее объединение эмиграции, образованное по призыву Главы Императорского Дома.

Характерно, что компромисс был достигнут на основе признания изначальной позиции РОВСа и Белого движения. Ген. Архангельский особо подчёркивал в приказе: «Входя в общее объединение эмиграции, к которому призывал Глава Императорского Дома, РОВС должен продолжать свою работу, сохраняя в силе все свои основоположения, на которых он был построен нашими вождями и создателями Белого Движения». [«Часовой», 1939, №230, с. 2] Тогда, впрочем, РОВС уже не был единственной организацией, преемствующей Белому движению (отдельно существовали Гвардейское Объединение, Объединение конницы и конной артиллерии, Зарубежное Морское Объединение, Союз Кавказской армии, Национальный Союз Участников Войны ген. Туркула, КИАФ) и «Часовой», в частности, призывал к объединению всех их вокруг Великого Князя.

С этого времени позиция Главы Императорского Дома неизменно совпадала с точкой зрения Белого движения. В пасхальном послании 1939 г. он писал: «…Нынешняя власть за двадцать два года страданий народных залила потоками крови Родину нашу, довела её до небывалого обнищания и продолжает предавать интересы страны на пользу III-го интернационала. Бессмысленно верить в её перерождение во власть национальную и нельзя её признать хранительницей государственных рубежей и защитницей интересов России. Эта анти-русская власть, учитывая опасность нарастающего из недр народных спасительного национализма, силится направить здоровое устремление народа в русло своих отравляющих душу идей. Те, кто верят в достижения нынешней власти и готовы усматривать в ней как бы преемницу Созидателей Русского величия — в своём заблуждении не встретят сочувствия Моего. Интернациональная коммунистическая власть останется до конца своего врагом России и её народов. Не может быть примирения и соглашения с богоборческой лженародной властью. Кто отождествляет с ней Русский народ, приносит ему и России только вред». [«Часовой», 1939, №234, с. 2]

На приёме в Сен-Бриаке в 1939 г. Владимиром Кирилловичем было сказано: «Вести, которые поступают с нашей измученной Родины, неизменно подтверждают продолжающиеся страдания всех народов, населяющих необъятные пространства России. Уже долгие годы они ведут напряжённую борьбу против ненавистной власти. Это накладывает на нас священную обязанность присоединиться к борьбе, ведущейся на родине. Как бы ни складывалась политическая обстановка, Я всегда буду помогать русскому народу вести эту борьбу и ожидаю поддержки Российских людей, находящихся за рубежом». [«Часовой», 1939, №243, с. 1] «Обращение Главы Российского императорского Дома к Русским Людям» 3.11.1939 г. гласило: «Между современной советской и подлинной Россией существует столь же глубокое различие, как между тьмой и светом, между палачом и его жертвой. Коммунизм не изменяет своего существа: его цель по-прежнему остаётся разрушение современного мира со всей его вековой культурой… Я почитаю своей священной обязанностью обратиться ко всем русским людям с словом предупреждения против опасного соблазна мнимыми великодержавными успехами советской власти, ибо они влекут за собой не возвеличение и освобождение России, а укрепление в ней власти богоборческого Интернационала». [«Часовой», 1939, №246, с. 3]

Таким образом, к началу Второй мировой войны практически вся военная эмиграция — продолжательница Белого движения, объединилась под легитимистским знаменем, одновременно сохраняя свои принципы, позволяющие ей играть роль и связующего звена между немонархической частью эмиграции и Императорским Домом, глава которого выражал наиболее важные в идейно-политическом плане положения, общие для участников Белого движения.

http://www.swolkov.narod.ru/publ/18.htm



* * *


Украина и Белое движение

С. В. Волков, 2005

В свете последних событий на Украине, возможно, нелишне будет вспомнить обстоятельства возникновения украинской «самостийности» и её взаимоотношениях с силами, отстаивавшими единство России.

До 1-й мировой войны вопрос об украинском сепаратизме не стоял, тем более не было ни малейших проявлений такого рода среди населения Малороссии (даже в 1918 г. германские представители доносили, что, несмотря на соответствующую пропаганду, не удаётся искоренить из его сознания убеждение о принадлежности России). Очагом «самостийности» со второй половины XIX в. были украинские земли, находящиеся под властью Австрии — Галиция (да и то — лишь воспитанная австрийцами их интеллигенция, масса же населения всегда тяготела к России). С началом войны в Вене под эгидой австрийского Генштаба был создан «Союз Визволения Украины», целью которого был отрыв Украины от России и, по объединении её с Галицией, создание автономного образования в составе Австро-Венгрии, но пропаганда его на российскую армию никакого успеха не имела, и ни одного инцидента на этой почве до 1917 в армии не было.

Следует заметить, что образовавшая в Киеве после февральских событий т.н. Центральная Рада была учреждением вполне самочинным, образованным явочным порядком «депутатами» от новосозданных на революционной волне групп, кружков и мелких организаций, объявивших себя партиями, и население Украины ни в малейшей степени не представляла (никаких выборов в неё не было; на выборах же в органы городского самоуправления летом 1917 г. «сознательные украинцы» полностью провалились, не получив ни одного места; общероссийские партии получили 870 мест, федералисты — 128). Создание же украинских «вооружённых сил» носило и вовсе характер скверного анекдота: собравшаяся в Киеве толпа дезертиров устроила митинг, на котором, дабы избежать отправки на фронт, потребовала признать себя «Первым украинским полком», с чем Рада и согласилась. Понятно, что эта карикатурная «власть» и последующие события могли стать возможны только в условиях вакуума власти в результате тотального развала российского государственного организма в те месяцы.

По своему политическому облику Рада и созданное ею летом 1917 г. «правительство» (т.н. Генеральный секретариат) были крайне левыми (в основном социалистами-революционерами и социал-демократами), что и обусловило их поведение во время Гражданской войны. В этом смысле разница между ними и большевиками была крайне невелика, и вопрос стоял лишь о «месте под солнцем». После большевистского переворота радовцы некоторое время пытались даже соперничать с большевиками в роли организатора «социалистического правительства для всей России». Но большевиками было образовано параллельное «украинское правительство» в Харькове, и в конце декабря на Украине образовалось два правительства, обвинявших друг друга в «контрреволюционности».

Однако большевики, в отличие от опереточных войск Рады, опирались на реальную силу Красной гвардии. В декабре 1917 г. Петлюра, чтобы держать в руках по крайней мере Киев, даже обратился за содействием к В. В. Шульгину для привлечения русских офицеров в украинские части, изъявляя намерение порвать с большевистскими тенденциями Винниченко и австрофильскими Грушевского и утверждая, что «имеет только двух врагов — немцев и большевиков и только одного друга — Россию». Но соглашение не состоялось, да и было поздно: к середине января 1918 г. подвластная Раде территория ограничивалась Киевом, небольшой территорией к северо-западу от него и несколькими уездами Полтавской и Черниговской губ.

Единственным выходом для Рады было заключить соглашение с немцами (которые 12 января признали право за её делегацией вести переговоры самостоятельно от большевиков), но т.к. Германия формально не могла заключать договор с государством, которое ещё само себя не провозгласило независимым, то 22 января «самостийность» в пожарном порядке и была провозглашена — 39 украинских марксистов (члены Малой Рады) учредили «Украинскую Народную Республику».

Через три дня Рада была выброшена из Киева подошедшими большевиками, но сами самостийники пострадали мало. Удар большевиков обрушился на находившихся в городе русских офицеров, которых было перебито около 5 тыс. чел.

1 марта большевики были изгнаны немцами, с которыми вернулась и Рада. Ею брезговали не только противники немцев (французский консул считал, что «нет ничего, кроме банды фанатиков без всякого влияния, которая разрушает край в интересах Германии»), но и представитель австрийского командования доносил в Вену: «Все они находятся в опьянении своими социалистическими фантазиями, а потому считать их людьми трезвого ума и здравой памяти не приходится. Население относится к ним даже не враждебно, а иронически-презрительно».

Естественно, что с ещё бóльшим отвращением относились к «самостийникам» участники зарождавшегося Белого движения. Полковник М. Г. Дроздовский, пробивавшийся со своим отрядом с Румынского фронта на Дон по югу Украины, писал в своём дневнике: «Немцы — враги, но мы их уважаем, хотя и ненавидим… Украинцы — к ним одно презрение как к ренегатам и разнузданным бандам».

Однако вскоре случилось так, что Украина стала если не одним из очагов, то одним из источников кадров Белого движения. 30 апреля 1918 г. правые круги (опирающиеся на крепких крестьян и землевладельцев) провозгласили гетманом генерал-лейтенанта П. П. Скоропадского, а Раду разогнали; УНР сменилась «Украинской Державой». Ситуация на Украине для сторонников единства России коренным образом изменилась.

Гетманская власть в отличие от петлюровской не была на деле ни националистической (лишь по необходимости употребляя «самостийные» атрибуты и фразеологию), ни антироссийской. Это давало возможность даже возлагать некоторые надежды на неё и её армию как на зародыш сил, способных со временем освободить от большевиков и восстановить всю остальную Россию. Собственно, все 64 пехотных (кроме 4-х особых дивизий) и 18 кавалерийских полков представляли собой переименованные полки русской армии, 3/4 которых возглавлялись прежними командирами. Все должности в гетманской армии занимали русские офицеры, в абсолютном большинстве даже не украинцы по национальности. Все они оказались в гетманской армии потому, что стояли во главе соединений и частей, подвергшихся в конце 1917 г. «украинизации». Для иллюстрации их настроений достаточно сказать, что из примерно 100 лиц высшего комсостава гетманской армии лишь менее четверти служили потом в украинской (петлюровской) армии, а большинство впоследствии служило в белой армии.

В это время Украина и особенно Киев превратились в Мекку для всех, спасающихся от большевиков из Петрограда, Москвы и других местностей России. К лету 1918 г. на Украине находилось не менее трети всего русского офицерства: в Киеве до 50 тыс., в Одессе — 20, в Харькове — 12, Екатеринославе — 8 тысяч. Как вспоминал ген. бар. П. Н. Врангель: «Со всех сторон России пробивались теперь на Украину русские офицеры… ежеминутно рискуя жизнью, старались достигнуть они того единственного русского уголка, где надеялись поднять вновь трёхцветное русское знамя».

Надо сказать, что в дальнейшем все офицеры, служившие в гетманской армии (подобно служившим у большевиков) должны были при поступлении во ВСЮР пройти специальные реабилитационные комиссии (в чём нашло своё отражение как крайне нетерпимое отношение руководства ВСЮР к любым проявлениям сепаратизма, так и неприязненное отношение лично Деникина к Скоропадскому), что было не вполне справедливо, поскольку эти офицеры в огромном большинстве относились с сочувствием к добровольцам, и гетманская армия дала тысячи офицеров и генералов как ВСЮР, так и Северо-Западной армии генерала Юденича (в частности, таких известных впоследствии генералов как И. Г. Барбович, В. К. Шевченко, И. М. Васильченко, М. Н. Волховский, П. С. Махров, Г. Я. Кислов, В. Ф. Кирей, Д. Р. Ветренко, Л. А. Бобошко и др.

Кроме того, Украина была очагом формирования Южной Армии (монархической и прогерманской ориентации). В июле 1918 г. в Киеве было образовано её бюро (штаб) и в течение 3-х месяцев по всей Украине было открыто 25 вербовочных бюро, через которые отправлено в армию около 16 тыс. добровольцев, 30% которых составляли офицеры, и около 4 тыс. в Добровольческую армию. Гетман П. П. Скоропадский активно поддерживал идею создания Южной армии. Именно он передал в армию кадры 4-й пехотной дивизии (13-й Белозерский и 14-й Олонецкий полки), из которых планировалось ещё весной создать Отдельную Крымскую бригаду украинской армии. Кроме того, Южной армии были переданы кадры 19-й и 20-й пехотных дивизий, почти не использованные в гетманской армии. Именно они послужили основой для 1-й и 2-й дивизий Южной армии, а в начале 1919 года организационно вошли в состав Добровольческой армии 5-й дивизией и 13-м Белозерским полком 3-й дивизии.

Независимо от Южной в Киеве рядом организаций правого толка и тоже при непосредственном участии гетмана Скоропадского формировались Саратовская и Астраханская армии. Этим армиям (как и Южной) из украинской казны были переданы значительные суммы на содержание. С 30 сентября 1918 г. формирования всех этих армий (более 20 тыс. чел.) до начала 1919 г. воевали в составе Донской армии, а затем влились во ВСЮР.

Ещё более важное значение имела другая форма организации русского офицерства на Украине — создание русских добровольческих формирований. Организацией таковых в Киеве занимались ген. И. Ф. Буйвид (формировал Особый корпус из офицеров, не желавших служить в гетманской армии) и ген. Л. Н. Кирпичев (создававший Сводный корпус Национальной гвардии из офицеров военного времени, находящихся на Украине, которым было отказано во вступлении в гетманскую армию). Офицерские дружины, фактически выполнявшие функции самообороны, впоследствии стали единственной силой, могущей противодействовать Петлюре и оказывавшей ему сопротивление.

Между тем бывшие деятели Центральной Рады обратились за помощью к «социально близким» большевикам, установив контакт с советской миссией, прибывшей в Киев для переговоров, и в обмен на помощь готовящемуся против гетмана восстанию обещали легализацию большевистских организаций на Украине, причём Винниченко соглашался даже на установление советской власти при условии принятия его планов украинизации и «диктатуры украинского языка».

Восстание это началось 14 ноября в Белой Церкви, причём «универсал», обнародованный по этому поводу петлюровской Директорией и призывавший бороться против «царского наймита», был выдержан в чисто большевистском духе: «В этот великий час, когда во всём мире падают царские троны, когда на всём свете крестьяне и рабочие стали господами, мы разве позволим себе служить людям, которые хотят Украину продавать бывшим царским министрам и господствующему классу, которые собрались в контрреволюционное логово на Дону?».

Гетман в последний момент откровенно принял прорусскую ориентацию, выпустив 14 ноября грамоту о федерации Украины с Россией, и пытался войти в связь в командованием Добровольческой армии, но было уже поздно. Как бы там ни было, когда немцы отказали гетману в поддержке, петлюровцам, сжимавшим кольцо вокруг Киева, как и в других местах Украины, противостояли только русские офицерские отряды, членов которых часто ждала трагическая судьба (после взятия Киева было истреблено несколько сот офицеров).

Но вскоре «сознательным украинцам» пришлось убедиться, что абсолютное большинство сил, поддержавших антигетманское восстание, были на самом деле не пропетлюровскими, а пробольшевистскими. В выборе между англо-французами (начавшими высаживаться на юге) и большевиками большинство Директории склонялось на сторону последних и готово было принять большевистскую программу при условии, что власть останется у них, а не перейдёт к «конкуренту» — Харьковскому правительству, под властью которого к концу января 1919 г. была уже почти вся Украина (на протесты Директории Москва отвечала, что войну ведёт не она, а Украинское советское правительство). 2 февраля, всего через 45 дней, петлюровцам вновь пришлось бежать из Киева: сначала в Винницу, затем в Проскуров и Ровно.

Между тем, в Галиции также образовалось украинское правительство, создавшее свою армию, которой пришлось вступить в борьбу с поляками, вознамерившимися вернуть Польшу «от можа до можа». В конце апреля Петлюра бежал из Ровно в Галицию, но так как в мае поляки повели в этом районе наступление против галичан, ему с правительством и армией пришлось бежать дальше, вдоль старой русско-австрийской границы, здесь он оказался зажатым между большевиками и поляками, пока летом 1919 г. ему не удалось закрепиться на небольшой территории с городами Волочиск и Каменец-Подольский. Однако положение УНР оставалось крайне шатким.

В это время Галицийская армия под давлением поляков была вынуждена отойти на территорию, занятую петлюровцами, что спасло петлюровский фронт, но заставило власти УНР в значительной мере пожертвовать «левизной», т.к. галичане социалистических поползновений Директории отнюдь не одобряли.

Летом 1919 г. на Украине развернулось наступление Вооружённых Сил на Юге России, против большевиков, что заставило последних бросить все силы против Деникина, оголив правобережную Украину, и объединённые галицийско-петлюровские силы в начале августа перешли в наступление на Киев (в основном галичане), на Волынь и Одессу.

Украина (особенно города, где население почти поголовно было привержено идее государственного единства) дала белым массу добровольцев (впоследствии украинскими деятелями в эмиграции было подсчитано, что 75% белой армии на Юге составляли «несознательные» украинцы). Но теперь вопрос о взаимоотношениях Белого движения с «самостийниками» приобрёл предельную остроту, поскольку впервые они оказались в непосредственном соприкосновении. И разрешился он так, как только и мог разрешиться, учитывая сущность петлюровской власти.

Любопытно, что, несмотря на то, что до войны Галиция была рассадником «украинства», теперь именно Галицийская армия и правительство, адекватно оценивая ситуацию, стояли за сотрудничество с Деникиным, сумев поступиться русофобством после того, как культивировавшая его среди галицийской интеллигенции Австрия пала. В то время как петлюровские социалисты, напротив, люто ненавидели белых.

В это время польские войска вышли на линию Двинск — Бобруйск — Каменец-Подольский, а с юга к Каменцу и Киеву подходили добровольцы. Когда 30 августа к Киеву одновременно подошли с юго-востока Добровольческая, а с запада Галицийская армия и части УНР, то последним пришлось уступить Киев добровольцам, а петлюровцы, пытавшиеся сорвать русский флаг, были с позором выгнаны из города.

Через день после этого было заключено перемирие между Петлюрой и поляками и начаты переговоры о союзе ценой уступки петлюровцами Польше Восточной Галиции и большей части Волыни (Ковель, Владимир-Волынский, Луцк, Дубно, Ровно и др.). Вскоре же было достигнуто негласное соглашение между поляками и большевиками, по которому большевики приостанавливали действия на фронте Двинск — Полоцк, а поляки обязывались не предпринимать наступления на фронте Киев — Чернигов (что и было выполнено, позволив большевикам бросить все силы против ВСЮР).

Петлюровцы после киевского инцидента организовали ряд провокаций против добровольцев, в том числе разоружив в середине сентября белый отряд на ст. Вирзула, в ответ на что Деникин приказал поступать подобным образом и с ними. Вскоре Петлюра начал полномасштабные военные действия против ВСЮР, предложив большевикам заключить военный союз против Деникина. Галицийская армия после этого прервала общение с петлюровцами и в полном составе перешла под командование ВСЮР. Петлюровцы же были добровольцами разбиты и отброшены к бывшей австрийской границе.

Подобное поведение поляков и петлюровцев осенью 1919 г., означавшее по сути спасение советской власти от гибели, не принесло, как известно, пользы ни тем, ни другим. После крушения белого фронта в конце 1919 г. петлюровцы больше не были нужны большевикам и ни на какое соглашение с ними рассчитывать больше не могли. И пока Петлюра разглагольствовал в Польше об извечной любви украинцев к полякам, омрачавшейся лишь интригами москалей, остатки его армии (4,3 тыс. чел.), скрываясь от красных частей, поблуждав по юго-восточной части Правобережной Украины (т.н. «зимний поход») вышли в Галицию, перейдя на роль младшего партнёра Польши.

Развернув в конце апреля 1920 г. наступление, поляки 7 мая заняли Киев, но петлюровцы, к вящему их унижению, туда допущены не были. Заключив в октябре 1920 г. перемирие с большевиками, поляки совершенно проигнорировали факт существования УНР и её армии (к тому времени достигшей 15 тыс. чел.) и последняя откатилась под натиском большевиков в Галицию, где была своими союзниками разоружена и интернирована в лагерях.

Так что «украинского государства», от коего ведут своё происхождение нынешние самостийники и в те годы практически никогда не существовало иначе как в виде вассальной территории Германии, Польши и Совдепии, а в чрезвычайно краткие (полтора-два месяца) периоды самостоятельного существования контролируемая им территория не составляла и 10% от той, на которую оно претендовало.

Следует, впрочем, заметить, что ряду видных деятелей украинской левой самостийщины (Грушевский, Голубович, Винниченко и др.) всё-таки удалось выступить в той роли, на которую они склонны были согласиться в 1917-1918 гг.: вернувшись в СССР и покаявшись, они приняли самое деятельное участие в проводимой большевиками в 20-х — начале 30-х годов тотальной «украинизации», сполна удовлетворяя свои инстинкты… пока с переменой курса соввласти на борьбу с «буржуазным национализмом» не оказались там, где оказались.

http://www.swolkov.narod.ru/publ/28.htm



* * *


Русское освободительное движение на весах истории

С. В. Волков, 1995

До настоящего времени история Русского освободительного движения остаётся, пожалуй, самой малоизвестной темой для российского населения. Хотя и по масштабам и по историко-политическому значению оно таково, что едва ли может быть вычеркнуто из истории страны. Вообще всё то, что связано с историей 2-й мировой войны представляет для современной идеологии «зону повышенной опасности» как по субъективным соображениям (участники событий в значительной мере ещё остаются в активной политике), так и по объективным (современный мир целиком обязан своим положением итогам минувшей войны, и любой пересмотр созданных стереотипов означает посягательство на них).

Вот почему, если «постсоветский» (а на самом деле всё ещё советский) человек сейчас привычен к информации о зверствах коммунистического режима, кое-что знает о подлинной истории Гражданской войны и русской эмиграции, то информация о том, что в первые недели войны население встречало немецкие войска хлебом-солью и рассматривало их как освободителей воспринимается (если вдруг откуда-нибудь доходит) как откровение или заведомая ложь. Такие книги, как «История власовской армии» Й. Хоффманна и «Генерал Власов и русское освободительное движение» Е. Андреевой в России почти совершенно не известны никому, кроме специалистов. Советская пропаганда настолько успешно сделала своё дело, что массовое сознание не способно даже просто задуматься над достаточно широко известным фактом участия более миллиона советских военнослужащих в войне на стороне германской армии. Ничего подобного в российской истории никогда не было, и, казалось бы, одно это обстоятельство должно навести на мысль, что что-то здесь не так, заставить задуматься о мотивах «предательства».

Советские идеологи никогда не могли придумать ничего лучше, чем сводить эти мотивы к каким-то корыстным соображениям. Однако Россия много раз воевала с самыми разными противниками, и никогда почему-то охотников перейти к врагу по этим соображениям не находилось, несмотря на то, что прежние противники не окрашивали своей войны с Россией в расистские тона. А, тем не менее, несмотря даже на все эти обстоятельства, объективно затрудняющие переход на сторону немцев, сотни тысяч советских людей с оружием в руках боролись против Красной Армии. Более того, даже в самом конце войны, когда её исход ни у кого уже не вызывал сомнения, приток добровольцев в РОА не уменьшился, в т.ч. и за счёт перебежчиков с фронта. Остаётся только сделать нелепый вывод, что процент корыстолюбцев вдруг в середине XX в. каким-то образом сказочно возрос — или догадаться-таки, что дело, может быть, в самом советском режиме.

Апологеты советского режима для затушёвывания сущности РОА акцентируют внимание на том, что её составляли «изменники», обычно рассматривая феномен власовской армии в отрыве от других частей освободительного антисоветского движения. Между тем, в политическом плане РОА была явлением того же порядка, что Русский Корпус на Балканах, 1-я Русская национальная армия генерала Б. А. Хольмстона-Смысловского, формирования генерала А. В. Туркула, Казачий стан, 15 Казачий кавалерийский корпус и другие более мелкие формирования, полностью или в значительной мере состоявшие из старых эмигрантов и вообще лиц, никогда в Красной Армии не служивших, к которым этот термин уж никак не применим. То есть речь идёт о том, что в те годы существовало широкое антисоветское освободительное движение, и РОА представляла в нём лишь одну часть участников, — ту часть, которая состояла в основном из бывших советских военнослужащих.

То обстоятельство, что РОА была движением именно советских людей, и придаёт особую остроту восприятию её советской пропагандой, которой проще было объяснить борьбу против Советов русской эмиграции, но оказывавшейся в сложном положении перед лицом столь очевидно рушащегося «монолитного единства советского народа» и его преданности «родной советской власти». Как писал ген. Хольмстон-Смысловский: «Для большевиков это было страшное явление, таившее в себе смертельную угрозу. Если бы немцы поняли Власова и если бы политические обстоятельства сложились иначе, РОА одним своим появлением, единственно посредством пропаганды, без всякой борьбы, потрясла бы до самых основ всю сложную систему советского государственного аппарата».

Это было движение людей, испытавших на себе в течение многих лет все прелести коммунистической власти, и настроенных потому особенно непримиримо к советскому режиму. «Свежесть восприятия» во многом способствовала активности антисоветской борьбы. Весьма характерно, что в то время, как в среде эмиграции к концу 30-х годов успели пустить корни примиренческие тенденции (особенно наглядно выразившиеся в деятельности «евразийцев» и «младороссов»), с началом войны вылившиеся в так называемое «оборончество», то наиболее радикальными сторонниками «пораженчества» были лишь недавно вырвавшиеся из Совдепии братья Солоневичи. И. Солоневич, как известно, не только резко противостоял «оборонческим» настроениям и отстаивал необходимость использовать любую возможность для свержения советской власти, но и настаивал на необходимости вести активную вооружённую борьбу против Красной Армии, диверсионную деятельность в её тылу и т.д. (в некотором смысле его поэтому можно считать идейным предшественником РОА). Не случайно и после войны бывшие члены РОА оставались одной из самых стойких категорий антисоветского фронта.

Очевидно также, что Русское освободительное движение не только не имело никакого отношения к нацизму, но возникло вопреки ему, да иначе и быть не могло, потому что это было русское национальное движение и его цели и сам факт существования находились в вопиющем противоречии с идеологией и практикой гитлеризма. Фактическая история создания РОА убедительно свидетельствует, что её становление шло в непрерывной борьбе между двумя тенденциями в германском руководстве: партийно-нацистской и военно-государственной. И РОА возникла при поддержке именно той части германского офицерства, которое было противником идеологии и политики национал-социалистической партии, тогда как партийно-идеологическое руководство всячески препятствовало возникновению РОА и тормозило её создание вплоть до самого конца войны, когда уже надежд на победу фактически не оставалось. Делалось это по той же самой причине, по которой власовское движение было столь опасно для советской системы: появление вместо Совдепии национальной русской силы сразу изменило бы сам характер войны и неминуемо сказалось бы на её ходе. По этим же причинам нацистское руководство не допустило на советский фронт части Русского Корпуса.

Среди поддерживающих власовское движение немецких офицеров было, кстати немало выходцев из России, в том числе служивших до революции в Российской Императорской армии. Союз этой части немецкого офицерства с русским освободительным движением совершенно естествен и служил олицетворением тяги к русско-германскому союзу, идея которого, как известно была распространена среди правых русских политических кругов до и после 1-й мировой войны и находила отклик и среди части германского истеблишмента (особенно военного), не связанного с гитлеровской партией. Хорошо известно, кстати, что после революции в то время, как чисто политические деятели Германии относились равнодушно к борьбе белых армий с большевиками и предпочитали придерживаться соглашений с ленинским правительством, то целый ряд представителей военного командования и широкие круги офицерства весьма сочувственно относились к антибольшевистским формированиям (состоящим из их недавних противников и даже продолжающих находиться в состоянии войны с Германией), вплоть до того, что иногда вопреки официальной политике помогали им и снабжали оружием. Не случайно поэтому, что именно та часть германского офицерства и генералитета, которая поддерживала РОА и чьё понимание государственных интересов Германии, лишённое расистских черт гитлеровского национал-социализма, основывалось на идее возможности союза с национальной Россией, приняла участие в июльском заговоре 1944 года против Гитлера (что, понятно, ещё далее отодвинуло возможность создания РОА).

Тем не менее, отношение к Русскому освободительному движению периода 2-й мировой войны и РОА в частности в современном массовом сознании остаётся крайне негативным. В принципе единственная среда, полностью с ним солидарная, — это русская белая эмиграция и те немногие лица и организации в России, которые стоят на позициях Белого движения. Ещё Хольмстон-Смысловский говорил, что Власов был продолжателем Белой идеи в борьбе за национальную Россию. Сразу после войны, правда, среди части «старых» эмигрантов распространился вирус так называемого «советского патриотизма», следствием чего были даже случаи содействия советским оккупационным властям в розыске и выдаче эмигрантов «второй волны» и особенно военнослужащих РОА. Однако вскоре «советским патриотам», вернувшимся в СССР, «воздалось по их вере», и это позорное явление, обнаружив свою несостоятельность, умерло. И в настоящее время для всех национальных русских изданий и организаций за рубежом бойцы РОА — герои и патриоты. Это тем более естественно, что абсолютное большинство ныне активной части эмиграции в годы 2-й мировой войны либо сами принимали участие в антикоммунистической борьбе, либо являются их потомками.

Внутри России, за указанным исключением, до сих пор сохраняется негативное отношение, что совершенно понятно, ибо исходит из сущности современного российского общества и государства как всё ещё гораздо более советских, чем национально-ориентированных. Для советской же идеологии власовское движение наиболее страшно как пример борьбы уже в советском обществе. Более того, оно остро ставит вопрос о сущности советского режима как антироссийского — и это в то время, когда он, эволюционировав с конца 30-х годов в национал-большевистский, всегда выдвигал обвинение своим противникам как раз в «антипатриотизме». Как ни смехотворно это звучало в устах партии, ради мировой революции уничтожившей российскую государственность (о какой вообще «измене» можно было после этого говорить!?), но в условиях стопроцентной монополии на информацию коммунисты даже белым ставили в вину сотрудничество с «интервентами», а тем более — РОА.

И вот наследники пораженцев 1-й мировой войне до сих пор демагогически вопрошают — как же можно было выступать против пусть не нравящегося, но своего правительства во время войны с внешним врагом? Откровенный же ответ на этот вопрос более всего и невыносим для советчиков, ибо он гласит: в 1917 году было свергнуто русское правительство и разрушено российское государство, что было с патриотической точки зрения недопустимо никакими методами — равно преступно как с помощью внешнего врага, так и без него. А вот свергнуть установившуюся антироссийскую власть в виде советчины с той же точки зрения не только можно, но и дóлжно — любыми средствами. Признать эту логику — значит признать, что Совдепия — не Россия, но АнтиРоссия. Признать правомерность власовского движения — значит признать советскую власть в принципе, в основе своей антипатриотичной, а это ей — как нож острый.

Понятно, что нынешняя российская власть, ведущая свою родословную не от исторической российской государственности, а от преступного советского режима, вынуждена отнестись к русскому освободительному движению точно так же, как относился к нему этот режим. Потому под «реабилитацию» всевозможных «жертв политических репрессий» участники Русского освободительного движения не попали. В общем это логично. «Демократизировавшийся» советский режим реабилитирует необоснованно пострадавших «своих» (реабилитация, собственно, и означает, что они пострадали «неправильно», и врагами режима на самом деле не были). Но бойцы РОА, как и ранее белых армий, были именно врагами и для режима «чужими», и о «реабилитации» их продолжающим существовать враждебным режимом говорить неуместно. Просто из этой ситуации явствует, какой именно это режим. Если бы он действительно, как любит представлять, возник в противовес тоталитарной коммунистической диктатуре, то отношение к людям, против неё боровшимся, было бы, понятно, совсем иным.

Столь же стойкой неприязнью к освободительному движению отличается так называемая «патриотическая оппозиция» нынешнему режиму, идеологией которой является национал-большевизм, то есть та же самая идеология, которой руководствовался во время войны сталинский режим, воззвавший к «великим предкам», славословивший русский народ и мимикрировавший под старую Россию — тот режим, с которым непосредственно и боролось это движение. Для советского патриотизма всякий другой убийственен, ибо он может казаться убедительным только в отсутствие «нормального» патриотизма. Правда, обстоятельства последних лет заставляют национал-большевистскую оппозицию создавать впечатление, что она объединяет «все патриотические силы», и некоторые её представители иной раз в «экспортных» статьях, предназначенных для русского зарубежья, отзываются о «второй эмиграции» вполне благожелательно. Но бесполезно было бы искать в их печатных органах в России от «Дня» до «Нашего современника» апологии РОА. В лучшем случае они «готовы поверить» в искренность намерений власовцев, нимало не оправдывая их действий. Это всё, впрочем, совершенно нормально, потому что люди, считающие «своими» победы советского режима, никогда не смогут искренне примириться с теми, кто этим победам, мягко говоря, препятствовал. Дело здесь даже не обязательно только в приверженности коммунистической идеологии, а в принадлежности (во многих случаях не демографической, а духовной) к «поколению советских людей, боровшихся с фашизмом». Даже И. Шафаревич — самое некрасное, что есть в этой среде, счёл нужным выразить своё негативное отношение к власовцам как к «людям, которые стреляли в своих». Именно здесь проходит грань между, скажем, А. Солженицыным и «патриотическими писателями», то есть между последовательными антикоммунистами и людьми, при всех оговорках всё-таки принимающими «советское» как «своё». Отношение к русскому освободительному движению в годы 2-й мировой войны может служить в этом вопросе безошибочным тестом.

Подобно тому, как национальный характер движения не искупает в глазах национал-большевиков борьбы РОА против советского режима, так и борьба власовцев против коммунизма не искупает национального характера РОА в глазах «демократической общественности». Национальные лозунги, да ещё в сочетании с сотрудничеством с национал-социалистской Германией вызывают, понятное дело, аллергию у страдающих «антифашистским синдромом». Так что и с этой стороны участникам Русского освободительного движения не приходится ожидать признания. В неприязни к ним, таким образом, трогательно сходятся политические силы, провозглашающие друг друга злейшими врагами. Но это тоже закономерно, коль скоро победа во 2-й мировой войне есть равно победа и для людей, почитающих онтологическим противником «энтропийный Запад», и для самого этого «Запада».

С отношением к РОА связана тесным образом проблема «Россия и Германия». И в зависимости от того, как она решается, складывается отношение к власовскому движению различных патриотических группировок, декларирующих национальный патриотизм несоветского толка. Спектр мнений здесь тоже достаточно широк: от подтверждения примером РОА правоты собственных национал-социалистических убеждений до взгляда на власовское движение как на олицетворение разделяемой ими идеи русско-немецкого союза. Но такие группировки не составляют пока заметной части российского политического спектра, остающегося вполне советским.

Из изложенного можно заключить, что не только апологетическая, но и просто объективная оценка Русского освободительного движения станет возможной только с окончательной ликвидации советчины. Напрасно некоторые полагают, что общественное сознание никогда не примирится с РОА. Психология общества весьма изменчива, и то, что казалось общепризнанным и «вечным» всего лишь 10-20 лет назад, ныне воспринимается как чепуха, или же вообще об этом никто не помнит. Сейчас, особенно молодому поколению, даже трудно себе представить, каковы были настроения, допустим, перед войной. Казалось, что так всегда и было «монолитное единство». И то, что очень значительное число людей заранее готово было перейти к немцам, выглядит почти невероятным. Но так было.

До войны в составе населения абсолютно преобладали люди, ещё лично помнящие старую Россию. Кроме того, большая часть антисоветски настроенных людей покинула СССР в ходе войны. Это и привело к тому, что в обществе утвердились нынешние стереотипы. Коренной перелом общественной психологии произошёл в 50-60-е годы, когда, во-первых, в активную жизнь вошло первое чисто советское поколение (родившихся в 20-30-х годах), а, во-вторых, произошло привыкание к мысли, что советский режим — навсегда. Однако в будущем ситуация неизбежно изменится по тем же, отчасти «демографическим», причинам. Советчина, хотя и продолжает господствовать ныне, но, что очень важно, перестала воспроизводится. Люди, родившиеся в 50-60-е годы, представляют в целом качественно иное поколение. Если из людей более старшего возраста только единицы имели силу и волю сделаться настоящими антикоммунистами, то те, кто заканчивал школу в 70-х — гораздо менее идеологически изуродовано. Недаром среди национал-большевистских идеологов лица моложе 40 встречаются довольно редко. Смена поколений — вообще важнейшая причина идеологических сдвигов в обществе. Относительно более терпимое отношение к Белому движению времён Гражданской войны помимо прочего объясняется и тем обстоятельством, что люди, непосредственно воевавшие против него, давно исчезли, а те, кто воевал против РОА — в массе живы и даже занимают ещё много ведущих позиций в идеологии и культуре.

Нет ничего более ошибочного, чем воспринимать современное состояние общественного мнения как вечное. Оно в огромной степени зависит от идеологических установок существующей власти. Могли же большевики успешно изображать из себя патриотов для большинства населения подвластной им страны, несмотря на своё поведение в годы 1-й мировой войны и самóй сущности их доктрины, принципиально интернациональной и антироссийской. И ничего — сходило! А сама эта война — Вторая отечественная — не превратилась ли в массовом сознании в позорную «империалистическую», так что подвиги на ней русских воинов не то что даже были забыты, а вообще как бы не имели права на существование? Это было их общество и они формировали его мнение, как хотели. Когда их последыши окончательно исчезнут с политической жизни — изменится и отношение ко 2-й мировой войне, подобно тому, как несколько лет назад начало меняться отношение к 1-й.

Отношение к Русскому освободительному движению может, таким образом, изменится только со сменой отношения ко всей 2-й мировой войне, к её смыслу и итогам. До сих пор этому мешает как установившийся в результате неё «новый мировой порядок», так и сохранившаяся в неприкосновенности советчина в России. Но ни то, ни другое не вечно. Со временем станет возможно более свободное, без оглядок на различные «синдромы» и психологические комплексы, изучение всех сложных вопросов этой войны. Тогда и будет по достоинству оценено и развернувшееся в те годы Русское освободительное движение.

http://www.swolkov.narod.ru/publ/05.htm



* * *


Белое движение на современном этапе

С. В. Волков, 1998

Сегодня очевидно, что начавшееся 80 лет назад Белое движение, как бы кому-то ни хотелось навсегда его похоронить и забыть о нём, продолжает жить и в настоящее время. Не только потому, что в эмиграции ещё продолжают существовать белые организации — наследники Белой армии и даже живы некоторые участники Белой борьбы, но, главным образом потому, что в течение последнего десятилетия им удалось передать эстафету этой борьбы молодому поколению в России. Тот факт, что в условиях советского режима, после многолетней идеологической обработки и воспитания целых поколений в чисто советском духе, в новом поколении (родившихся в 50-60-х годах) стало возможным (не как исключение, а весьма распространённое явление) появление людей, самостоятельно пришедших к мысли о правоте Белой Идеи, является лучшим доказательством её бессмертия.

Сейчас Белое движение в стране обретает организационные формы, во главе которых призван стоять отдел РОВСа, и представлено целым рядом организаций, разделяющих идеологию Белого движения. Почему и для чего это движение вообще существует? Очевидно, что Белое движение, возникшее в защиту уничтоженной российской государственности, должно и будет продолжаться до тех пор, пока не будет выполнена та основная задача, ради которой оно возникло. Эта задача — ликвидация идейно-политического наследия совершителей большевицкого переворота и восстановление национальной государственности в её исторических границах.

Никакой другой задачи основоположники Белого движения никогда не ставили, их жертвенность была направлена на то, чтобы ликвидировать главное зло — паразитирующий на теле страны советский режим, преследующий не имеющие ничего общего с интересами российской государственности цели установления коммунистического режима во всём мире и отрицающий российскую государственность самим фактом своего существования. Во имя этой цели в Белом движении объединились люди самых разных взглядов, сходившиеся в двух главных принципах: 1)  неприятие большевицкого переворота и власти интернациональных преступников, 2)  сохранение территориальной целостности страны, нашедших воплощение в ёмком лозунге: «За Великую, Единую и Неделимую Россию».

Ныне мы, как в своё время и большинство участников Белого движения, не представляем себе в перспективе иного строя, чем историческая российская государственность в её православно-монархической форме. Однако надо чётко представлять себе, что восстановление исторической российской государственности во всей полноте присущих ей черт и форм возможно не ранее, чем будет полностью и окончательно искоренено абсолютно всё наследие коммунистического режима и вместо советской, ведущей происхождение от «Великого Октября», восстановлена российская национальная государственность как таковая. Подобно тому, как большевики смогли установить свою власть не сразу, а только в благоприятных для них условиях послефевральской смуты, так и окончательное установление традиционной государственности потребует переходного периода, который начнётся тогда, когда советское наследие уже будет сметено.

Так на каком же этапе мы находимся в настоящее время? Совершенно очевидно, что переходный период, о котором говорилось выше, ещё не наступил. Советский режим, хотя в несколько видоизменённой форме, продолжает существовать. Не потому только, что власть в стране по-прежнему находится в руках той же самой коммунистической номенклатуры, но прежде всего потому, что остаются незыблемыми его юридические и идеологические основы, то есть как раз всё то, что было бы уничтожено прежде всего в случае победы Белого движения в гражданской войне и в случае осуществления чаяний белой эмиграции. Поступившись частично экономическими принципами и отодвинув в тень наиболее одиозные идеологические постулаты, этот режим в полной мере сохраняет идеологическую и юридическую преемственность от большевицкого переворота, отмечая его как государственный праздник, и ведя свою родословную не от исторической России, а от созданного Лениным Советского государства. В учебниках истории борьба против исторической российской государственности и её уничтожение большевиками одобряются, защитники советской власти восхваляются, а её противники осуждаются. То есть, едва ли нуждается в особых доказательствах тот очевидный факт, что для нынешней власти на территории России красные являются «своими», а белые — врагами.

Да и в экономическом смысле мало что напоминает дооктябрьское время. По иному и не может быть в условиях, когда большинство населения по-прежнему фактически лишено права собственности, а предпринимательский слой не только не имеет ничего общего с дореволюционным (в огромной мере представляя симбиоз советской номенклатуры и уголовников), но и лишён соответствующего самосознания. Комсомольский воришка, занявшийся предпринимательством, в глубине души остаётся «совком» и считает предпринимательство делом вообще-то неправедным (тем более, понимая его как возможность награбить, что плохо лежит). Неудивительно, что такая «буржуазия» более чем спокойно относится к тому, что в нынешних исторических курсах «борьба против буржуазного строя, завершившаяся победой пролетарской революции», приветствуется как дело безусловно положительное.

Так что нынешняя ситуация — это, условно говоря, не положение лета или весны 1917 г., а ситуация ленинского НЭПа — псевдосвободная экономика при политическом и идеологическом господстве советчины. По существу, единственным заметным моментом остаётся только некоторое обращение к символике и атрибутике старой России. Так что, мы в лучшем случае, находимся в самом начале переходного периода. Причём положение усугубляется реальной угрозой увековечения территориального расчленения страны. Следовательно, цели Белого движения не выполнены, и его задачей по-прежнему остаётся расчистка социально-политического и идейно-интеллектуального пространства от господства советчины и создание условий для последующего возрождения исторической российской государственности.

В настоящее время советчина существует в двух основных видах. Более стыдливый её вариант представлен правящим режимом, более откровенный и агрессивный — т.н. «коммуно-патриотической» оппозицией. Общей чертой их идеологии является правопреемство от созданной Лениным государственности, неприятие реально-исторической России и ненависть к Белому движению во всех его проявлениях. Общим является и стремление представить родную им Совдепию в качестве законного продолжателя и наследника исторической России. Это и есть та система взглядов (наиболее полно представленная национал-большевизмом), которая на современном этапе противостоит идеологии Белого движения.

Мы исходим из того, что Белое дело есть, в конечном счёте, выражение естественного порядка вещей, того закономерного хода событий, который рано или поздно пробьёт себе дорогу сквозь идеологические утопии, политические химеры, апатию, лень и хищнические устремления отдельных лиц. Поэтому верим, что в ходе последующих событий его идеология и практика будут востребованы российской жизнью, и на этой основе произойдёт возрождение исторической российской государственности. Чем и будет завершено Белое движение.

http://www.swolkov.narod.ru/publ/15.htm



* * *


Белое движение и современность

С. В. Волков, 2000

Белое движение, несмотря на все события последних полутора десятков лет, так и не получило в общественном мнении адекватной оценки. Когда преступная сущность коммунистического режима выявилась в полной мере, казалось бы логичным воздать должное тем, кто ему противостоял. Однако этого не произошло и по сию пору. С самого начала «гласности» атмосфера однозначного отрицания красных не сопровождалась признанием белых, тенденция «красных ругать, но белых не хвалить», так и закрепилась в средствах массовой информации.

«Демократические» круги вынуждены были поносить своих идейных предшественников — красных, чтобы настроить население против партийного режима, который они сочли своевременным заменить «демократическим». Но признать и воздать должное белым они тоже не могли, ибо белые были прежде всего патриотами и боролись за Великую Единую и Неделимую Россию. И как бы ни было для них нелогичным не признать боровшееся с тем же режимом несколько десятилетий назад Белое движение, но ещё более нелогичным было бы им солидаризироваться с защитниками столь ненавистной им российской государственности. Поэтому ими реабилитируется кто угодно — только не жертвы красного террора, восстанавливается память о приконченной соратниками «ленинской гвардии» — но не о белых воинах. Что же касается национал-большевизма, господствующего в т.н. «патриотическом движении», то с точки зрения этой идеологии тот факт, что одни воевали за Россию, а другие — за мировую революцию оказывается ничего не значащим, коль скоро все они были «русскими людьми».

Суть дела, однако, в том, что, что красные не только не боролись за Россию, но и сами не приписывали себе тогда подобных побуждений, как то сразу же обнаруживается при обращении к материалам тех времён. Патриотическим языком они заговорили значительно позже, и для них это было вопросом выживания, а не добровольным «исправлением». Когда же жизнь заставила менять шкуру, — тогда и появились задним числом утверждения, что они-де и всегда были «за отечество».

Белых и красных пытаются ставить на одну доску, хотя их сущность принципиально различна. Можно очень по-разному представлять себе конкретные формы государственного, общественного и экономического устройства. Но при всём многообразии политических взглядов, все те, что основаны на естественном порядке вещей, всё-таки стоят по одну сторону черты, за которой — то, что принесли большевики. Это и есть разница между Белым и Красным.

Благодаря практически полной неосведомлённости в исторических реалиях общественному сознанию легко было навязать представление о «белой» идеологии как о чём-то специфическом, какой-то особой системе взглядов, одного порядка с красной. Отсюда попытки найти между ними что-то «среднее» или «не разделять ни той, ни другой», либо, напротив объединять их.

Но наша гражданская война не была борьбой каких-то двух группировок за власть в государстве, как война «Алой и Белой розы», не была борьбой между одной Россией и другой Россией. Это была борьба за государство и против него — борьба между Россией и мировой коммунистической революцией, между идеологией классовой ненависти и идеологией национального единства.

Для того, чтобы понять, за что сражались стороны в Гражданской войне, достаточно обратиться к лозунгам, начертанным на знамёнах тех лет. Они совершенно однозначны, и всякий, кто видел листовки, газеты и иные материалы тех лет, не сможет ошибиться относительно того, как формулировали свои цели враждующие стороны. Предельно сжато они выражены на знамёнах в буквальном смысле этого слова: с одной стороны — «Да здравствует мировая революция», «Смерть мировому капиталу», «Мир хижинам — война дворцам», с другой — «Умрём за Родину», «Отечество или смерть», «Лучше смерть, чем гибель Родины» и т.д. Знамёна красных войск, несущих на штыках мировую революцию, никогда, естественно, не «осквернялись» словом «Родина».

Белое движение возникло как патриотическая реакция на большевистский переворот, и было прежде всего движением за восстановление уничтоженной большевиками тысячелетней российской государственности. Никакой другой задачи основоположники Белого движения никогда не ставили, их усилия были направлены на то, чтобы ликвидировать главное зло — паразитирующий на теле страны большевистский режим, преследующий откровенно антинациональные цели установления коммунистического режима во всём мире.

В Белом движении соединились люди самых разных взглядов, сходившиеся в двух главных принципах:
1)  неприятие большевистского переворота и власти интернациональных преступников,
2)  сохранение территориальной целостности страны.

Эти принципы нашли воплощение в ёмком и, собственно, единственном лозунге Белого движения: «За Великую, Единую и Неделимую Россию».

Ядром движения, стали, естественно, образованные круги, прежде всего служилые, всегда бывшие носителями государственного сознания. Советскому человеку было положено считать, что белые армии состояли из помещиков и капиталистов, которые воевали за свои поместья и фабрики, «одержимые классовой ненавистью к победившему пролетариату». Но в годы самóй гражданской войны и сразу после неё сами большевистские деятели иллюзий на этот счёт себе не строили, и из их высказываний (не предназначенных для агитплакатов) совершенно ясно, что они хорошо представляя себе состав своих противников («офицеры, учителя, студенчество и вся учащаяся молодёжь», «мелкий интеллигент-прапорщик»).

Русское офицерство уже со второй половины XIX в. представляло собой чисто служилый элемент, живший на весьма скромное жалованье и к «помещикам и буржуазии» имевший отношение весьма отдалённое. К концу XIX в. даже среди всех потомственных дворян в стране помещиками было не более трети, среди служивших — гораздо меньше. Но половина офицеров даже не были дворянами по происхождению, а доля помещиков даже среди генералитета составляла порядка 10%, среди армейской элиты — офицеров Генерального Штаба — не имели никакой собственности 95%.

За годы же Мировой войны (тогда было произведено около 220 тыс. человек, то есть больше, чем за всю историю русской армии до 1914 г.) офицерский корпус стал в общем близок сословному составу населения (а офицеры военного времени по происхождению представляли практически срез социальной структуры страны). Ген. Н. Н. Головин свидетельствовал, что из 1000 прапорщиков, прошедших школы усовершенствования в его 7-й армии, около 700 происходило из крестьян, 260 из мещан, рабочих и купцов и 40 из дворян (и действительно, среди выпускников военных училищ военного времени и школ прапорщиков доля дворян всегда менее 10%). Офицерский корпус притом включал едва ли не всю образованную молодёжь России, поскольку практически все лица, имевшие образование в объёме гимназии, реального училища и им равных учебных заведений и годные по состоянию здоровья, были произведены в офицеры.

Эта масса молодых прапорщиков и подпоручиков, недавних студентов, гимназистов, семинаристов, рядовых солдат и унтер-офицеров, произведённых за боевые отличия, была весьма и весьма скромного материального положения. Объединяли её, конечно, не имущественные интересы, а невозможность смириться с властью антинациональных сил, выступавших за поражение своей страны в войне, которую эти офицеры считали Второй Отечественной, разлагавших армию и заключивших Брест-Литовский мир.

Но как бы ни была велика роль этих офицеров в белой борьбе, особенно на первом этапе, большинство в белых рядах составляли всё-таки не они, а как раз «рабочие и крестьяне», причём, что очень важно — пленные из бывших красноармейцев. Лучшие части белых армий на Юге — корниловцы, марковцы, дроздовцы уже к лету 1919 г. в большинстве состояли из этого элемента, а в 1920 г. — на 80-90%. Все белые мемуаристы единодушно отмечают, что именно этот контингент, т.е. люди, уже побывавшие под властью большевиков, были гораздо более надёжным элементом, чем мобилизованные в районах, где советской власти не было или она держалась недолго.

Так было на Юге. На Востоке же и Севере России белые армии были практически полностью «рабоче-крестьянскими», целые дивизии состояли даже сплошь из самых натуральных «пролетариев» — ижевских и воткинских рабочих, одними из первых восставших против большевиков и тяжело за это поплатившихся (в одном Ижевске большевики после захвата города истребили 7983 чел. членов их семей). Эти рабочие полки прошли при отступлении через всю Сибирь, вынося в тайге на руках свои пушки и боролись в Приморье до самого конца 1922 г.

Советская пропаганда, особенно впоследствии, говоря о гражданской войне, предпочитала делать основной упор на так называемых «интервентов», представляя белых по возможности не в качестве основной силы сопротивления большевизму, а в качестве «пособников мирового капитала», каковой и должны были воплощать страны Антанты. Антанта же усилиями апологетов партии, призывавшей к поражению России в войне с Германией, превратилась в символ чего-то антироссийского. И из сознания советского обывателя совершенно выпал тот очевидный факт, что Россия — это и была главная часть Антанты, без которой её, Антанты, никогда бы не сложилось. И так называемые «интервенты» не только не были врагами подлинной, исторической России, а были её союзниками, обязанными оказать России помощь в борьбе против немецкой агентуры, в качестве которой совершенно неприкрыто выступали тогда большевики.

Другое дело, что «союзники» оказались эгоистичными и недальновидными и не столько оказывали такую помощь, сколько преследовали свои корыстные цели. Теперь можно, конечно, рассуждать о том, на ту ли сторону стала Россия в европейском противостоянии. Но, как бы там ни было, а такова была воля её Государей, и никаких других союзников у России в 1917 г. не было. И в любом случае вина их перед Россией не в том, что они проводили «интервенцию», а в том, что они этого как раз практически не сделали, предоставив большевикам утвердить свою власть и уничтожить белых — последних носителей российской государственности, сохранявших, кстати, безусловную верность союзникам и идее продолжения войны с Германией.

Практически нигде, за исключением отдельных эпизодов и Севера России (и то в крайне ограниченных масштабах) союзные войска в боях с большевиками не участвовали, и потери в массе потерь белых армий исчисляются сотыми долями процента. Их участие ограничивалось лишь материальной помощью, и то в отдельные периоды и крайне скудной по сравнению с возможностями, которыми они располагали.

Идеология участников белой борьбы не представляла собой какой-то специфической партийной программы. Она была всего лишь выражением движения нормальных людей против ненормального: противоестественной утопии и преступных результатов попыток её реализации.

Белые не предрешали конкретных форм будущего государственного устройства России, оставляя решение этого вопроса на усмотрение органа народного представительства, который предполагалось создать после ликвидации большевистского режима, несомненной для них была лишь необходимость восстановления тех основ русской жизни, которые были попраны большевиками, и сохранение территориальной целостности страны.

Последнему принципу белое руководство было особенно привержено, не допуская отступления от него даже в тех случаях, когда это могло обеспечить решающий стратегический перевес. Ни Колчак, ни Деникин как носители верховной власти никогда не считали возможным признавать отделение от России каких бы то ни было территорий. Такая политика, если и уменьшала шансы на успех, то имела высокий нравственный смысл. Равно как и лозунг «За помощь — ни пяди русской земли» по отношению к союзникам и некоторые другие аспекты, осложнявшие сотрудничество с последними.

Что касается «непредрешенчества», то, поскольку сутью и смыслом существования Белого движения была борьба с установившейся в России коммунистической властью, его позиция по любому вопросу всегда исходила из интересов этой борьбы. Она сводилась к тому, чтобы ликвидировать большевистский режим, без свержения которого были бессмысленны любые разговоры о будущем России, и тем более монархии. Непредрешенческая позиция, хотя и была теоретически ущербна, в этих условиях представлялась единственно возможной. Тем более, что она отражала объективную реальность — отсутствие единства по этому вопросу в среде самих участников движения и в равной мере даже среди её ядра. Учитывая весь спектр настроений среди добровольцев, можно полагать, что «конституционная монархия, возможно, наподобие английской» была бы тем вариантом, который имел наибольшие шансы примирить большинство их.

Возвращаясь к современности, нетрудно заметить, что все основополагающие установки и лозунги, которые сейчас вынужденно приняты государственной властью — культ российской государственности, идеология национального единства, озабоченность территориальной целостностью страны, отрицание «классовой борьбы» (вплоть до принятия закона, карающего за «возбуждение социальной розни»), экономическая свобода — чисто «белые». Это всё то, что было в старой России, за что боролись белые и всё то, что было так ненавистно красным. Однако власть отождествляет себя не с белыми, а с красными, и ведёт преемство не от исторической России, а от большевистского режима.

Основное противоречие современной жизни — как раз и есть противоречие между объективно востребованными ныне «белыми» (то есть, собственно, нормальными, естественными и здравыми идеями и устремлениями) и «красным» происхождением тех, кому приходится их проводить. И не случайно, что в наиболее наглядном и концентрированном виде это противоречие проявляется в отношении к самому Белому движению.

http://www.swolkov.narod.ru/publ/24.htm



* * *


Традиционная государственность и тоталитаризм

С. В. Волков, 1995

В последние годы рассуждения о характере государственной власти получили широкое распространение. При большом количестве публикаций на эту тему бросается в глаза отсутствие у пишущих ясного представления о реальном содержании тех терминов, которыми они оперируют. Легковесность подхода не должна удивлять, учитывая, что в массово-интеллигентском сознании отсутствует даже разница между тоталитаризмом и авторитаризмом: само отождествление этих понятий является наследием господства тоталитаризма и тоталитарной идеологии.

Примитивность представлений об общественном и государственном строе, порождённая и сочетающаяся с крайне слабым знанием исторических реалий, а то и полным невежеством в этом отношении, свойственны, впрочем, не только советской интеллигентской среде. Пресловутая теория «конца истории», наступающего с торжеством демократии во всём мире, например, порождена сходными причинами, и идеально подходит для восприятия публики с соответствующим менталитетом. Для неё закономерно представление о том, что всё, не являющееся или не могущее быть названным «демократией», есть тоталитаризм, с которым отождествляется понятие «деспотия», а далее часто делается и вывод о том, что эта самая «деспотия» («восточная» или «азиатская») и есть непосредственная предшественница тоталитаризма. В тот же ряд ставятся противоречащие демократии понятия империализма, авторитаризма и консерватизма. Причём самое ожесточённое сопротивление встречает обычно упоминание о том, что эти понятия противоречат в равной мере и тоталитаризму. Потому что в этом случае обнаруживается фальшивость приведённой выше «родословной» тоталитаризма и выясняется, что он и демократия стоят по одну сторону водораздела, на другой стороне которого находятся традиционные — «нормальные» формы социально-государственной организации.

Вопрос о том, чтó в формах социально-государственной организации является нормой, также извращён чрезвычайно. Памятуя о том, что человеческая история насчитывает тысячелетия, судить о её глобальной направленности по событиям нескольких десятилетий или даже одного-двух столетий было бы опрометчиво. Тем более нелепыми выглядят суждения и исторические обобщения, вызванные к жизни конъюнктурными обстоятельствами. Когда несколько лет назад перешла в практическую плоскость задача разрушения СССР, это сопровождалось рассуждениями о «неизбежности и закономерности» такого хода событий, ибо «время империй» было объявлено раз и навсегда прошедшим. Оставим пока вопрос о том, что СССР к этому «времени» вообще никакого отношения не имел, будучи образованием совершенно иного типа. Заметим лишь, что говорить о каком-то особом «времени империй» неуместно: империи существовали в самые разные времена, так что их «время» охватывает всю человеческую историю; по этой же причине нет никаких оснований полагать, что они не будут существовать и в будущем. Империализм есть естественная и единственно возможная политика великих держав, и формирование враждебного отношения к «чужому» империализму (который единственно и принято так именно называть) тоже совершенно нормально и связано с тем, что, по выражению Ницше, «тщеславие других не нравится нам тогда, когда идёт против нашего тщеславия».

Если встать на точку зрения, трактующую тоталитаризм как «недемократизм», то окажется, что при нём прошла практически вся история человечества, и, следовательно, именно он ей свойствен в наибольшей степени. Однако традиционные общества были, конечно, не тоталитарными, но авторитарными. И разница между ними и обществами «нового типа» — тоталитарными и демократическими — принципиальная. Как правило, поводом для их отождествления служит представление о «диктатуре», но если авторитаризм — диктатура лиц, то тоталитаризм — диктатура идеи. Кроме того, тоталитаризм хотя и невозможен без таковой, но не только не сводим к ней, но наличие диктаторской власти не может быть само по себе его признаком. Тоталитарная система характеризуется не степенью силы государственной власти и её «деспотичности», а качеством, лежащим совсем в другой плоскости — её всеохватностью. Не является индикатором тоталитаризма и гипертрофированная роль государства; важнейшее значение при этом имеет социальная структура, особенно права и положение высших её слоёв. Вообще, ни один из критериев тоталитарности системы (степень регламентации быта, идеологическая нетерпимость, определённая социальная структура и социальная политика, характер власти) не может, взятый сам по себе (в какой бы сильной степени ни был развит) свидетельствовать о тоталитарности данного общества. Таковая достигается именно совокупностью всех этих качеств, в тоталитарном обществе наличествует обычно весь набор соответствующих явлений.

Для того, чтобы стало ясно, насколько вульгарные представления о родстве «восточного деспотизма» с тоталитаризмом и о происхождении одного от другого, получившие столь широкое распространение в либерально-интеллигентской среде, далеки от действительности, достаточно сопоставить хорошо известное тоталитарное общество (характерным примером которого было советское) с классическим традиционным имперским обществом, дающим, казалось бы, максимальный повод для отождествления с тоталитарным — бюрократической деспотией дальневосточного типа. Постараемся пренебречь даже тем, что сравнивать тоталитаризм (явление нашего века) с «восточными деспотиями», вообще довольно трудно, ибо чисто исторически эти явления принадлежат разному времени с принципиально отличным уровнем технологии, информативности, вовлеченности в общемировой политический процесс и т.д.

Если обратиться к идеологической сфере (идеология каждого традиционного общества была представлена какой-либо религией), то сразу же обнаружится, что идеология традиционных империй несопоставима с идеологией тоталитарных обществ по главному и решающему признаку — обязательности данной идеологии для всех членов общества. В древних деспотиях Ближнего Востока этот вопрос вообще не стоял, поскольку многобожие делало его бессмысленным, и статуи богов завоёванных областей с почётом привозили в столицу победителей. С распространением мировых религий, когда, казалось бы, появилась почва для религиозно-идеологической нетерпимости, она, тем не менее, не приобрела характера государственной политики. Скажем, мусульманские правители Индии совершенно спокойно смотрели на наличие индуистов и представителей других вероисповеданий не только среди своих подданных, но и среди подвластных им правителей отдельных территорий.

Веротерпимость, а, следовательно, и идеологическая терпимость была нормой практически всех традиционных обществ Востока и Запада. Как пример идеологической нетерпимости обычно приводят инквизицию и крестовые походы. Но следует помнить, что инквизиция была направлена не против иноверцев, а против еретиков, т.е. отступников внутри самóй господствующей религии. При преследовании таковых, допускалось, тем не менее, существование целых групп населения, находившихся вообще вне этой религии. Крестовые же походы преследовали цель освободить от мусульман христианские святыни, а вовсе не ликвидацию ислама как такового. По отношению к иноверцам могла существовать дискриминация (повышенные налоги, ограничения в правах и т.д.), проводится политика на привлечение их в лоно господствующей идеологии, но на практике никогда не ставилась задача тотального единства в вере всего населения страны. Могло быть и так, что какая-то религия категорически не допускалась, но это не меняло всей картины, коль скоро допускались другие.

Причём наиболее характерный пример в этом отношении дают как самые классические — «бюрократические» восточные деспотии. Как хорошо известно, основой идеологии стран, входивших в ареал распространения китайской политической культуры, было конфуцианство, т.е. именно то учение, в центре внимания которого стояло государство и вопросы государственного управления. И в то же время в странах региона успешно распространялся буддизм — религия предельно «антигосударственная», характеризующаяся прежде всего индивидуальным началом, рассматривавшая объективный мир со всеми существующими там отношениями как иллюзорный, а всякие связи, в т.ч. и социальные, как зло. Между тем буддизм мог быть там (как в Корее VI-XIV вв.) государственной религией (правители и их ближайшие родственники становились монахами, погребались по буддийскому обряду, монастыри приравнивались к государственным учреждениям, получая соответствующее содержание), в то время как сама государственность продолжала базироваться на конфуцианстве (будущие чиновники обучались в конфуцианских учебных заведениях, а виднейшие государственные деятели могли относиться к буддизму чрезвычайно отрицательно). Свобода выбора даже между столь различными идеологиями не ограничивалась (в летописях есть характерный эпизод, когда сын, отвечая на вопрос отца, что он желает изучать — конфуцианство или буддизм, говорит: «Я слышал, что буддизм — далёкое от житейской суеты учение. Почему же я должен изучать такое учение? Я буду изучать конфуцианские принципы.») Тот факт, что в классической бюрократической деспотии предельно «государственная» идеология мирно сосуществовала с предельно «антигосударственной», причём последняя могла быть государственной религией (опять же никого ни к чему при этом не обязывая), сам по себе достаточно красноречив (особенно при сравнении с тем, как поступлено было с буддистами в СССР, Монголии и Северной Корее).

Совсем иное мы видим в тоталитарных системах, отношение которых к религиям тем более закономерно, что это системы прежде всего идеологические, и идеология поэтому есть та область, в которой они менее всего склонны терпеть альтернативы. Тоталитарным режимам иногда свойственно стремление создать в противовес старой новую религию — будь то культ «верховного существа», попытки реанимации язычества или советское «богостроительство», но они обычно бывают неубедительны и кончаются неудачей по той причине, что превращается в религию сама основная идеология тоталитарного режима, не нуждаясь больше ни в какой другой. Все известные тоталитарные режимы со своими «священными писаниями» в виде произведений основоположников учения, «житийной литературой» в виде биографий их сподвижников («апостолов»), «богооткровенными» цитатами и изречениями на все случаи жизни, «моральными кодексами», догматикой, носящими целиком комментаторский характер «общественными науками», «падшими ангелами» в виде уклонистов и ревизионистов и т.п. до смешного копируют мировые религии. И это сходство тем комичнее, что рождено не осознанным стремлением к подражанию, а объективной логикой функционирования тоталитарного режима.

Некоторое сходство с положением господствующей идеологии в тоталитарных обществах можно усмотреть разве что в теократических государствах, само возникновение которых обязано идеологии. Но весьма характерно, что в чистом виде такие государства практически не встречаются (некоторое время такой характер носило арабское государство, но вскоре его утратило). Тем более не являются теократическими христианские государства (ни православные, где взаимоотношения между духовной и светской властью определяются понятием «симфонии», ни католические, где высшая духовная власть находится вне государства, ни протестантские, где главой церкви может быть светский правитель). Даже самая воинственная религия традиционного общества — ислам, при господстве в государстве допускает веротерпимость, «религия» же тоталитарного режима абсолютно нетерпима.

Вообще дело не в форме организации священнослужителей (конфуцианским обществам тоже иногда пытались приписать теократический характер на том основании, что чиновная иерархия при господстве конфуцианской идеологии совпадает с иерархией священнослужителей, поскольку другой не имеется), а в характере связи власти и идеологии. То же конфуцианство всегда существовало для государства, а не государство для него, оно не было намертво связано с конкретным правителем в том смысле, что государственная мораль, воплощённая в конфуцианстве, стоит выше конкретной власти и может осуждать «недостойного» правителя при его жизни. В тоталитарном обществе существующая в данный момент власть всегда выше любой морали.

С другой стороны, связь правителя со своей «религией» в тоталитарном обществе несравненно теснее. В конфуцианском обществе вполне возможны гонения на конфуцианство со стороны «недостойного» правителя, причём не на конкретных идеологов (что возможно и при тоталитарном режиме), а на конфуцианство как таковое (бывали случаи, когда отдельные критикуемые им правители в пику ему возвышали буддизм). В тоталитарном правитель может сколь угодно далеко отойти на практике от догм и заветов своей «веры», но совершенно немыслимо, чтобы он мог порвать с ней идейно, совершенно отбросив её или хотя бы открыто покуситься на основные положения: это был бы уже другой режим — либо другой тоталитарный, если идеология заменяется на другую (что на практике не встречалось), либо означает переход к авторитаризму.

В социальных аспектах несходство традиционных авторитарных режимов с тоталитарными наиболее существенно, хотя и не так очевидно. Тоталитарный режим выражается обычно формулой «вождь и народ», и основой является полное равенство всех, кто стоит ниже вождя (воистину, «в обществе, где все равны, никто не свободен»). Он в принципе не терпит такого понятия и тем более элемента социальной структуры, как аристократия, вообще не допускает существование более или менее независимого и консолидированного высшего сословия, тем более каких-либо форм его организации. Между тем практически во всех традиционных обществах аристократия или иное высшее сословие существовали, и вообще это были сословные общества. Правда, одной из характерных черт дальневосточных «бюрократических» деспотий, отличавшей их от европейских (в т.ч. и российской) «аристократических» монархий было то, что высшее привилегированное сословие — чиновничество предполагалось как сословие ненаследственное. Привилегированный статус человека был связан не с происхождением, а социальным положением, причём никто не мог получить такой статус иначе, как из рук государственной власти. Принцип полной зависимости статуса каждого члена чиновничьего сословия от существующей в данный момент власти серьёзно отличал таковое от положения европейского дворянства и порождал совершенно иные понятия личного достоинства. Однако следует помнить, что и «бюрократические» дальневосточные общества были сословными, и (при одинаковом бесправии перед лицом высшей власти) мысль о равенстве всех подданных никогда не была присуща политической мысли этих стран.

Есть и ещё одна очень показательная принципиальная черта социально-идеологического плана. Непременным атрибутом тоталитарного режима является культ «простого человека», пренебрежение к умственному труду вообще и к его носителям в частности. Считается, что человек физического труда обладает высшей нравственностью по сравнению с интеллектуалом, лучшей способностью к управлению государством и даже бóльшим художественным вкусом. «Пролетарское происхождение» представляет в таком обществе самостоятельную ценность, причём такого достоинства, которое обычно предпочитается всем прочим. Так вот и по этому вопросу установки традиционно-деспотического и тоталитарного режимов противоположны. Положение, по которому управлять должны именно образованные, было краеугольным камнем китайской политической доктрины, возникнув в глубокой древности (как говорил Мэн-цзы: «Есть дела больших людей, и есть дела маленьких людей. Есть люди, напрягающие ум, и есть люди, напрягающие силу. Тот, кто напрягает ум, управляет людьми, тот, кто напрягает силу, управляется людьми. Тот, кто управляет людьми, кормится за счёт других, тот, кто управляется людьми, кормит других. Это — всеобщая истина Поднебесной»). В Китае были периоды (как раз наиболее «деспотические»), когда среди чиновничества считалось хорошим тоном подчёркивать своё незнатное происхождение, но это имело совершенно иной характер — тем самым подчёркивались личные заслуги на ниве учёности, которыми и обеспечивался разрыв с низшим социальным слоем и приобщение к высшему. Характерно, что именно постулат о приоритете умственного труда стал основным объектом критики при тоталитарном режиме и в самóм Китае («перевоспитание» физическим трудом, «наполовину рабочие — наполовину писатели, наполовину крестьяне — наполовину учёные» и т.д.). И если интеллектуалы как социальный слой и там, и там не противостоят государственной власти, то происходит это по прямо противоположным причинам: в первом случае они и являются правящим слоем, а во втором — либо уничтожены с заменой полуграмотными «образованцами», либо затерроризованы до полной невозможности выступать от собственного имени.

Сходство тоталитарных режимов с «деспотиями» видят и в гипертрофированной роли государства. Но роль государства в обществе вообще не имеет отношения к проблеме тоталитаризма. Последний непредставим без вмешательства государства в экономику. Но такое вмешательство в тоталитарном обществе именно потому так велико и всеобъемлюще, что это вмешательство не столько самого государства, сколько идеологии данного режима, органом которой государство при тоталитаризме и выступает. Если считать вмешательство государства в экономику тоталитарной чертой, то следует признать, что все западные государства в течение последних полутора столетий эволюционировали к тоталитаризму. В восточных деспотиях всегда имелся сильный государственный сектор, но он по масштабам вполне сопоставим с тем, какой существует последние десятилетия в западных странах. В коммунистическом же, например, обществе экономика огосударствливается не потому, что должна быть именно огосударствлена, сколько потому, что должна быть обобществлена, как того требуют идеологические установки. Принципиальная грань тут не между государственным и частным, а — между общественным и личным. А это совсем не одно и то же. Если первая пара различается только юридически, то вторая — носит характер идеологического противостояния. Сколь бы суровые ограничения не накладывались в традиционных обществах на отдельные виды предпринимательской деятельности, но никогда таковая не считалась преступлением, как то было в СССР. В этом состояла вся суть режима: частное предпринимательство и частная собственность запрещались не потому, что противоречили интересам государства (наоборот, они могли только способствовать увеличению его мощи), а потому, что были неприемлемы идеологически, затрагивая его «святая святых».

Другой аспект, связанный с ролью государства — так называемый «бюрократизм», под чем обычно понимается или многочисленность государственных служащих, или усложнённую процедуру управления. Но ни то, ни другое не имеет отношения к тоталитаризму. Традиционные империи в этом отношении весьма разнообразны. Они могут быть вообще слабо централизованы и обходиться минимальным числом чиновников при дворе верховного владыки, или сильно централизованными, и тогда чиновников требуется больше. Между прочим, в наиболее бюрократических традиционных обществах число чиновников не превышало 2-3% населения, многократно уступая по этому показателю современным западным странам. В большинстве случаев всё зависит от конкретной организации государственного управления (например, ярчайший пример бюрократизма даёт Шумеро-Аккадское царство при III династии Ура в конце III тысячелетия до н.э., не имеющее себе равных по тщательности фиксации мельчайших хозяйственных документов, но не более «тоталитарное», чем другие деспотии той эпохи).

В интеллигентских кругах распространено вульгарное представление, что «всё зло от чиновников», (которые, в частности, «всегда Россией правили») вплоть до того, что тоталитарным склонны считать такой режим, где «управляют чиновники». Но чиновники управляют любым обществом, на то они и существуют. Они суть агенты государственной власти, вне которой не существует ни одно общество (впрочем, от «демократического помешательства» чего только не встретишь ныне на газетных страницах — доводилось читать, что «общество» может-де «решать, нужно ли ему государство»). Власть вообще всегда первична — даже в звериной стае есть вожак. Разница в том, чью власть они представляют — монарха, олигархии, диктатора, идеократии и т.д.

В тоталитарных обществах численность госслужащих действительно резко возрастает за счёт роста объектов управления при «обобществлениях» и желания включить в процесс управления «простого человека», что связано с необходимостью компенсировать недостаток компетентности и профессионализма числом управляющих. При этом обращает на себя внимание, что для тоталитарных режимов характерно как раз отсутствие, либо очень слабая развитость формального оформления государственной службы (в виде чётких законов о государственной службе, правового оформления чиновничества, ранговых систем, формы, знаков отличия и т.п.). Это, в общем, закономерно, ибо в таком обществе наиболее важные распорядительные функции (выполняемые в других обществах собственно чиновниками) принадлежат функционерам носителя тоталитарной идеологии — партии (как бы жрецам). Поэтому партийный аппарат заменяет собой собственно государственный, играющий второстепенную «хозяйственную» роль.

В абсолютном большинстве нетоталитарных обществ — от дальневосточных деспотий до современных европейских стран чётко оформленное, разделённое на ранги, с особым правовым статусом, порядком прохождения службы и т.д. чиновничество существует. В большинстве тоталитарных его нет. Вместо него имеется категория людей, объединяемая понятием «кадры» или «номенклатура» и включающая лиц, чья преданность режиму и, главное, идеологическая правоверность не вызывает сомнений, так сказать, «проверенных». Не случайно вхождение в её состав не подвержено никакому формальному порядку: экзамен, окончание определённого учебного заведения и т.д. Человек отбирается и выдвигается неформально, на основе проявленных им свойств, действует нечто вроде «классового» (или иного) чутья. Именно на основании трудноуловимых, но чётких критериев из двух инженеров, преподавателей или научных сотрудников один вдруг становится инструктором райкома и начинает путь по номенклатурной лестнице политического руководства, а другой до конца жизни остаётся на своём месте, разве что став из «младших» «старшим» инженером и т.д. Отсутствие конкурсного начала, как и любого другого формального и независимого от политической конъюнктуры способа выдвижения и занятия должностей (хотя бы по выслуге, образованию и т.д.) определяет и отсутствие ранговой системы, что позволяет перемещать «кадры» совершенно свободно, руководствуясь только политической волей. Поэтому-то в тоталитарных обществах так нечеткá, смазана вся формальная сторона общегражданского управления. Всячески маскируется система льгот и привилегий, а иерархия постов и должностей, очень чётко существующая в реальности, никогда не оформляется внешне. Весьма характерно, что попытки даже чисто внешне формализовать эту систему обычно не приживаются (в советское время даже в специализированных гражданских ведомствах форменная одежда, классные звания и знаки различия продержались лишь несколько лет, а в основных управленческих органах никогда и не вводились). В Китае в момент наивысшего подъёма «культурной революции» были упразднены знаки различия даже в армии. В тоталитарном обществе всякая другая власть, кроме власти верховного вождя, должна быть, по возможности, деперсонализована. Развитая бюрократия как правовой институт противостоит самому духу тоталитаризма, основанного на идейно-политической («революционной») целесообразности.

Опутывая сетью регламентаций экономику, тоталитарный режим абсолютно нерегламентирован политически. Что же касается регламентаций в одежде, быте и образе жизни населения, то если «деспотии» делали это ради различия — с целью обособить друг от друга слои и группы населения, то тоталитарный режим осуществляет свою регламентацию с целью всеобщего единообразия. В обществе, где, по идее, есть лишь вождь и народ, демонстрация наличия различных слоёв народа противоречит тезису о «единстве» последнего (демонстрируя единство с народом, вожди в большинстве случаев стремятся также одеваться непритязательно). Нарушения этих принципов свидетельствуют обычно о разложении режима.

Наконец, есть ещё ряд бросающихся в глаза черт, в корне отличающих тоталитаризм от традиционных «деспотий». Идеологическим обоснованием последних является воля Неба, тоталитарного всегда — «воля народа». Традиционные режимы базируются на традициях, легитимизме и потому по определению консервативны, тоталитаризм, вполне осознавая свою ублюдочную суть, в определённой мере истеричен, постоянно «мобилизовывая» своих подданных на какие-либо «свершения», живя от «победы» до «победы», от «битвы» до «битвы». Идеал, «золотой век» формирующегося столетиями традиционного режима всегда в прошлом, тоталитарный, рождённый переворотами, отряхающий со своих ног прах «старого мира», постулируя свою оторванность от корней, — всегда устремлён в будущее. Кстати, такое существенное отличие, как разница в характере «происхождения» режима во многом определяет и его карательную практику. Традиционные режимы, для которых все слои населения «свои», не имеют потребности в постоянном превентивном массовом терроре и карают лишь отдельных лиц, идеология тоталитарного режима направлена обычно против целых групп населения. Террор неизбежно является массовым и носит превентивный характер, обо он карает противников не только реальных, но потенциальных и воображаемых. Различия такого рода, казалось бы, трудно не заметить, но гипноз «твёрдой власти», «диктатуры» оказывается сильнее.

Имперская бюрократическая деспотия есть лишь разновидность более общего, глобального явления человеческой истории, могущего быть названным «традиционным авторитаризмом», который, собственно, и составлял её содержание на протяжении тысячелетий, несколько потеснившись в последние два столетия. Собственно говоря, он и есть норма. Прямым наследником традиционного авторитаризма является современный авторитаризм, господствующий в большинстве стран современного мира. Он может выступать в самых разных формах, в виде военных хунт Латинской Америки, в виде гражданской президентской диктатуры, в виде однопартийных систем, в виде демократически оформленной власти бывшего лидера военного переворота, в виде реально монопольной власти одной партии при многопартийной системе и всех атрибутах демократии и т.д. Независимо от того, носит ли данная власть личный или коллективный характер (хунта, партия, олигархическая группа), существенным является то, что политическая власть надёжно ограждена от посягательств на неё со стороны других политических групп и лиц. При этом вовсе не обязательно существует запрет на политическую деятельность (не говоря уже о свободе поведения в экономической, идеологической и тем более частной жизни) — важно лишь, что всё устроено различными способами таким образом, что эта деятельность не может привести к смене власти. Например, власть, располагающая надёжной военной силой, или твёрдо опирающаяся на пусть не самые многочисленные, но наиболее дееспособные социальные, конфессиональные или национальные группы населения, вполне гарантирована от падения, хотя бы большинство населения и не одобряло её, и поэтому вполне может позволить себе допустить многопартийную систему, свободную прессу и сопряжённую с этим критику в свой адрес. Современный авторитаризм по своим формам, разумеется, далеко ушёл в большинстве случаев от классической империи, но в той же мере, что и она, отличается от тоталитаризма именно тем, что не нуждается для своего существования во вмешательстве во все стороны человеческой жизни и деятельности.

Современный авторитаризм, таким образом, имеет традиционное и в большинстве случаев ненасильственное происхождение. Отождествление его с тоталитаризмом происходит, как уже говорилось, потому, что и то, и другое противоставляется демократии. Что, однако, при этом имеется в виду под «демократией»? Если наличие конституционных учреждений, парламента и т.д., то можно вспомнить, что сталинская конституция была одной из самых демократичных. Кроме того, почти все европейские авторитарные режимы последних двух столетий (а афро-азиатские и сейчас) существуют при всех атрибутах демократии (а современные демократии, в т.ч. классические — при монархических). Есть мнение, что Франция, скажем, лишь немногим более десятилетия назад достигла «настоящей» демократии, и с какой-то стороны это вполне правомерно (уж во всяком случае до последней четверти XIX в. она жила при авторитарных режимах).

Но что такое тогда «настоящая» демократия? Судя по тому, что о ней пишут сами демократы, это такая конечная и идеальная форма демократии, которая, наконец-то, несовместима с «империей» и «империализмом». И это, в общем-то, не вызывает возражений, поскольку она представляет собой специфический режим господства транснациональной финансовой олигархии, осуществляющий свою власть не столько по территориальному, сколько по экономическому принципу. Но каково её реальное место в истории? Ведущие европейские страны перестали быть центрами империй всего три-четыре десятилетия назад. Абсолютное большинство стран Азии, Африки и Латинской Америки имеют авторитарное правление, демократическое оформление которого значит не больше, чем европейские пиджаки современных африканских племенных вождей.

Приходится констатировать, что «настоящая» демократия весьма ограничена во времени (несколько десятков лет из нескольких тысячелетий мировой истории) и пространстве (помимо нескольких евроамериканских великих держав, служащих базой транснациональных монополий, этот режим существует только в мелких европейских странах, фактически не являющихся самостоятельными политическими величинами). Даже в половине европейских стран она держится за счёт их военно-политической зависимости от США. В остальном мире она скопирована лишь формально, то есть так же, как и в нынешней России (и едва ли с ней или, скажем, с Китаем можно будет что-нибудь в этом смысле поделать). Да и Япония с Германией до сих пор (во всяком случае — духовно) оккупированные и политически неполноправные страны, причём сама необходимость сохранения такого статуса этих экономических гигантов наилучшим образом свидетельствует о непредсказуемости их поведения без этого фактора.

В рамках общечеловеческой истории и демократия, и тоталитаризм выглядят, скорее, отклонениями от нормы (каковой является авторитаризм во всех своих проявлениях), появившимися под влиянием идейных течений двухсотлетней давности и вполне развившимися и выразившимися в государственной форме только в наше время. (Отдельные элементы того и другого можно, конечно, обнаружить в прошлом, начиная с древности, но понятие, допустим «рабовладельческой» или «имперской» демократии с точки зрения «настоящей» есть полная бессмыслица.) Они есть в равной мере явления «Нового Порядка», возникшие как антиподы «Старого Режима» (исторически сложившихся автократий). Тоталитаризм и демократия — близнецы-братья, и оба обязаны своим происхождением не Востоку, а Западу. Непричастность к тоталитаризму восточных деспотий лишний раз подтверждается тем фактом, что все азиатские тоталитарные режимы имели вторичное происхождение и были установлены военным путём под влиянием (или даже прямым образом) извне, со стороны уже существовавших тоталитарных режимов, а не выросли непосредственно из традиционных авторитарных деспотий. Напротив, те режимы, которые непосредственно выросли из таких деспотий — авторитарные режимы современного типа (вроде гоминьдановского) были сметены тоталитарными режимами.

Сами тоталитарные режимы стали возможны лишь благодаря демократической идеологии (в широком смысле слова), разъевшей устои традиционного авторитаризма апелляцией к массе. Традиционный авторитаризм, не имеющий нужды соблазнять массы и заискивать перед ними, не имел потребности в демократии, но и — в тоталитаризме. Тоталитаризм же в любом случае обязан своим установлением «совращению» массы населения: в одних случаях он приходит по результатам голосования (такое, правда, было возможно лишь до появления «настоящей демократии»), в других — по призыву «грабить награбленное» или сходным с ним.

Более того, «настоящая демократия» как ближайшая родственница тоталитаризма не только не является его антиподом, но и несёт в себе ряд тех же самых черт. В частности, она по большому счёту почти столь же идеологически нетерпима, рассматривая себя в качестве абсолютной ценности, подлежащей критике только в конкретных проявлениях, но не как идея (если традиционные общества были, как правило, веротерпимы, то в абсолютном большинстве демократических стран публичное выражение антидемократических взглядов законодательно запрещено). Наконец, политический режим «настоящей демократии», теоретически зависящий от волеизъявления населения на выборах, в реальности не может быть изменён таким образом, поскольку при соответствующей угрозе в дело включаются силовые механизмы. Настоящая власть всегда неделима. Поэтому, кстати, понятие «разделение властей» лишено всякого реального смысла. Оно имеет его только в переходные периоды, когда вопрос о власти ещё не решён — тогда за каждой из ветвей может стоять одна из борющихся за власть сил. В обществе с «устоявшимся» режимом оно всегда формальность. Что из того, что по закону исполнительная, законодательная и судебная власть будут строго разграничены? Если все они будут состоять из коммунистов, то вся система — работать точно так же, как если бы такого разделения не было, или бы эти органы вовсе не существовали. Точно так же и в демократических странах демократический режим существует только потому и до тех пор, пока все эти органы состоят из его приверженцев.

Вот почему едва ли следует торопиться объявлять о «конце истории». Людям всегда было свойственно придавать решающее значение тому периоду истории, свидетелями которого им самим довелось быть, забывая. что он лишь ничтожная часть жизни человечества, в которой даже самые заметные изменения могут происходить только в рамках свойственного человеческой натуре, неизменной во веки веков. А раз так, то более для неё естественные, опробованные тысячелетиями, формы социо-государственной организации рано или поздно всё равно возобладают.

http://www.swolkov.narod.ru/publ/02.htm



* * *


Исторический опыт Российской империи

С. В. Волков, 1995

Двух поколений, выросших при советской власти, оказалось более чем достаточно, чтобы представление о России было полностью утрачено. На фоне общего недоброжелательства даже те, кто искренне симпатизирует старой России, очень плохо представляет себе её реалии. В сознании таких людей господствует мифологизированное представление о дореволюционной России, причём когда при более близком знакомстве с предметом обнаруживается явное несовпадение реальности с мифом, то реальность отвергается и мифологический идеал ищется в более ранних эпохах — в средневековье (т.е. периоде, о реалиях которого существуют ещё более смутные представления), которые, однако, при ещё меньшем объёме информации об этом периоде, позволяют более уютно разместить дорогой сердцу миф.

Подобное умонастроение подогревается мощным потоком коммунистической поддержки. Коммунисты, которым реально-историческая Россия (которую они непосредственно угробили и на противопоставлении которой их режим неизменно существовал), охотно хватаются за мифическую Россию (в качестве таковой выступает допетровская, благо про неё за отдалённостью можно говорить всё, что угодно), которая якобы отвечала их идеалам, и выступают как бы продолжателями её, т.е. настоящими русскими людьми с настоящей русской идеологией. Их проповедь тем более успешна, что среднему советскому человеку с исковерканным ими же сознанием реальная старая Россия действительно чужда, себе он там места не видит.

Причина вполне очевидна: революция, положившая конец российской государственности, отличалась от большинства известных тем, что полностью уничтожила (истребив или изгнав) российскую культурно-государственную элиту — носительницу её духа и традиций, и заменив её антиэлитой в виде слоя советских образованцев с небольшой примесью в виде отрёкшихся от России, приспособившихся и добровольно и полностью осоветившихся представителей старого образованного слоя. Из среды этой уже чисто советской общности и вышли теоретики и «философы истории» нашего времени всех направлений — как конформисты, так и диссиденты, как приверженцы советского строя, так и борцы против него, нынешние коммунисты, демократы и патриоты.

Социальная самоидентификация пишущих накладывает на освещение проблем российской истории сильнейший отпечаток. Реально существовавшая дореволюционная культура абсолютному большинству представителей советской интеллигенции «социально чужда». Эта культура, неотделимая от своих создателей, по сути своей (как и всякая высокая культура) всё-таки аристократична, и хотя она давно перестала быть господствующей, подспудное чувство неполноценности по отношению к ней порождает у члена современного «образованного сословия» даже иногда плохо осознаваемую враждебность. Вот почему, даже несмотря на моду на дореволюционную Россию «вообще», как раз тому, что составило блеск и славу её (государственно-управленческой и интеллектуальной элите, создавшей военно-политическое могущество страны и знаменитую культуру «золотого» и «серебряного» веков) не повезло на симпатии современных публицистов.

Лиц, сознательно ориентирующихся на старую культуру, среди нынешних интеллигентов относительно немного: такая ориентация не связана жёстко с происхождением (создающим для неё только дополнительный стимул), а зависит в основном от предпочтений, выработавшихся в ходе саморазвития, а именно условия становления личности интеллектуала в советский период менее всего располагали к выбору в пользу этой культуры. В остальном же взгляды пишущих сводятся к двум позициям или точкам зрения, хотя и враждебным друг другу, но в равной мере советским. Один из современных авторов охарактеризовал их как «местечковую» и «деревенскую», но точнее было бы сказать, что речь идёт о советско-интеллигентской и советско-«народной» точках зрения, т.к. социальная обусловленность окрашивает их гораздо больше, чем другие обстоятельства. Их представители одинаково неприязненно относятся к старой культуре, хотя и стараются обычно присвоить себе и использовать те или иные её стороны.

Эмиграция, в среде которой единственно сохранилась подлинная российская традиция, к этому времени перестала представлять сколько-нибудь сплочённую идейно-политическую силу и подверглась столь сильной эрозии (вследствие естественного вымирания, дерусификации последующих поколений и влияния последующих, уже советских волн эмиграции), что носители этой традиции и среди неё оказались в меньшинстве. Нельзя сказать, что в России совершенно нет людей, исповедующих симпатии к подлинной дореволюционной России — такой, какой она на самом деле была, со всеми её реалиями, но это именно отдельные люди (обычно генетически связанные с носителями прежней традиции) и единичные организации, не представляющие общественно-политического течения.

По этой же причине при разложении советско-коммунистического режима, когда появилась возможность свободного выражения общественно-политической позиции, мы увидели какие угодно течения, кроме того, которое было характерно для исторической России. Вот почему современный патриотизм — это либо национал-большевизм (ведущий начало от «сталинского ампира», либо новый русский национализм — при всём уважении и всех славословиях в адрес старой России не имеющий корней в её культурно-государственной традиции (почему и подвергающий остракизму даже некоторые основные принципы, на которых строилась реально-историческая Россия — Российская Империя — вплоть до отрицания самой идеи Империи). Творчество и деятельность представителей этого направления — от Баркашова до Солженицына олицетворяет и выражает реакцию на ту дискриминационную политику, которая проводилась в Совдепии по отношению к великорусскому населению и довела его до нынешнего печального положения. То есть это национализм такого рода, какой свойствен малым угнетённым или притесняемым нациям и руководствуется (сознательно или бессознательно) идеей не национального величия, а национального выживания. В известной мере вследствие результатов «ленинской национальной политики» это явление имеет своё оправдание, это не вина, а беда нынешнего патриотического сознания. Однако же это печальное обстоятельство может служить оправданием возникновения этого течения, но отнюдь не его убожества и унизительности для великой нации как такового. Не говоря уже о том, что победа этой точки зрения означала бы торжество недругов российской государственности, ибо означало бы коренной слом национального сознания: превращение психологии великого народа — субъекта истории в психологию рядового её объекта.

Подобного рода советским людям-«патриотам» не приходит в голову, что выдающимся достижением была как раз реально-историческая Россия. За всё время существования российской государственности только в имперский («Петербургский») период — Россия была чем-то значимым в общечеловеческой истории и имела возможность вершить судьбы мира (излишне говорить, что СССР, игравший в мире не меньшую роль, не имел никакого отношения к российской государственности, будучи образованием принципиально антироссийским, созданным для достижения внегосударственной мировой утопии). Подобно тому, как Греция прославила себя своей античной цивилизацией, Италия — Римской империей, Испания — XVI веком, Швеция — XVII, Франция — XVII-XVIII, Англия — XVIII-XIX, венцом развития отечественной культуры и государственности стала Российская Империя XVIII — начала XX вв. Именно эта Россия стала таким же значимым явлением мировой истории, как эллинизм, Рим, Византия, империи Карла Великого и Габсбургов в средние века, Британская империя в новое время. Не отвлекаясь здесь на подробный анализ порождённых малограмотностью или злонамеренностью концепций российской истории, попробуем посмотреть на факторы, обеспечившие (очевидное даже для её недругов) величие и могущество Российской Империи.

Среди «аргументов», выдвигаемых критиками Империи, один из основных и самых нелепых — то, что она рухнула. Рухнула — следовательно, не так уж была хороша, значит — обладала столь существенными недостатками, что они не оставляли ей шанса на выживание. Оставаясь сторонником точки зрения, что исчезновение с политической карты России как страны, как нормального государства (независимо от его внутреннего строя) было делом достаточно случайного совпадения неблагоприятных факторов и произошло под воздействием не столько внутренних, сколько внешних сил (а тем более не органически присущих ей пороков внутреннего развития), я не стану сейчас вдаваться в изучение причин и обстоятельств её падения — это особая тема. Тем более, что приводящие этот довод имеют в виду не такое исчезновение (многие из них его вообще не признают, почитая Совдепию тоже Россией), а именно внутренний строй России. Обращу лишь внимание на то, что логика этого «аргумента» теряет всякий смысл при взгляде на историю. Когда обнаруживается, что Российская Империя рухнула, как-никак, последней.

Этот бастион того, что именовалось в Европе «старым порядком» пал на 130 лет позже французского, и разве можно найти хоть один, который бы просуществовал дольше и мог бы служить примером? Даже в Турции и Китае традиционные режимы не продержались дольше. И в этом плане — рассматривая страну не как геополитическую реальность, а как образчик определённого внутреннего строя (например, ни Англия, ни Франция не перестали существовать как государства после падения в них традиционных режимов), мог ли он вообще не пасть в условиях, когда под влиянием мутаций, распространившихся в конце XVIII столетия, началось крушение традиционного порядка в мире, каковой процесс завершился в начале XX в. с первой мировой войной (речь идёт о феномене смены существовавших тысячелетия монархических режимов демократическими и тоталитарными)?. Поэтому вопрос надо ставить не о том, почему Российская империя рухнула, а — почему так долго могла продержаться?

Советское образование, соединённое с наивным мифологизаторством славянофилов XIX в., привело к распространению представлений о том, что Россия рухнула едва ли не потому, что стала империей, «слишком расширилась», европеизировалась, полезла в европейские дела вместо того, чтобы, «сосредоточившись» в себе, пестовать некоторую «русскость». Курьёзным образом в качестве недостатков в этих воззрениях называются как раз те моменты, которые как раз и обеспечили величие страны. Характерно, что они особенно развились в последнее десятилетие, когда российская государственность оказалась отброшена в границы Московской Руси и представляют (часто неосознанные) попытки задним числом оправдать это противоестественное положение и «обосновать», что это не так уж и плохо, что так оно и надо: Россия-де, «избавившись от имперского бремени», снова имеет шанс стать собственно Россией, культивировать свою русскость и т.п. Соответственно, допетровская Россия, находившаяся на обочине европейской политики и сосредоточенная «на себе», представляется тем идеалом, к которому стоит вернуться.

Трудно сказать, чего тут больше — глупости или невежества. Во-первых, уже Московская Русь не была чисто русским государством, более того — если куда и расширялась — так именно на Юг и Восток (на Запад, куда больше всего хотелось — слабó было), населённые культурно и этнически чуждым населением, в присоединении которого обычно обвиняется империя Петербургского периода. Тогда как приобретённые последней в XVIII в. территории — это как раз исконные русские земли Киевской Руси.

Во-вторых, присоединить их, т.е. выполнить задачу «собрать русских», было немыслимо без участия в европейской политике, поскольку эти земли предстояло отобрать у европейских стран. Наконец, крайне наивно полагать, что какое бы то ни было государство вообще, тем более являющееся частью Европы (а Киевская Русь тем более была целиком и полностью европейским и никаким иным государством — тогда и азиатской примеси практически не было) и в течение столетий сталкивавшееся в конфликтах с европейскими державами, могло отсидеться в стороне от европейской политики. За редким исключением островных государств (Япония) мировая история вообще не знает примеров успешной самоизоляции. Этого вообще невозможно избежать, не говоря уже о том, что тот, кто не желает становиться субъектом международной политики, неминуемо обречён стать её объектом. Тем более это было невыгодно России, которая в XVII в. находилась в обделённом состоянии и перед ней стояла задача не удержать захваченное, а вернуть утраченное, что предполагало активную позицию и требовало самого активного участия в политике. Да она и пыталась это делать (ещё в 1496-1497 гг. Иван III воевал со Швецией в союзе с Данией; и Ливонская война Ивана Грозного, и борьба за Смоленск в 1632-1634 гг. были прямым участием в общеевропейской политике, причём в последнем случае — непосредственным участием в Тридцатилетней войне, где Россия оказалась на стороне антигабсбургской коалиции; в 1656-1658 гг. Россия принимала участие в т.н. «1–й Северной войне» на стороне Польши и Дании против Швеции и Бранденбурга), только сил не хватало. Так что принципиальной разницы тут нет, дело только в результатах: в Московский период такое участие было безуспешным, а в Петербургский — принесло России огромные территории.

В-третьих, т.н. «европеизирование» являлось по большому счёту только возвращением в Европу, откуда Русь была исторгнута татарским нашествием. Киевская Русь — великая европейская держава, временно превратилась в Московский период в полуазиатскую окраину Европы, и это-то противоестественное положение и было исправлено в Петербургский период. Что же касается появившихся военно-экономических возможностей, то тут едва ли нужны «оправдания». Можно по-разному понимать «прогресс» (я лично склонен вообще отрицать его общеисторическое содержание), но технологическая его составляющая очевидна и не нуждается в комментариях. Заимствование европейского платья на этом фоне — не бездумное и самоцельное «обезьянничанье», а лишь технически-необходимый элемент использования адекватных принципов военного дела и экономико-технологического развития. В условиях, когда враждебный мир обретает более эффективные средства борьбы, грозящие данной цивилизации гибелью или подчинением, для неё, не желающей поступиться основными принципами своего внутреннего строя, может существовать лишь одно решение: измениться внешне, чтобы не измениться внутренне. Так поступила Россия в начале XVIII в., так поступила Япония в середине XIX в. (Именно этот эффект — сочетания европейской «внешности», т.е. культурно-военно-технических атрибутов с собственной более здоровой внутренней организацией и позволил им примерно через сто лет: России к началу XIX, а Японии к середине XX в. стать ведущими державами в своих регионах.) Страны, не сделавшие это, будь это самые великие империи Востока — государство Великих Моголов в Индии, Турция, Иран, Китай — превратились в XIX в. в полуколонии европейских держав (а более мелкие государства — в колонии). Россия и Япония не только избегли этой участи, но в начале XX в. были среди тех, кто вершил судьбы мира.

В-четвёртых, ставить в вину российским императорам какие-то «ошибки», не понимая ни существа стоящих перед ними задач, ни идеалов, которыми каждый из них руководствовался, не чувствуя духа времени, не зная ни их реальных возможностей, ни всей совокупности конкретных (очень и очень конкретных!) обстоятельств, при которых им приходилось принимать решения, ни особенностей мышления каждого из них и тех влияний, которые они считали существенными или не очень существенными, короче говоря, оценивать политику российских самодержцев с точки зрения современных представлений о прошлом и исходя из багажа советского человека, попросту смехотворно. Поистине, «как будто в истории орудовала компания двоечников». Разумеется, и с точки зрения современных им политических условий направители российской политики не всегда поступали наилучшим образом. Но ведь они были — только люди. Дело ведь не в том, чтобы не делать ошибок, а в том, чтобы делать их меньше, чем другие. Рассматривая российскую политику в отрыве от политики других стран, можно усмотреть и весьма серьёзные просчёты русских императоров. Но на общеисторическом фоне картина будет совершенно иной, ибо сами результаты (постоянный и неуклонный рост могущества России в XVIII — первой половине XIX вв.) свидетельствуют, что в это время ошибок делалось меньше, чем когда бы то ни было — в прошлом и будущем. И кого принимать за образец, коль скоро лидеры других стран делали ошибок ещё больше?

Достигнутое Россией геополитическое положение было одним из важнейших залогов её величия как явления мировой цивилизации. Для того, чтобы отстоять свою культуру во враждебном окружении (а мировая история есть история «борьбы всех против всех») государству (цивилизации) прежде всего необходимо обладать достаточным стратегическим потенциалом. То есть обладать населением и территорией, позволяющими мобилизовать военно-экономический потенциал, достаточный для противостояния внешнему воздействию и утверждения своих принципов на международной арене. Для всех великих мировых цивилизаций всегда было характерно стремление к внешней экспансии. Без этого их существование, строго говоря, лишено смысла. Во всяком случае, важнейшей составной частью стратегического потенциала есть достижение естественных границ, т.е. таких внешних рубежей, которые обеспечивают геополитическую безопасность. Вот почему все великие державы всегда были империями если не всегда по форме правления, то по полиэтничности, т.е. включали в свой состав помимо основного государствообразующего этноса и другие народности. И императорская Россия в высшей степени отвечала этим условиям.

Её территориальное расширение и участие в европейской политике было вполне традиционным и исторически обусловленным. Российская империя являлась в этом отношении (как и в других) наследницей и продолжательницей Киевской Руси, которая, с одной стороны, была европейской империей, а с другой, — традиционным направлением её экспансии были Восток и Юг. Московское царство, принявшее эстафету российской государственности после крушения Киевской Руси, было лишь преддверием, подготовкой к созданию Российской империи, т.е. достижению российской государственностью всей полноты её величия и могущества. Московская Русь, хотя и оставалась до конца XVII в. лишь «заготовкой» будущей возрождённой империи, и не была в состоянии по своему внутреннему несовершенству и несоответствию достигнутому к этому времени в мире уровню военно-экономических возможностей возвратить европейские территории Киевского периода, тем не менее по сути своей тоже была империей, включая в свой состав более чем наполовину территории, чуждые в культурном и этническом отношении русскому народу, которые она, тем не менее, интенсивно осваивала и «переваривала».

Собственно, то значение, которое обрела в мире Россия с принятием православия, неотделимо от идеи империи. Идея России как Третьего Рима и в религиозном, и в геополитическом аспекте возможна только как идея имперская. Само православие — религия не племенная, не национальная, а имперская по самой сути своей, предполагающая включение в орбиту своего влияния всё новых и новых народов и территорий, которым несёт свет истины. Поэтому вполне закономерно, что империями были и Первый, и Второй Рим, и тем более ничем иным не мог быть Рим Третий. Таким образом, идея, лежавшая в основе Московского царства, была вполне органичной. Другое дело, что это царство оказалось не на высоте поставленных задач и не было способно их осуществить.

Вся история Московского периода была историей борьбы за возрождение утраченного значения русской государственности. Длительной, но по большому счёту малоуспешной. Достаточно показателен уже тот факт, что за период с 1228 по 1462 г. из около 60 битв с внешними врагами выиграно было лишь 23, т.е. поражения терпели почти в двух третях случаев (свыше 60%), причём на севере (включая Северскую, Рязанскую и Смоленскую земли) из около 50 сражений русские терпели поражение почти в 3/4 случаев (свыше 70%). Даже для воссоединения чисто русских территорий, не находящихся под властью иностранных государств, а представлявших самостоятельные владения, Москве потребовалось более двух столетий (Тверское, Рязанское княжества, Псковская земля были присоединены только в самом конце XV — начале XVI вв.).

Даже переход окрепшего русского государства к активной внешней политике в середине XVI в. не принёс успехов на Западе. Если ликвидация ханств, оставшихся от разложившейся и распавшейся Орды прошла успешно, то столкновения с европейскими соседями были большей частью безуспешны, и если на Востоке границы России продвинулись на тысячи километров, то на западном направлении продвижения не только практически не было, но ещё в начале XVII в. стоял вопрос о самом существовании России под натиском Польши и Швеции. Если к концу собирания центрально-русских земель (каковое считается окончательным формированием «русского национального государства») — в первой трети XVI в., ко времени царствования Ивана Грозного западная граница его проходила под Смоленском и Черниговым, то столетие спустя (да и ещё в середине XVII в.) западная граница России проходила под Вязьмой и Можайском. К концу Московского периода Россия не сумела возвратить даже значительную часть земель на Западе, которые входили в её состав ещё столетие назад. Впитав в успешной (за счёт своей «европейской» сущности) борьбе с Востоком слишком большую долю «азиатчины», Россия оказалась неспособной бороться с европейскими противниками. Достаточно беглого обзора конкретных событий после конца татарского ига, чтобы стала очевидной разница в этом отношении между Московским и Петербургским периодами.

Несмотря на отдельные тактические успехи, абсолютное большинство войн с западными противниками либо оканчивались ничем, либо даже сопровождались ещё бóльшими территориальными потерями. На обоих стратегических направлениях: попытках пробиться к Балтийскому побережью и вернуть прибалтийские земли (до немецкого завоевания обоими берегами Западной Двины владели полоцкие князья, которым платили дань ливы и летты, эстонская чудь находилась в зависимости от Новгорода и Пскова, а часть Эстляндии с городом Юрьевым непосредственно входила в состав Киевской Руси) и вернуть западные земли, захваченные Польшей и Литвой после татарского нашествия, за два с лишним столетия успехи были более чем скромными.

Плодотворными для России были только войны с Литвой: 1500-1503 гг. (возвратившая Северские земли) и 1513-1522 гг. (возвратившая Смоленск). Все остальные войны (с Ливонским орденом 1480-1482 и 1501 гг., с Литвой 1507-1509 гг., со Швецией 1496-1497 и 1554-1556 гг.) ничего не принесли. Война же с Литвой 1534-1537 гг. привела к утрате Гомеля (отвоёванного было в 1503 г.), а продолжавшаяся четверть века и обескровившая Россию Ливонская война 1558-1583 гг. не только не решила поставленной цели (выход в Прибалтику), но и привела к уступке шведам Иван-города, Яма и Копорья (шведская война 1590-1593 гг. лишь вернула эти города, восстановив положение на середину XVI в.). Наконец, в результате войн Смутного времени с Польшей в 1604-1618 гг. Россия утратила и то, что удалось вернуть от Литвы столетие назад, а следствием войны со Швецией в 1614-1617 гг. — стала не только новая утрата тех земель, которые были потеряны в Ливонской войне и возвращены в 1593 г., но и огромной части Карелии с Корелой и полная потеря выхода к Балтийскому морю. Война с Польшей 1632-1634 гг. принесла ничтожные результаты: Смоленск так и остался у поляков, удалось вернуть лишь узкую полосу земли с Серпейском и Трубчевском. Новая война со Швецией 1656-1658 гг. также была безуспешной. Даже впечатляющие поначалу успехи русских войск в войнах с Польшей 1654-1655 и 1658-1667 гг. (в самых благоприятных условиях — когда Польша почти не существовала, потрясённая восстанием 1648-1654 гг. на Украине и едва не уничтоженная шведским нашествием 1656-1660 гг.) после разгрома под Конотопом в июне 1659 г. обернулись весьма скромными результатами Андрусовского перемирия, по которому Россия вернула только то, что потеряла в 1618 г. (и это после того, как русскими войсками была занята почти вся Белоруссия!), а из всей освобождённой до Львова и Замостья Украины к России по Переяславской унии присоединялось только Левобережье. В результате к концу Московского периода, если не считать украинского левобережья (присоединённого не завоеванием Москвы, а благодаря движению малороссов) конфигурация западной границы России была хуже, чем до правления Ивана Грозного.

И вот в течение одного XVIII столетия были не только решены все задачи по возвращению почти всех западных русских земель, но Россия вышла к своим естественным границам на Чёрном и Балтийском морях. Важнейшими вехами на этом пути было присоединение Балтийского побережья, Лифляндии и Эстляндии в 1721 г., возвращение северной и восточной Белоруссии в 1773 г., выход на Черноморское побережье по результатам турецких войн 1768-1774 и 1787-1790 гг., ликвидация хищного Крымского ханства в 1783 г., возвращение южной Белоруссии, Волыни и Подолии в 1793 г. и присоединение Курляндии и Литвы в 1795 г. В течение более полутора столетий российское оружие не знало поражений, и (за единственным исключением неудачного Прутского похода 1711 г.) каждая новая война была победоносной. В целом можно сказать, что в Московский период несмотря на отдельные успехи, внешняя политика была безуспешной, в Петербургский же — наоборот — несмотря на отдельные неудачи в целом исключительно успешной. Европейская территория страны и её население практически удвоились по сравнению с допетровским временем, и только это обстоятельство позволило России играть в мире ту роль, которую она в дальнейшем играла.

Расширение территории империи в XIX в. не было ни иррациональным, ни случайным, а преследовало цель достижения естественных границ на всех направлениях. В Европе её территориальный рост завершился с окончанием наполеоновских войн, когда был создан такой миропорядок, в котором Россия играла первенствующую роль. Приобретение присоединённых тогда территорий (Финляндии в 1809 г., Бессарабии в 1812 г. и значительной части собственно польских земель в качестве Царства Польского в 1815 г.) часто считают излишним и даже вредным для судеб России. Однако Бессарабия относится к территориям, входившим ещё в состав Киевской Руси, а присоединение Финляндии при крайне важном и выгодном геополитическом положении (сочетающимся с крайней малочисленностью её населения) ничего, корме пользы принести не могло. (Если что и было ошибкой, то разве что предоставление ей неоправданно широких прав, позволивших в начале XX в. превратиться в убежище для подрывных элементов, да присоединение к ней вошедшей в состав России ещё при Петре и Елизавете давно обрусевшей Выборгской губернии.) Что касается Польши, то её включение в состав империи вытекало из общеевропейского порядка, возглавлявшегося Священным Союзом: существование независимой Польши означало бы провоцирование Россией её претензий на польские земли в Австрии и Пруссии, чего Россия при том значении, которое она придавала Союзу, допустить, конечно, не могла.

Другой вопрос, верной ли была ставка на союз с германскими монархиями в принципе. Но, как бы на него ни отвечать исходя из опыта XX века, тогда у российского руководства не было никаких оснований предпочитать ему любой другой. Исходя из реалий того времени не было абсолютно никаких возможностей предвидеть, как развернутся события в конце столетия, и ту эгоистичную и недальновидную позицию, которую займут тогда эти монархии. Даже в начале XX в. П. Н. Дурново был очень недалёк от истины, когда утверждал в своей известной записке, что объективно интересы России нигде не пересекаются с германскими, тогда как с английскими пересекаются везде. Тем более это было верным для первой половины XIX в. (что вскоре подтвердила Крымская война). Теперь, разумеется, можно считать ошибкой и даже первопричиной всех дальнейших неудач российской политики спасение Австрии в 1848 г. (распадись тогда Австрия, Россия имела бы свободу рук на Балканах, не проиграла бы Крымскую войну, не вынуждена была бы делать уступки в 1878 г. и т.д.). Однако Николай I помимо рыцарственности своей натуры и верности принципам легитимизма, исходил из тех же стратегических соображений, которые лежали в основе Священного Союза и не были исчерпаны к тому времени (в конце-концов недальновидная политика отошедшей от этих соображений Австрии обернулась и её собственной гибелью). Так что ошибку сделала тогда не Россия, её сделала Австрия, а позже и Германия, предав Россию на Берлинском конгрессе (что и привело Россию к союзу с противниками Германии и Австрии и обусловило тот расклад враждующих сил, который сформировался к Мировой войне на беду всех бывших членов Священного Союза).

На Юге, где России противостояли Турция и Иран, её естественным рубежом является, конечно, Кавказ. Причём существование единоверных Армении и Грузии, в течение столетий третируемых мусульманскими завоевателями, диктовало необходимость как включение их в состав империи (тем более ими желаемое), так и обеспечение непрерывной связи с этими территориями. Что, в свою очередь, предполагало установление контроля над горскими народами Кавказа. Да и в любом случае недопустимо было бы оставлять Северный Кавказ вне сферы российского контроля, ибо он неминуемо превратился бы в антироссийский плацдарм турецкой агрессии, угрожающий всему Югу России. Никаких иных соображений завоевание Кавказа не имело, и осуществление этой задачи к 60–м годам XIX в. окончательно сделало неприступными южные рубежи страны. Полный контроль над Каспием (куда совершались походы ещё во времена Киевской Руси), казавшийся столь желательным в первой половине XVIII в., спустя столетие — с ослаблением Ирана (когда он после поражения в войне 1826-1828 гг. перестал представлять какую-либо угрозу России, но, наоборот, сохранил значение как противовес Турции) утратил свою актуальность. Поэтому Россия с тех пор не пыталась продвинуться дальше Ленкорани.

Продвижение России в Среднюю Азию первоначально вызывалось главным образом необходимостью более эффективной защиты от набегов кочевников на Уральско-Сибирскую линию, в основных чертах сложившуюся ещё в Московский период с освоением Сибири и защитой той части казахских родов, которые ещё в XVIII в. находились в российском подданстве, от набегов и притеснений Кокандского ханства. Но в любом случае великая держава не могла долго терпеть соседства с хищническими, практически «пиратскими» образованиями, каковыми были Кокандское ханство и Бухарский эмират, промышлявшими работорговлей, объектом коей становилось русское население Урало-Сибирской линии. Естественными рубежами России в Азии были бы её границы с другими большими государствами, имевшими длительную традицию исторического существования и исторически сложившиеся устойчивые границы. Таковыми и были Китай, Иран и Афганистан, чьи северные границы сложились задолго до продвижения к ним России (и характерно, что, приблизившись к ним во второй половине XIX в. вплотную, Россия не оспаривала их, и за исключением обычных пограничных инцидентов (типа спровоцированного англичанами у Кушки), ни с кем из этих государств войн не вела (это же касается в равной мере и Дальнего Востока, где Приамурье и Приморье были закреплены за Россией договорами без войны). А всё то, что находилось между ними и Россией, не имело ни устойчивой государственной традиции, ни зачастую вообще признаков государственности (обширные территории закаспийских пустынь и части казахстанских степей были вообще практически незаселёнными, «ничейными»), и рано или поздно должно было стать объектом экспансии если не России, то Китая.

Однако на продвижение в южную часть Средней Азии в огромной степени повлияло и другое обстоятельство. Вторая половина XIX в. остро поставила вопрос об англо-русском соперничестве, и политическая принадлежность Средней Азии приобрела с этой точки зрения огромное значение. Вопрос стоял так: или Россия, владея этим регионом, будет угрожать английскому влиянию в Афганистане и Иране и непосредственно английским владениям в Индии (и действительно, кошмар возможного российского вторжения в самую драгоценную часть британской империи даже незначительными силами, что повлекло бы волну восстаний, постоянно преследовал английские власти), — или Англия, прибрав к рукам среднеазиатских властителей, получит возможность нанести удар в самое подбрюшье России, рассекая её надвое и отсекая от неё Сибирь (что произошло бы в случае успеха попыток поднять против России уральских и поволжских мусульман). То, что Россия опередила Англию, начисто исключив неблагополучный для себя сценарий, послужило ещё одной опорой её роли в мире.

В результате выхода к своим естественным границам, завершённого к концу XIX в., Россия обрела исключительно выгодное геополитическое положение. Теперь она могла угрожать всем своим гипотетическим противникам из числа великих европейских держав на всех направлениях. Австрии — угрозой провоцирования прорусских выступлений её славянского населения (что вполне проявилось в ходе Мировой войны), Германии — угрозой предоставления независимости русской Польше и обращения претензий последней на исконно польские земли Германии (именно такое решение было принято в 1914 г. с началом войны), и даже для давления на «труднодостижимую» Англию теперь имелся мощный рычаг (с Францией у России не было геополитических противоречий). В отличие от других европейских держав, колониальные империи которых были разбросаны по всему миру и были как абсолютно чужды им по истории и культуре, так и крайне уязвимы для противников, не имея сухопутной связи с метрополией, Россия представляла собой компактно расположенное государство, окраинные территории которого, даже чуждые культурно и этнически, имели давние, часто многовековые, связи и контакты с русским ядром. Россия не пыталась ни навязывать населению этих территорий свои обычаи и культуру, ни переплавлять их «в едином котле» (напротив, при малейшей возможности предоставляя им, как Хиве и Бухаре, управляться своими традиционными правителями). Характерно, что она при этом практически не имела серьёзных проблем со своими азиатскими владениями (единственное серьёзное выступление — восстание 1916 г., было даже в условиях военного напряжения сил легко подавлено). Так что, несмотря на отдельные издержки, территориальный рост империи был важнейшим источником её силы и могущества. Без него она не выдержала бы конкуренции европейских держав ещё в XVIII в.

Политический строй России в плане способности страны к выживанию выгодно отличал её от европейских держав, с которыми ей приходилось иметь дело. Смысл существования всякого государства — в продолжении его существования. Государство, хотя бы теоретически мыслящее себя ограниченным во времени — нонсенс (это же не банда, объединившаяся для ограбления поезда, после чего разбегающаяся). Великие вопросы времени, когда решается, чем будет данное государство в мире и будет ли оно вообще, неизбежно требуют исходить из соображений высших, чем сиюминутная экономическая выгода, благосостояние отдельных слоёв населения или даже всего его вместе взятого. Не обеспечив за собой своевременно жизненное пространство и природные ресурсы (которые на Земле ограничены и неизбежно служат предметом спора с конкурентами), страна не может в дальнейшем рассчитывать на процветание никогда. Но такое обеспечение требует от населения жертв, иногда весьма продолжительных по времени. Поэтому решения, принимаемые во имя высших целей — существования государства в веках и обеспечение безопасности потомков, неизбежно непопулярны в населении. Такие решения может принимать и проводить в жизнь только сильная, неделимая и независимая власть, власть, пребывание которой во главе страны носит не временный характер, а устремлено теоретически в бесконечность (и власть монархическая, естественно, в наибольшей степени отвечает этому образу).

В том случае, когда верховная власть при принятии решений вынуждена оглядываться на оппозицию, или даже постоянно находится под угрозой смещения последней, тем более если носит принципиально временный характер, ограниченная сроком в 4-5 лет, она, как правило, не в состоянии действовать решительно, а обычно и не ставит далеко идущих целей. (Поэтому, кстати, всякая система стремиться максимально «демократизировать» соперничающую, обеспечив себе самой максимальную централизацию и жёсткость принятия решений независимо от того, под какой оболочкой это происходит.) Подчинённость единой воле и отсутствие необходимости принимать во внимание при принятии политических решений борьбу партий и какие бы то ни было политические влияния и обеспечили России возможность занять на мировой арене то место, которое она занимала в XVIII — начале XX вв. Именно соединение современного европейского аппарата управления (и вообще всей совокупности военных, технологических и культурных достижений европейской цивилизации) с традиционным самодержавием и дало столь выдающийся эффект.

Опираясь на мощную историческую традицию, российским императорам удавалось гораздо дольше сдерживать разрушительные тенденции, обозначившиеся в европейских странах и приведшие к гибели к XIX в. в ряде стран, а в XX в. и во всей Европе традиционных режимов или «старого порядка». Собственно говоря, только гибель России и положила окончательный конец этому порядку как явлению мировой истории. Тенденции эти (не будем сейчас говорить о субъективных причинах их возникновения) социально везде в Европе были связаны со стремлением набравших экономическую силу и образованных социальных групп занять и политически более значимое место в обществе, т.е. претензиях торгово-промышленного и «интеллигентского» элемента на равенство с традиционной элитой «старого порядка» — служило-дворянским и духовным сословиями.

Идея «равенства» возникла только поэтому и не предполагала ничего иного, кроме равенства этих элементов («третьего сословия») с двумя первыми. Менее всего «буржуазные» элементы могли иметь в виду своё, скажем, имущественное равенство с основной массой населения. Даже понимая её опасность и для своих интересов (а она в иных интерпретациях им потом доставила немало неприятностей), никакой иной идеи для разрушения монополии дворянства и духовенства выдвинуть было невозможно. В результате со сменой господствующего элемента формальное неравенство сменилось неформальным. То же с идеей «свободы», таким же оружием наступающего «третьего сословия». Свобода, понятное дело, нужна только тем, кто может хоть как то ею распорядиться: заняться политической деятельностью или хотя бы изрекать что-то общественно значимое, т.е. тем, кому есть что сказать. «Народу» (имея в виду, как это обычно и делается, основную массу населения) свобода не нужна, ибо он при любой власти занимается лишь простым трудом и его интересы не выходят за рамки благоустройства собственного быта и доступных его кругозору развлечений.

Однако технологический и научный прогресс есть процесс объективный и вызываемый им рост численности обслуживающих его «образованных», а, следовательно, и нуждающихся в свободе самовыражения слоёв и групп закономерен. Поэтому возникновение и рост печати и журналистики представляются явлением абсолютно неизбежным, равно как неизбежна и оппозиционность значительной их части властям (т.к. такая оппозиционность есть психологически оправданная и понятная форма реализации собственной индивидуальности). Это неизбежные издержки использования государством плодов технического прогресса. Так что возникновение в 60–х годах XIX в. в России антигосударственной журналистско-литературной среды не было, конечно, какой-то аномалией, которой можно было не допустить.

Вопрос в этом случае стоит лишь о соотношении между «свободой» и «порядком». Задача государства сводится к тому, чтобы, дав «выпустить пар», остаться верным своему долгу сохранения государственной целостности. Когда возможность выражения оппозиционных мнений перерастает в «перевоспитание» в соответствующем духе самого государства или в лишение его воли к сопротивлению и отстаиванию принципов своего существования — тогда и только тогда оно гибнет. В России это случилось достаточно поздно именно потому, что сочетание между «свободой» и «порядком» было более оптимальным, чем в других странах, почему с точки зрения внутреннего развития Россия была дальше от революции, чем любая другая страна, и если бы не война, в ходе которой и противники, и союзники равно были заинтересованы в крушении традиционного режима в России, она бы не произошла ещё очень долго.

В России существовала именно та степень «свободы», которая соответствовала её внутренним условиям. Демократические начала существовали там, где они только и были оправданы — на уровне местного самоуправления — земства. Что же касается «большой политики», то, как отмечал ещё Н. Я. Данилевский, для того, чтобы компетентно судить о ней, необходимы как достаточно высокий уровень знаний, так и образ жизни, позволяющий заниматься ею профессионально, чего масса населения никогда и ни при каких обстоятельствах иметь не может. (Нигде реально этого и не бывает, разница только в том, что в одном случае интересы народа выражает традиционная власть, а в другом от его имени правят те, кто сумел ловчее одурачить массы.) Таким образом, населению предоставлялась возможность влиять на те стороны жизни, о которых оно имело адекватные представления, но не допускалась возможность использования невежества массы в целях влияния на государственную политику противниками государства из числа политически активных элементов. С другой стороны, этим элементам была предоставлена практически полная свобода слова, злоупотребление которой, однако, не влияло на решимость властей проводить свой курс. Народ их не читал, а чиновники не слушали, и нигилисты фактически изощрялись перед себе подобными. Не нарушала этих принципиальных установок и Конституция 17 октября 1905 г., поскольку представительные учреждения, нося совещательный характер и являясь механизмом «обратной связи», не угрожали стабильности государства (до тех пор, пока верховная власть сама оставалась на высоте своего положения).

Одним из важнейших факторов, способствовавших политической стабильности, было церковно-государственное единство как выражение принципиальной неделимости власти. Настоящая власть всегда неделима. Поэтому понятие «разделение властей» лишено всякого реального смысла. Оно имеет его только в переходные периоды, когда вопрос о власти ещё не решён — тогда за каждой из ветвей может стоять одна из борющихся за власть сил. В обществе с «устоявшимся» режимом оно всегда формальность. Что из того, что по закону исполнительная, законодательная и судебная власть будут строго разграничены? Если все они будут состоять, допустим, из коммунистов (как в СССР), то вся система — работать точно так же, как если бы такого разделения не было, или бы эти органы вовсе не существовали. Точно так же и в демократических странах демократический режим существует только потому и до тех пор, пока все эти органы состоят из его приверженцев (в равной мере служащих интересам одних и тех же реальных политических сил).

Между тем, реальный исторический опыт свидетельствует, что «духовная» власть, т.е. власть церкви как иерархии священнослужителей (в том случае, если она не была формально объединена со светской) никогда не была лишена «земной» составляющей и всегда имела своё политическое выражение, совершенно определённым образом влияя на политическое поведение паствы. Католическая церковь демонстрирует в этом отношении лишь наиболее яркий пример. Хотя православная традиция предполагает безусловный примат светской власти во всех сферах земной жизни, и на Руси гармония между властями не раз нарушалась непомерными претензиями церковных иерархов на «земную» власть. В этом плане византийскому принципу «симфонии властей», как ни парадоксально, в большей мере соответствовал «синодальный» период, которому более всего «не повезло» на оценки.

Не следует, впрочем, забывать, что оценки, которые делаются сегодня, делаются в ситуации, когда российской государственности не существует, а церковная продолжала и продолжает существовать на её обломках, вынужденная приспосабливаться к реалиям бытия. Одно только это обстоятельство более чем объясняет их природу. Ненависть к реально-исторической России её разрушителей и их наследников неразрывно связана и с неприязнью к существовавшим в ней формам управления церковью. (Доходит до того, что среди наследников иерархов, предавших Империю и радовавшихся своему «освобождению», стала популярна идея о том, что эта «неволя» не дала-де церкви предотвратить революцию.) Порицание синодального периода происходит несмотря даже на то, что именно в это время было достигнуто небывало широкое распространение православия, т.е. в наибольшей степени осуществлена основная миссия церкви — нести свет истины во все пределы ойкумены. Именно и исключительно благодаря императорской власти в лоно православия были возвращены миллионы русских людей на западе и обрели спасения миллионы иноплеменных обитателей южных и восточных окраин России. Кто же принёс больше пользы православному делу: те, кто расширил его пределы или те, кто свёл к ничтожеству, превратив православную церковь едва ли не в секту (ещё и пытаясь обосновать это положение в духе некоторых «христианских демократов», что гонения и притеснения лишь идут на пользу истинному христианству)?

Достаточно, однако, вспомнить реальную картину идейно-политических настроений в обществе, чтобы представить себе, что бы произошло, не будь церковь столь тесно связана с императорской властью. Как уже говорилось, возникновение и распространение нигилистических настроений было неизбежно, коль скоро существовали СМИ и вообще светское образование. Едва ли можно сомневаться, что при том противостоянии, которое имело место, в случае разделения светской и церковной власти даже малейшее различие в их позициях (даже не идейное, а чисто личностное) привело бы к тому, что либо церковь превратилась бы в прибежище антигосударственных настроений (и всевозможные чернышевские и добролюбовы были бы не вовне, а внутри неё), либо, наоборот светская власть всё более секуляризировалась вплоть до «отделения церкви от государства». Именно официальная нераздельность церкви с государственной властью, когда покушение на одну неминуемо означало покушение на другую, когда государство защищало церковь и веру православную как самое себя (а бороться с покусителями и карать их могло только государство, но не церковь!) спасло церковь от полного упадка. Следует иметь в виду, что «отход от церкви» нигилистических элементов — это отход не столько от церкви, сколько именно от веры, поэтому лукавый довод, что он был порождён именно слишком тесной связью церкви с государством, вполне обличает его носителей, выдавая их желание превратить церковь в орудие борьбы против государства. Но так не получилось, поэтому тенденция противопоставления веры государству вылилась лишь в толстовство; в противном же случае роль толстовства стала бы играть вся церковная структура.

Важнейшей причиной прочности, величия и славы Российской империи был характер и состав её элиты, особенно её устроителей и защитников — служилого сословия. Можно выделить по крайней мере три аспекта этой проблемы. Во-первых, основной чертой, отличавшей российскую элиту от элиты других европейских стран была чрезвычайно высокая степень связи её с государством и государственной службой. И преподаватели, и врачи, и учёные, и инженеры в подавляющем большинстве были чиновниками. Ни в одной другой стране столь широкий круг лиц интеллектуального труда не охватывался государственной службой. Соответствовал этому и характер формирования высшего сословия — дворянства.

Особенностью российского дворянства (и дворянского статуса, и дворянства как совокупности лиц) был его исключительно «служилый» характер, причём со временем связь его с государственной службой не ослабевала, как в большинстве других стран, а усиливалась. Имперский период в целом отличается и гораздо более весомым местом, которое занимала служба в жизни индивидуума. Если в Московской Руси служилый человек в большинстве случаев практически всю жизнь проводил в своём поместье, призываясь только в случае походов и служил в среднем не более двух месяцев в году, то с образованием регулярной армии и полноценного государственного аппарата служба неизбежно приобрела постоянный и ежедневный характер (к тому же Пётр Великий сделал дворянскую службу пожизненной, так что дворянин мог попасть в своё имение лишь увечным или в глубокой старости; лишь в 1736 г. срок службы был ограничен 25 годами). Традиция непременной службы настолько укоренилась, что даже после манифеста 1762 г., освободившего дворян от обязательной службы, абсолютное большинство их продолжало служить, считая это своим долгом. Ещё более существенным был принцип законодательного регулирования состава дворянского сословия. Россия была единственной страной, где дворянство не только пополнялось исключительно через службу, но аноблирование на службе по достижении определённого чина или ордена происходило автоматически. Причём, если дворянский статус «по заслугам предков» требовал утверждения Сенатом (и доказательства дворянского происхождения проверялись крайне придирчиво), то человек, лично выслуживший дворянство по чину или ордену, признавался дворянином по самому тому чину без особого утверждения.

Во-вторых, этот характер высшего сословия повлиял и на качественный состав всего элитного слоя в целом (включающий помимо дворянства и образованных лиц других сословий). Селекция такого слоя обычно сочетает принцип самовоспроизводства и постоянный приток новых членов по принципу личных заслуг и дарований, хотя в разных обществах тот или иной принцип может преобладать в зависимости от идеологических установок. При этом важным показателем качественности этого слоя является способность его полностью абсорбировать своих новых сочленов уже в первом поколении. Принцип комплектования российского интеллектуального элитного слоя (предполагавший, что он должен объединять всё лучшее, что есть в обществе) соединял наиболее удачные элементы европейской и восточной традиций, сочетая принципы наследственного привилегированного статуса образованного сословия и вхождения в его состав по основаниям личных способностей и достоинств. Наряду с тем, что абсолютное большинство членов интеллектуального слоя (или «образованного сословия») России вошли в него путём собственных заслуг, их дети практически всегда наследовали статус своих родителей, оставаясь в составе этого слоя. К началу XX в. 50-60% его членов были выходцами из той же среды, но при этом, хотя от 2/3 до 3/4 их сами относились к потомственному или личному дворянству, родители большинства из них дворянского статуса не имели (в 1897 г. среди гражданских служащих дворян по происхождению было 30,7%, среди офицеров — 51,2%, среди учащихся гимназий и реальных училищ — 25,6%, среди студентов — 22,8%, ко времени революции — ещё меньше.) Таким образом, интеллектуальный слой в значительной степени самовоспроизводился, сохраняя культурные традиции своей среды. При этом влияние этой среды на попавших в неё «неофитов» было настолько сильно, что уже в первом поколении, как правило, нивелировало культурные различия между ними и «наследственными» членами «образованного сословия».

Прозрачность сословных границ имела важное значение для социально-политической стабильности. Россия была единственной европейской страной, где в XVIII-XIX вв. не только не произошло окостенения сословных барьеров (что во Франции, например, случилось в середине XVIII в.), но приток в дворянство постоянно возрастал (свыше 80% дворянских родов возникли именно в это время, на основе принципов «Табели о рангах»). Постоянное включение лучших элементов всех сословий в состав высшего и доставление им тем самым почёта и привилегированного положения, а с другой стороны, включение их одновременно и в состав государственного аппарата, т.е. теснейшее привязывание к государству, предотвращало формирование оппозиционного государству образованного и политически дееспособного «третьего» сословия, отделяющего себя от государственной власти и требующего себе сначала экономических и политических уступок, а потом и подчиняющего себе само государство (как это в острой форме проявилось во Франции и в более мягкой — путём постоянного давления, в других европейских странах).

Это и позволило Российскому государству сохранить в неприкосновенности свой внутренний строй дольше любой другой европейской страны. В России соответствующие настроения вылились всего лишь в формирование специфического ублюдочного, по сути своей отщепенческого слоя т.н. интеллигенции, которая не только не совпадала с «образованным сословием», культурно-интеллектуальной элитой страны, но (как хорошо показано ещё в «Вехах») являлась их антиподом. Она была чрезвычайно криклива (и потому заметна; этим объясняется тот факт, что в глазах современных публицистов, да и современников несколько десятков террористов, несколько сотен, максимум тысяч писавших журналистов затмевают сотни тысяч молчавших, но законопослушных и верных трону чиновников, офицеров, инженеров, врачей, преподавателей гимназий и т.д.), но политически и экономически совершенно бессильна, и никогда бы не могла рассчитывать на политический успех, если бы обстоятельства военного времени не позволили иностранной агентуре поднять социальные низы.

В-третьих, российская элита представляла собой уникальный сплав носителей исторического опыта разных культурно-национальных традиций — как западных, так и восточных. Присутствие в составе дворянства, чиновничества, офицерского корпуса и вообще всего культурно-интеллектуального слоя выходцев из европейских стран не только облегчало заимствование передового опыта, но и обеспечивало непосредственное его применение. Целые отрасли промышленности были созданы ими, им же преимущественно обязана своим возникновением и развитием и российская наука. (Особенно важную роль закономерно играл такой уникальный по качеству служилый элемент, как остзейское рыцарство. Во второй половине XVIII — первой половине XIX в., т.е. в период наивысшего триумфа русского оружия, его доля среди высшего комсостава никогда не опускалась ниже трети, а временами доходила до половины. Из этой среды на протяжении двух столетий вышло также множество деятелей, прославивших Россию в сфере науки и культуры.) Характерно, что эти элементы и вообще иностранные выходцы, принявшие русское подданство, отличались преданностью российской короне и давали существенно более низкий по отношению к своей численности процент участников антиправительственных организаций. Весьма показателен в этом отношении тот факт, что даже во время польского мятежа 1863 года, лишь несколько десятков из многих тысяч офицеров польского происхождения (а они составляли тогда до четверти офицерского корпуса), т.е. доли процента, изменили присяге. Практически не встречалось и случаев измен в пользу единоверцев со стороны офицеров-мусульман во время турецких и персидских войн. Умение российской власти привлекать сердца своих иноплеменных подданных также немало способствовало могуществу империи. Убожеству советской эпохи в значительной мере способствовало, кстати, и то обстоятельство, что в ходе революции именно европейский элемент в наибольшей степени — практически полностью оказался вне пределов России.

* * *

О величии российской культуры XVIII-XIX вв. говорить, видимо, излишне. Укажем лишь на то, что её существование непредставимо и невозможно вне государственных и социально-политических реалий императорской России. Невозможно представить себе ни Императорскую Академию художеств, ни русский балет, ни Петербургскую Академию Наук, ни Пушкина, ни Толстого ни в Московской Руси, ни в США, ни даже в современной европейской стране, или в прошлом веке, но в державе, размером со Швейцарию или пресловутое «Нечерноземье». Люди, создавшие эту культуру, каких бы взглядов на Российскую империю ни придерживались, были, нравилась она им или нет, её, и только её творением.

Культура империи была аристократична, но аристократизм вообще есть основа всякой высокой культуры. Нет его — нет и подлинной культуры. (Вот почему, кстати, народы, по какой-либо причине оказавшиеся лишёнными или никогда не имевшие собственной «узаконенной» элиты — дворянства и т.п., не создали, по-существу, ничего достойного мирового уровня, во всяком случае, их вклад в этом отношении несопоставим с вкладом народов, таковую имевшими.) В условиях независимого развития нация неизбежно выделяет свою аристократию, потому что сама сущность высоких проявлений культуры глубоко аристократична: лишь немногие способны делать что-то такое, чего не может делать большинство (будь то сфера искусства, науки или государственного управления). Наличие соответствующей среды, свойственных ей идеалов и представлений абсолютно необходимо как для формирования и поддержания потребности в существовании высоких проявлений культуры, так и для стимуляции успехов в этих видах деятельности лиц любого социального происхождения.

Вообще, важно не столько происхождение творцов культурных ценностей, сколько место, занимаемое ими в обществе. Нигде принадлежность к числу лиц умственного труда (особенно это существенно для низших групп образованного слоя) не доставляла индивиду столь отличного от основной массы населения общественного положения, как в императорской России. Общественная поляризация рождает высокую культуру; усреднённость, эгалитаризм — только серость. Та российская культура, о которой идёт речь, создавалась именно на разности потенциалов (за что её так не любят разного рода «друзья народа»). Характерно, что одно из наиболее распространённых обвинений Петру Великому — то, что он-де вырыл пропасть между высшим сословием и «народом», — формально вполне вздорное (ибо как раз при нём были открыты широкие возможности попасть в это сословие выходцам из «народа», тогда как прежде сословные перегородки были почти непроницаемы), имеет в виду на самом деле эту разность, без которой не было бы ни «золотого», ни «серебряного» века русской культуры. Эти взлёты стали возможны благодаря действию тех принципов комплектования культурной элиты, которые были заложены в России на рубеже XVII и XVIII вв.

Российская империя была единственной страной в Европе, где успехи индивида на поприще образования (нигде служебная карьера не была так тесно связана с образовательным уровнем) или профессиональное занятие науками и искусствами законодательно поднимали его общественный статус вплоть до вхождения в состав высшего сословия (выпускники университетов, Академии Художеств, ряда других учебных заведений получали права личного дворянства, остальные представители творческих профессий относились как минимум к сословию почётных граждан, дети учёных и художников, даже не имеющих чина и не принадлежащих к высшему сословию, входили в категорию лиц, принимавшихся на службу «по праву происхождения» и т.д.). В условиях общеевропейского процесса формирования новых культурных элит (литературной, научной и др.) вне традиционных привилегированных сословий (развернувшегося с конца XVII в.) эта практика не имела аналогов и была своеобразной формой государственной поддержки развитию российской культуры.

* * *

Хотя история не имеет сослагательного наклонения, предположение о том, что в случае сохранения Российской империи и ход мировой истории, и судьбы традиционного порядка как социальной ценности могли бы оказаться совершенно иными, едва ли будет слишком смелым. Разумеется, под воздействием общемирового процесса технологических изменений, она бы претерпела определённую трансформацию, но нет оснований предполагать, что изменились бы те принципы, которые и в начале нашего столетия делали её бастионом традиционного порядка. Думается даже, что этот порядок обрёл бы в российском опыте новое дыхание: Россия могла бы дать миру пример и образец сочетания его с реалиями современного мира. Но и без того значение исторического бытия и во многом уникального опыта Российской империи огромно. Даже если ей никогда не удастся возродиться, Российская империя останется в истории мировой цивилизации ярким и значимым явлением, а её государственный опыт ещё станет образцом для подражания и будет восхищать людей, приверженных тем основам, на которых зиждился традиционный миропорядок. Вот почему наследие её (во всём своём конкретном и многообразном воплощении всё ещё ждущее своих исследователей и апологетов) достойно самого тщательного изучения.

http://www.swolkov.narod.ru/publ/04.htm



* * *


ДУХОВНО-НРАВСТВЕННЫЕ ПРИЧИНЫ
НАЦИОНАЛЬНОЙ КАТАСТРОФЫ

Леонид Решетников, кандидат исторических наук,
Директор Российского института стратегических исследований
. 09.11.2010


Доклад на Международной научной конференции «Русский Исход как результат национальной катастрофы. К 90-летию окончания Гражданской войны на европейской территории России».



Ровно 90 лет прошло с того дня, когда на европейской части России закончилась Гражданская война. Символом этого окончания стала эвакуация из Крыма в ноябре 1920 года Русской армии генерала барона П. Н. Врангеля. За границу ушли сотни тысяч наших соотечественников. Уходили люди разных социальных классов, вероисповеданий, национальностей. Уход этих людей породил уникальное явление русской эмиграции. Русский Исход стал великой трагедией нашего народа, причём трагедией обоюдной: трагедией тех, кто уходил из России, и тех, кто в ней оставался.

Прервалась вековая связующая нацию нравственно-духовная нить. На долгие десятилетия народ наш оказался расколот на «красных» и «белых». Между ними пролегла пропасть непримиримой вражды.

Раскол русского народа, порождённый исходом, не преодолён до сих пор. Несмотря на то, что после краха советской системы российское общество и потомки русской эмиграции сделали большой шаг навстречу друг другу, определённая степень недоверия между ними продолжает сохраняться. Всё ещё большая часть российского общества продолжает жить советскими стереотипами, считает русскую эмиграцию чем-то чужеродным, а то и враждебным. С другой стороны, многие представители русской эмиграции не верят в кардинальность перемен в современной России, не верят в окончательное расставание с советским наследием.

Между тем все здравомыслящие люди российского общества и русской эмиграции понимают, что примирение и воссоединение двух частей некогда единого народа жизненно необходимо. Но здесь встаёт вопрос: вокруг чего должно это объединение произойти? Понятно, что одного неприятия (порой – лишь вербального) большевизма и коммунизма для объединения недостаточно, хотя бы потому, что неприятие не является созидающим началом. Объединяться можно только на основе любви – любви к России. Но как объединяться на основе любви к Богу и России, если представления о ней в российском обществе и в русской эмиграции зачастую принципиально разные?

Чтобы достичь такого объединения и увидеть путь России в будущее, необходимо вернуться в точку отсчёта, понять, что с нами произошло 90 лет тому назад. Без этого духовно-нравственного анализа невозможно дальнейшее развитие нашей страны как одного из ведущих государств мира, несущее людям своё слово, своё понимание целей и смысла жизни.

Исход 1920 года не был ни причиной, ни главным событием русской катастрофы. Он стал своего рода его заключительным этапом. Собственно катастрофа разверзлась в феврале 1917 года. До сих пор в современной историографии в определении Февральского переворота господствует термин «буржуазно-демократическая революция», который абсолютно не отражает истинного смысла произошедшего. Говоря о феврале 1917 года, мы должны осознавать, что речь идёт фактически о гибели традиционного российского государства, о гибели всего тысячелетнего русского жизненного уклада. Речь идёт о сломе русского цивилизационного кода.

Русский народ утратил осознание своего предназначения в этом мире. Об этом прозорливо писал святой праведный Иоанн Кронштадтский: «Перестали понимать русские люди, что такое Русь: она есть подножие Престола Господня» [1].

Ведь сила и предназначение русского народа заключались в служении Божьей Правде. Именно поэтому Российская империя многие столетия была так притягательна для других народов, именно поэтому под скипетром русского царя соглашались жить мусульмане, буддисты, иудеи и даже язычники.

Однако в феврале 1917 года русский народ (прежде всего его городская, «образованная» часть) вместо воли Божьей стал руководствоваться своей волей, стремиться не к духовному совершенствованию, а к материальному благополучию, ради которого стали считаться возможными насилия и убийства. И что поразительно, как только русский народ предал Бога, от него отвернулись все остальные народы, которые стали обвинять русских во всех своих бедах, а вместо материального благополучия наступило время жуткой нищеты и голода.

Здесь снова нельзя не вспомнить слова праведного Иоанна Кронштадтского: «Вы забыли Бога и оставили Его, и Он оставил вас Своим Отеческим Промыслом и отдал вас в руки необузданного дикого произвола» [2].

Как писал видный русский философ Иван Ильин, «большинство соблазнилось о вере, о Церкви, о родине, о верности, о чести, о совести, пошло за соблазнителями, помогло им замучить, задавить и выбросить за рубеж верных и стойких, а само было порабощено на десятки лет своими соблазнителями» [3].

Россия не вдруг пришла к февральскому клятвопреступлению. В XIX столетии в российском образованном обществе получил развитие процесс отхода от традиционных духовных ценностей, который к концу века принял характер отречения элиты от исторической России.

Этот процесс стал отражением общего мирового процесса дехристианизации европейской цивилизации. Привнесённые с Запада идеи свободы, равенства, братства, социализма предлагали русскому народу путём революции перенести «отсталую и тёмную» Россию в «светлый» рай на земле, отбросив при этом всё, что считалось ими «пережитками прошлого», и что на самом деле составляло душу русского народа. Таким образом, западничество вскормило в своих недрах идеологию социальной революции и воинствующего атеизма.

Обличая эту идеологию, Ф. М. Достоевский писал: «Всё, что есть в России чуть-чуть самобытного, им ненавистно, они его отрицают» [4].

Охота террористов на Царя-Освободителя Александра II и его злодейское убийство 1 марта 1881 года не вызвали потрясения в российской интеллигенции. Цареубийц «старались понять», им находили оправдание. Такое же «понимание» вызовут в русской интеллигенции эсеры и даже поначалу большевики. Эта позиция русского интеллектуального слоя привела к тому, что на историческую арену России вышел новый тип человека – революционер-террорист. Эти люди начисто вытравили из себя христианскую мораль, преодолели в себе любовь, сострадание, милосердие, подчинили жизнь одному – убийству во имя революции.

Достоевский напрямую увязывал появление этих «бесов» в жизни России с прозападной и антихристианской ориентацией русской интеллигенции. «Это явление, – писал он, – прямое последствие вековой оторванности всего просвещённого русского общества от родных и самобытных начал русской жизни. Даже самые талантливые представители нашего псевдоевропейского развития давным-давно пришли к убеждению о совершенной преступности для нас, русских, мечтать о своей самобытности. Наши Белинские и Грановские не поверили бы, если б им сказали, что они – прямые отцы Нечаева» [5].

Достоевскому вторил другой великий русский мыслитель К. Н. Леонтьев. «Интеллигенция русская, – утверждал он в конце XIX столетия, – стала слишком либеральна, т. е. пуста, отрицательна, беспринципна» [6].

Атеизм русской интеллигенции привёл её к оторванности от реальной жизни, к незнанию реальной России, к ложному ощущению себя как единственной части общества, знающей, «что нужно народу», а отсюда – к стремлению к насильственному перевороту в обществе.

О грядущей великой беде с духовной прозорливостью предупреждали такие светильники Православия, как святитель Феофан Затворник Вышенский, святой митрополит Московский Филарет (Дроздов), великие оптинские старцы, святитель Игнатий (Брянчанинов), а затем и праведный Иоанн Кронштадтский.

Святитель Феофан Затворник предупреждал об истоках опасности, которая грозила России: «У нас материалистические воззрения всё более и более приобретают вес и обобщаются. Силы ещё не взяли, а берут. Неверие и безнравственность тоже расширяются. Требование свободы и самоуправства выражается свободно. Выходит, что и мы – на пути к революции» [7].

К концу ХIХ века русское общество больше не было едино в своём понимании добра и зла, блага и вреда. В обществе проросли побеги иной морали, которая была враждебна Православию и традиционной государственности. В России наблюдался глобальный раскол, который привёл к национальной катастрофе. Как отмечал И. Ильин: «Сущность катастрофы гораздо глубже политики и экономики: она духовна. Это есть кризис русской религиозности. Кризис русского правосознания. Кризис русской военной верности и стойкости. Кризис русской чести и совести. Кризис русского национального характера. Кризис русской семьи. Великий и глубокий кризис всей русской культуры» [8].

Смею утверждать, что в первом десятилетии XX века отречение «образованного» российского общества от русской духовности и традиций достигло таких масштабов, что можно смело говорить об её отречении от исторической государственности. В этих условиях русский царь как Помазанник Божий становился непонятным и ненужным. Тем более такой царь, как Николай II. Бог даровал России удивительного по своим духовным и человеческим качествам царя. Император Николай II сочетал в себе непоколебимую преданность Христу и России с государственной прозорливостью. Это непонимание, неприятие именно такого царя создавало условия для распространения различных измышлений о профессиональных и человеческих качествах государя. Всё это вполне объяснимо: царь, говоря современным языком, оставался в православном поле, а его оппоненты из политической и интеллектуальной элиты давно это поле покинули. Впрочем, и писания современных интерпретаторов действий Николая II не могут даже приблизиться к их подлинному пониманию всё по той же причине: они пока находятся в совсем другом духовном поле.

В феврале 1917 года русский народ в своей значительной части (и прежде всего его элита) отверг дарованного ему Божьего Помазанника, предал своего царя. В этом предательстве виновны не только самые радикальные враги России – революционеры, но и либеральная оппозиция, представители буржуазии и купечества, духовенства, высшего генералитета русской армии.

Чудовищное злодейство 17 июля 1918 года – убийство большевиками в Екатеринбурге Царской Семьи, – было последней точкой отречения т. н. русской общественности от России. Как писал святитель Иоанн Шанхайский (Максимович): «Под сводом Екатеринбургского подвала был убит Повелитель Руси, лишённый людским коварством Царского венца, но не лишённый Божией правдой священного миропомазания».

Таким образом, в феврале 1917 года рухнули государственные и духовные опоры русского народа, произошёл серьёзный надлом его традиционного национального кода, окончательно сломленного всеми последующими событиями. Главной целью Февральской революции была замена русской православной цивилизации на западную т. н. демократическую цивилизацию, с её прагматизмом и либеральной идеологией.

Оценивая эти устремления вождей Февраля, Иван Ильин отмечал: «Какое политическое доктринёрство нужно было для того, чтобы в 1917 году сочинить в России некую сверхдемократическую, сверхреспубликанскую, сверхфедеративную конституцию и повергать с её наиндивидуальнейшей историей, душой и природой в хаос бессмысленного и бестолкового распада» [9].

Последующие преступления большевизма заслонили в глазах современного общества преступления Милюкова, Гучкова, Львова, Родзянко, Керенского и прочих творцов Февраля, ниспровергателей исторической России. Но суд истории над ними состоялся, и было бы неправильно замалчивать его приговор.

Гибель самодержавия неминуемо привела к гибели России и распаду единого государства. Об этом ещё в 1905 году предупреждал будущий первоиерарх Русской православной церкви за границей епископ Антоний (Храповицкий). «После отмены самодержавия, – говорил он, – Россия перестала бы существовать как целостное государство, ибо, лишённая своей единственной нравственно-объединяющей силы, она распалась бы на множество частей. Такого распадения нетерпеливо желают наши западные враги, вдохновляющие мятежников, чтобы затем, подобно коршунам, броситься на разъединённые пределы нашего Отечества, на враждующие его племена и обречь их на положение порабощённой Индии и других западноевропейских колоний» [10].

Февраль 1917 года привёл наш народ к большевизму, Гражданской войне, Соловкам и ГУЛАГу. Именно об этом писал И. Л. Солоневич: «Я помню февральские дни: рождение нашей великой и бескровной… Какая великая безмозглость спустилась на страну: проклятое кровавое самодержавие кончилось! Если бы им кто-нибудь тогда стал говорить, что в ближайшую треть века за пьяные дни 1917 года они заплатят десятками миллионов жизней, десятками лет голода и террора, новыми войнами (и гражданскими, и мировыми), полным опустошением половины России, – пьяные люди приняли бы голос трезвого за форменное безумие» [11].

«Ничего иного после февральского беззакония, кроме большевизма, не могло и не должно было быть», – вторил Солоневичу другой эмигрантский писатель Виктор Кобылин [12].

Большевизм – особое явление не только в русской, но и во всемирной истории. Ни один режим ни до, ни после большевизма не возводил в такой степени богоборчество и ненависть к национальному началу в ранг главных приоритетов своей политики. По существу основой большевизма были антимораль и человеконенавистничество. Кредо большевизма заключается в словах Ленина: «Нравственно всё то, что идёт на пользу революции». Эта большевистская «нравственность» позволяла уничтожать людей сотнями тысяч только по причине принадлежности их к тому или иному классу, сословию. Эта же «нравственность» позволяла отдавать исконные русские земли военному противнику только для того, чтобы сохранить захваченную власть. Эта же «нравственность» позволяла разрушать храмы, сжигать иконы, глумиться над честными мощами святых, убивать священников. Эта же «нравственность» позволяла обрекать на людоедство крестьян Поволжья, Казахстана и Украины, обрекать на нищету и бесправие рабочий класс русских городов.

Большевизм ставил своей целью не смену русского цивилизационного кода, а полное уничтожение России как исторического государства, превращение её в плацдарм для мировой революции.

К чести русского народа, против большевиков поднялась значительная его часть. Сотни тысяч русских людей – офицеров, солдат, казаков, рабочих, крестьян, – сложили свою голову в борьбе с большевизмом. Они спасли честь России, опровергли расхожий домысел, что за большевиками пошёл весь русский народ. Почему же большевизму всё же удалось одержать верх в Гражданской войне?

Причины его победы объясняются в первую очередь идеологической несостоятельностью того движения, которое принято называть «белым». Однако сами эти силы «белыми» себя никогда не называли. Ни одно антибольшевистское правительство не провозглашало своей целью восстановление исторической традиционной России, более того, было ей враждебным. Исключением является правительство генерала М. К. Дитерихса, появившееся на Дальнем Востоке в 1922 году, на самом закате Гражданской войны. Более того, во главе антибольшевистских формирований стояли люди, либо напрямую замешанные в заговоре против императора Николая II, либо в той или иной форме приветствовавшие февральский переворот. Идеологической сутью этих режимов по-прежнему оставался «феврализм», с его непредрешенчеством и чуждыми русской цивилизации западными представлениями о развитии государства и нации.

Поэтому правильнее и точнее называть эти правительства не «Белым движением», а «антибольшевистским».

Тем не менее, несомненной заслугой Алексеева, Колчака, Деникина стала сама организация сопротивления большевизму. На эту борьбу поднялось множество русских людей – офицеров, юнкеров, кадетов, гимназистов. Говоря с сегодняшних позиций, это была искупительная жертва за всех тех, кто довёл Россию до последнего рубежа – прихода к власти самых заклятых её врагов.

Но одной этой идеи было явно недостаточно. Хорошо писал об этом генерал Дитерихс: «Единственной существовавшей идеей, владевшей, пожалуй, всеми и объединявшей нас против советской власти, являлась одна маленькая не святая идейка – жалкая идейка мести, ненависти к большевикам. Но такая отрицательная идейка не могла создавать прочного и национального братского или государственного объединения, ибо сама по себе носила в себе, как отрицательная, элементы разрушения» [13].

В армиях Алексеева, Колчака, Деникина, Юденича, конечно, были люди, не принявшие Февральский переворот и видевшие спасение России в возвращении к её истокам. Они являлись подлинными героями Белой борьбы, но их идеи не находили понимания у большинства вождей антибольшевистской коалиции. Не надо забывать, что в рядах этой коалиции было много эсеров, кадетов и других вчерашних врагов императорской России. Они продолжали исповедовать свою либеральную или революционную (нередко террористическую) идеологию. В то же время простой русский народ в начале Гражданской войны смотрел на неё как на борьбу царского войска с безбожным.

Генерал армии Колчака К. В. Сахаров вспоминал о своей встрече с русскими крестьянами в 1919 году в разгар наступления «белых»: «Сильно была распространена в народе версия, что Белая армия идёт со священниками в полном облачении, с хоругвями и поют „Христос Воскресе!“. Народ радостно крестился, вздыхал и просветлённым взором смотрел на восток, откуда шла в его мечтах уже его родная, близкая Русь» [14].

Когда же стало ясно, что вместо родной Руси идёт армия, которая не имеет чёткого представления, за что она воюет, народ, говоря словами того же генерала Сахарова, понял: «На поверку-то вышло не то».

Таким образом, народ не отвернулся от Белой Идеи: он её просто не нашёл ни в армии Колчака, ни в армии Деникина. Их поражение стало не поражением Белого Дела, а окончательным поражением «феврализма».

Это, несомненно, понял генерал барон П. Н. Врангель, которому было суждено возглавить последний этап борьбы с большевизмом на европейском театре военных действий. Понятие Белой борьбы у Врангеля отличается от лозунгов лидеров антибольшевистского движения 1918–1919 гг. Врангель открыто говорит о необходимости возвращения к вековым устоям государства и семьи, т. е. о возвращении к национальному традиционному коду России. Он – первый из антибольшевистских руководителей, кто не побоялся официально назвать свои войска Русской армией.

Замечательны слова Врангеля, сказанные им уже в эмиграции: «Всё прошлое России говорит за то, что она рано или поздно вернётся к монархическому строю, но не дай Бог, если строй этот будет навязан силой штыков или белым террором» [15].

П. Н. Врангеля можно назвать первым антибольшевистским лидером, который начал поворот от «феврализма» к Белой идее.

Даже поражение Русской армии Врангеля и её исход из России коренным образом отличались от разгрома других антибольшевистских сил. Русская армия уходила непобеждённой, организованной силой, под знамёнами Российской императорской армии. Уход русских кораблей, на борту которых были тысячи офицеров, казаков, священников, сестёр милосердия, горожан, крестьян, знаменовал собой уход великой тысячелетней России. Она скрылась, подобно мифическому Китеж-граду.

Но эти всплески сопротивления русской национальной идеи не могли остановить безбожные антироссийские силы, «соблазнившие», говоря словами Ильина, значительную часть нашего народа. Борьба была проиграна значительно раньше.

Все те, кто не хотел или не мог жить под властью богоборческого, антинационального режима, кто не погиб в кровавые годы Гражданской войны, покинули горячо любимую Россию. Речь идёт о миллионах беженцев. Историческая, традиционная Россия, изгнанная со своей исконной территории, стала складываться среди чужих народов, среди чуждых, даже враждебных стран. Это – своего рода подвиг наших соотечественников, российских беженцев. Уникальный подвиг. И тех, кто заблуждался, поддерживая «февралистов», и тех, кто до конца оставался верен императорской России. Они возродили её за рубежом не в экономическом, политическом или военном смысле, а в самом главном – духовном. И она существует до наших дней. Пусть не в том масштабе как ещё 35–40 лет назад (ведь ушли поколения), но существует во внуках и правнуках. Из этой духовной России мы черпаем знания и силы для продолжения работы по возрождению нашей исторической Родины. Сегодня в этом зале есть представители духовной России за рубежом. Низкий вам поклон и благодарность за верность и веру, которую сохранили ваши деды, отцы и вы сами, когда на российской территории утвердился большевистский режим.

Примечательно, что лидеры большевиков не предполагали, что пришли к власти «всерьёз и надолго». Будучи порождением богоборческого Запада, большевизм должен был максимально обескровить и ограбить Россию, а затем исчезнуть в породившем его западном мире.

Однако международные силы, сыгравшие важную роль как в Февральском, так и Октябрьском переворотах и способствовавшие приходу большевиков к власти, весьма опасались, что антибольшевистское движение, начавшееся под знамёнами и лозунгами «феврализма», переродится в подлинное Белое движение, ориентированное на русские вековые ценности. Это, в свою очередь, означало возрождение России. Именно поэтому уже в ходе Гражданской войны и США, и Англия, и Франция оказывали скрытую (а порой – и открытую) помощь большевистскому режиму, а после окончания Гражданской войны фактически признали его. Расчёт строился на том, что большевизм обескровит Россию, сведёт её на нет как экономического, политического, а главное – цивилизационного конкурента. Этот расчёт в немалой степени оправдался. Победа в Великой Отечественной войне лишь на три десятилетия отложила реализацию планов западного мира. Однако с конца 70-х – начала 80-х годов процесс самораспада системы, основанной на репрессиях в отношении своего же народа, получил широкое развитие и завершился распадом Советского Союза – глобальной катастрофой XX века.

Крах СССР и коммунистической системы формально освободили Россию от безбожного режима, открыли свободу вероисповедания и изучения родной истории. Но вскоре выяснилось, что пришедшая к власти новая элита вовсе не собирается возвращаться к русским национальным корням. Её идеал совпал с идеалом февраля. Методы и взгляды этой элиты ничем не отличались от методов и взглядов «февралистов». Подобно им, новые российские власти презирали русский народ и полностью ориентировались на Запад. Результатами такой политики стали грабительская приватизация, обнищание народа, крайнее ухудшение криминальной обстановки, высокая смертность среди населения, утрата независимого курса внешней политики в угоду западным державам и угроза распада и без того уменьшавшейся России.

Тенденции распада уже России были остановлены в начале 2000-х годов. Вместе с тем наше государство остаётся в довольно неопределённом положении: с одной стороны – тяга к копированию западной системы ценностей, с другой – отторжение страной и её народом (пусть нередко и неосознанное) прозападного пути. Такая ситуация может привести страну к новой катастрофе.

Но к такой же катастрофе нас приведёт и другой путь, который сегодня, пользуясь непростой социальной и духовно-нравственной обстановкой в обществе, активно пропагандируют определённые силы внутри и вне России. Это создание некоего неокоммунистического режима, некоего гибрида, в котором большевистские лозунги и сталинистская псевдоимперия соединены с лёгким псевдохристианским флёром. Нет сомнений, что к такому гибриду примкнут все радикальные группировки как левого, так и правого (неонацистского) толка, ибо, как говорили святые отцы, «все крайности – от бесов».

Таким же путём в пропасть является вариант т. н. «русского нацизма» под лозунгом «Россия для русских». Неосталинизм и неонацизм являются смертельными врагами русской православной державности, которая объединяла многочисленные народы с разной верой, культурами и языками. Путь неосталинизма и неонацизма – это путь в никуда, путь к развалу страны, кровавым междоусобицам и утрате Россией своего суверенитета.

Но если пути «феврализма» и неосталинизма одинаково гибельны, то что тогда является выходом для России? Ответ на этот вопрос проистекает из уроков великого Русского Исхода. Единственным выходом для России является Белый Путь, т. е. возвращение к истокам своей исконной государственности, к истокам тысячелетней культуры и прежде всего к Православной вере.

Возвращение к Православию есть вопрос нашего выживания. От того, станет ли Россия православной или нет, зависит само её существование. Об этом с гениальной прозорливостью писал ещё К. Н. Леонтьев: «Церковь вечна, но Россия не вечна, и, лишившись Православия, она погибнет. Не сила России нужна Церкви – сила Церкви необходима России» [16].

Что же необходимо для возвращения на Белый Путь?

1.  Глубокое покаяние. Здесь слово «покаяние» надо понимать с богословской точки зрения. Покаяние (от греч. μετάνοια (метанойя)) – это изменение внутренней и внешней жизни человека, заключающееся в решительном отвержении греха и стремлении проводить жизнь в согласии с волей Бога. Это – «перемена ума», «перемена мыслей». Именно это должно произойти с нами, с нашим народом. Мы все должны осознать, что то, что произошло с Россией в 1917 году, было грехопадением, и никакие отдельные материальные успехи советского периода не могут быть оправданием этого грехопадения. Надо уяснить, что ужасы XX века были вызваны не просто злой волей отдельных личностей, но они являлись Промыслом Божьим, что главная причина их страданий – отступление от Его Воли. Поразительно, но это осознание приходило к некоторым людям уже в страшные годы красного террора. В застенках ЧК, где накануне были замучены и расстреляны сотни человек, включая малолетних детей, после освобождения одного из городов Белой армией была обнаружена надпись на стене: «Господи, прости» [17]. Не призыв к мести, не проклятия палачам, а смиренная мольба к Богу о прощении.

2.  Провозглашение преемственности со всей тысячелетней русской историей, а не с отдельными её периодами. Сегодня преамбула нашей Конституции, скопированная с Конституции США, провозглашает лишь общность территории и уважение к памяти предков. На наш взгляд, в Конституции должно быть закреплено положение, что нынешнее Российское государство является прямым наследником Киевской, Московской Руси, Российской империи и Великой Победы 1945 года, но с неприятием большевизма и его смягчённой формы – советизма.

Эта преемственность не означает обязательного возвращения к монархической форме правления. В нынешних условиях, при современном уровне общественного сознания, подлинная монархия невозможна. Вот что писал об этом русский мыслитель И. А. Ильин: «Мы не смеем забывать исторических уроков: народ, не заслуживший законного Государя, не сумеет иметь его, не сумеет служить ему верою и правдою и предаст его в критическую минуту. Монархия – не самый лёгкий и общедоступный вид государственности, а самый трудный, ибо душевно самый глубокий строй, духовно требующий от народа монархического правосознания. Республика есть правовой механизм, а монархия есть правовой организм» [18].

Не будем пускаться в бессмысленные споры, что лучше – республика или монархия. Сама жизнь, само развитие подскажет форму правления государством. Важнее другое – чтобы в нашей жизни достойное место заняли традиционные для народов России великие постулаты российского просвещённого консерватизма: «Бог, Отечество, семья».



Примечания:

1.  Новые грозные слова отца Иоанна Кронштадтского «О страшном поистине Суде Божием, грядущем и приближающемся» 1906-1907 года. М., 1993.

2.  Там же.

3.  Ильин И. О русском национализме. М.: Рос. фонд культуры, 2007. С. 7-8.

4.  Достоевский Ф. М. Полное собрание сочинений в тридцати томах. Т. XVIII-XXX. Л.: Наука, 1985. С. 210.

5.  Александр III. Воспоминания. Дневники. Письма. — СПб.: Изд-во «Пушкинского фонда», 2001. С. 79.

6.  Леонтьев К. Н. Полное собрание сочинений и писем в 12-ти томах. М., 2004. Т. 6., кн. 2. С. 44.

7.  Феофан Затворник, святитель. Письма к разным лицам о разных предметах веры и жизни. Репринт. изд. М.: Изд-во Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, 1995. С. 25.

8.  Ильин И. Указ. соч. С. 8.

9.  Ильин И. Наши задачи. М., 1992. Т. 1. С. 48.

10.  Письма Блаженнейшего митрополита Антония (Храповицкого). Джорданвилль, 1988.

11.  Солоневич И. Л. Народная монархия. М.: Ин-т рус. цивилизации, 2010.

12.  Кобылин В. Анатомия измены. — СПб.: Царское дело, 1998.

13.  Генерал Дитерихс. М.: Посев, 2004.

14.  Сахаров К. В., генерал-лейтенант. Белая Сибирь. (Внутренняя война 1918-1920). Мюнхен, 1933.

15.  Главнокомандующий Русской Армией генерал барон П. Н. Врангель. К десятилетию его кончины : сб. ст. Берлин, 1938.

16.  Леонтьев К. Н. Полное собрание сочинений и писем. В 12 т. М., 2004.

17.  Решетников Л. П. Русский Лемнос. М., 2009.

18.  Ильин И. А. Манифест Русского Движения // Слово. 1991. № 8. С. 83.


http://news.km.ru/duxovno-nravstvennye_prichiny_na/print#

http://www.riss.ru/doklady/?analyticsId=111



* * *

HTML-версия от 17.04.2012, project03.ru/pr/, projectrussia.orthodoxy.ru